Молния Господня
Шрифт:
Вианданте прыснул, замахал руками, давая понять, что вопрос исчерпан. Он ожидал ответа более завуалированного, не столь чистосердечного и прямого и, хоть и смеялся, был смущён этакой откровенностью. Смог лишь, покраснев, заметить, что суждение донны не носит никаких следов ереси и полностью совпадают с католической доктриной. Та дополнила свой рассказ и ещё одной подробностью:
— К тому же, если помните, Линаро был категорически против их связи. Веронец — человек Гоццано, а тот не выдвигал тех, с кем можно договориться… Ещё на вечере у Вено Амедео весьма грубо посоветовал сестричке оставить прокурора в покое и не приставать к нему, между тем как она, если я верно что-то понимаю, всё ещё рассчитывала тогда на примирение. — Я видел, что он ей что-то сказал, но не слышал — что именно.
— Ещё бы, к тому же вы были так шокированы покроем его штанов… — Донна Миралли снова рассмеялась.
Вианданте кивнул и тоже рассмеялся. Обдумав сказанное, согласился с донной Альбиной. Да. Вспомнил лицо Лауры Джаннини, её взгляды, что она бросала весь вечер на Элиа… Да, она въявь разозлилась тогда на слова братца… и — была единственной из женщин, не пытавшейся в тот вечер привлечь его внимание, будучи поглощенной своей ссорой с Леваро.
— Вернись к ней Веронец — в подвал она бы не полезла. Тут был не столько блуд, сколько злость на его пренебрежение… Она любила, но он наплевал на её любовь. Она считала себя красавицей, а он презрел её, он, плебей, пренебрёг ею, аристократкой! Это тройная обида. Вот что для неё было нестерпимо.
Джеронимо не только прикусил губу, но даже вонзил ногти в ладонь, приказывая себе молчать — ведь то, что вызывало его любопытство, не имело никакого отношения к делу. Тем более, что после первой откровенности донны Мирелли, столь смутившей его, вторая могла быть ещё более смущающей. Воистину, загадка… Он, так легко, незначительным усилием воли, справлявшийся с любыми искушающими помыслами — блудными, раздражающими, гневными, суетными, горделивыми — не мог теперь устоять перед мелким помыслом пустого любопытства! Не смей, молчи, что тебе за дело? Он решил, что ни за что не спросит об этом. Ни за что.
Какое там! Искус оказался слишком велик. Виандпнте отошёл к камину, взял кочергу, и подбросив в огонь полено, отвернувшись, спросил, почему донна утверждает, ч Когда мы говорим о достоинствах мужчины, мы часто смешиваем понятия. Есть мужчины, воплощающие в себе свойства мужа — от отца семейства до Отца Отечества. Другой тип — воин, защитник града, опора слабых. Третий — это именно любовник, мужчина как таковой. И последний, самый высший тип, мужчина Созидающий, Человек-Творец, Образ Божий, — отражение высших божественных потенций… Совокупность этих свойств в одном человеке ныне едва ли возможна — мне, по крайней мере, подобный мужчина за семь десятков лет не встретился. Человек пал и в падении изломан… осколки, обрывки… Мне попадались добрые люди и хорошие мужья — но жены наставляли им рога. Я видела прекрасных любовников, которых при звуках военных труб от страха пробивал понос, я знавала храбрейших вояк, которые были столь грубы, что не годились ни в мужья, ни в любовники. Видела я и Творцов, абсолютно равнодушных к защите отечества, презирающих весь мир, в том числе и женщин, и готовых служить тому, кто больше заплатит…
Но ваш друг наделён потенциалом воина, он ведь смельчак, и во время бунта спас многих, видели бы вы его с мечом — бог Арей! Эти разбойники даже втроём не могли остановить его и бросались врассыпную. К тому же он — прекрасный любовник, но мужем и отцом был никудышным, и несчастная Паола, его жена, пролила ночами немало слёз из-за его любовных похождений. Кстати, вы с ним образуете любопытный тандем — в вас, мой мальчик, высшие проявления первого и последнего типа — вы — Отец Отечества и Человек Духа, Созидатель и Творец, а он дополняет вас…
Вианданте опустил кочергу и усмехнулся. Это была целая философия. Но в его понимании любой мужчина, не связанный монашескими обетами, мог быть любовником. Что же отличает хорошего любовника от плохого? Почему его друг Элиа — именно «прекрасный любовник»? А Траппано — хороший? Те, что сидят в каземате Трибунала — они ведь тоже — любовники?
Донна Альбина поморщилась, по лицу её пробежал отсвет каминного пламени.
— Траппано — мясник. Когда люди занимаются подобным — они перестают быть не только мужчинами, но и людьми. А ваш друг — хороший любовник потому, что умеет упиваться женственностью. Таких мужчин мало. Женщины нравятся ему по сути, он любит даже их причуды и капризы, восхищается тем, что составляет само женское начало. Приглядитесь. Для него нет некрасивых, сама женственность в его глазах прекрасна. Такой мужчина на каждой будет играть, как на скрипке. Он раскроет любую. Она сама поразится тому, что в ней зазвучит — и, естественно, никогда не забудет того, благодаря кому в себе это услышала. Не знаю, правда, понимает ли он это сам? Лаура подлинно любила его, поверьте. А вот вы — монах per se, в чистом виде, вы созданы лишь для Высшей Любви, и, не дай Бог, падёте, любовником будете прескверным, ибо неспособны восхищаться женщинами, они кажутся вам ведьмами, дурочками и шлюхами…
— А я сильно ошибаюсь в этом, донна Мирелли?
Донна Альбина не задумалась даже на мгновение.
— Ничуть не ошибаетесь, мой мальчик, и история несчастного Веронца — тому подтверждение.
Инквизитор обдумывал сказанное и молчал. Донна Альбина между тем поинтересовалась:
— Почему вы не арестовали Линаро?
— Никуда он не денется. Пусть побродит по городу, посмотрит на печати инквизиции на всех дверях, пусть окажется в аду раньше, чем попадет в настоящий Ад. С него глаз не спускают. — Смущение Вианданте прошло. — Этот негодяй заманил её туда не только для забавы веселых волчат. Он — её наследник, а так как практически разорён, задумал таким образом пополнить кошелёк.
— Мне кажется, он решился на убийство именно потому что понял, что её разрыв с прокурором — окончателен…
Инквизитор и с этим не спорил. Да, все-таки «сastеllo di pietra…», только замок каменный ограждал её не от преследований инквизиции, но, пока стоял, спасал от смерти… Ему стало тошно.
— Очень может быть. Господи… Я-то думал, нет ничего мерзостнее аристократки, раздвигающей ноги на потребу десятка распутников, но брат, не брезгующий даже кровосмешением, а потом убивающий сестру ради получения трех тысяч дукатов для новых распутств? Доколе мне погружаться в эти круги Дантовы?
— Кругов было девять, мой мальчик…
— А я в каком?..
Дело «Джокозо люпетто» было рассмотрено в кратчайшие сроки. Свидетельство самого Империали, официальных денунциантов и найденное в подвале клеймо с дьявольской мордой фигурировали в качестве основных пунктов обвинения. Теперь высокомерные и самонадеянные глупцы горько раскаивались в забавлявшей их похоть мерзейшей шутке, когда привязанную к кровати визжащую женщину под общий хохот клеймили раскаленным железом — печатью Сатаны. Тогда её визги в глухом подвале возбуждали их, но сейчас это стало страшным знаком вины. Все обвиняемые называли имя брата синьоры Джаннини Амедео Линаро, как того, кто уговорил синьору Лауру придти в подвал, и свидетельствовали, что он, вступив с ней в сношение, сам и убил её тесаком. Самого Линаро держали под наблюдением трое денунциантов, и арестовали лишь в последний день процесса, когда предъявили такие свидетельства дружков по «Giocoso lupetto», что он сделал попытку повеситься уже в тюрьме Трибунала.
Но Подснежник был начеку.
Молва теперь называла погибших женщин несчастными жертвами высокопоставленных негодяев-магнатов.
Элиа не вёл допросы и не сидел на заседаниях, но вечерами Джеронимо дважды заставал его читающим протоколы писцов, смертельно бледного, с трясущимися руками. «Возгремели надо мною суды Твои, Господи, и ужасом и трепетом поразил Ты все кости мои, и душа моя устрашилась страхом велиим…»
Общество «Веселых волчат» возникло в день Ангела синьора Траппано, почти полтора года назад, и поначалу там собирались только оба братца Тавола, Чемизи да Толиди. Круг блудников увеличивался постепенно. Все синьоры приглашались по одной, но среди них синьора Лаура не значилась. Она, по свидетельству Толиди, появилась там впервые незадолго до смерти Лотиано. После их ссоры… Элиа упорно искал ответ на вопрос Джеронимо, но при этом мучительно боялся узнать правду. Вианданте, заметив это, сказал, что, ответ им уже найден. Исходя в своих предположениях из мужской логики, он, оказывается, ошибся в суждениях, касающихся женщины. Никто не собирался пользоваться его служебным положением, и гипотеза о том, что его одного синьоре было мало — тоже должна быть отвергнута. Он шёпотом, двусмысленно улыбаясь, дословно передал другу слова донны Мирелли о нём и его пассии. Джеронимо полагал, что сказанное должно польстить самолюбию Элиа, но тот чувствовал себя… впрочем, он и сам не мог бы определить, что чувствовал. Выслушал молча, и смутился почти так же, как Джеронимо. Не то ужаснулся, не то изумился: «Так и сказала?!»