Молния Господня

Михайлова Ольга Николаевна

Общение с Джеронимо как-то незаметно научило Элиа искать причины происходящего с ним в себе самом, не кивая на внешние обстоятельства. Что он мог находить в этих уродках? Теперь Элиа понимал это. Он был плебеем — и смотрел на них глазами восхищенного плебея. Как же, аристократки! Повстречай он таких в городской таверне — испугался бы, но тут, в высшем свете, видел в них нечто особенное… Идиот. В пополанках он встречал порой и благородство, и обаяние, и грацию. А что здесь, кроме свинского распутства? Плебей, ничтожество, глупец. Леваро вздохнул и подлил себе вина. Потом, чтобы отвлечься от грустных мыслей, тихо спросил у Вианданте, что за книга, о которой он рассказывал донне Мирелли и мессиру Дамиани?

— Джанфранческо Пико делла Мирандола? — спросил тот, —

он выпускник Феррары. В своем труде «Strix» он особо отмечает, что для ведьм большее удовольствие вызывает соитие с инкубом, чем с человеком. Для объяснения он цитирует высказывание инквизитора Дикасте: «Ведьмы заявляют, что получают такое удовольствие, с которым не сравнится ничто на земле» Он полагает, что это происходит по нескольким причинам. Во-первых, из-за того, что эти злые духи принимают необычно привлекательный внешний вид; во-вторых, из-за необычайных размеров их членов — la grandezza straordinaria de membri, с помощью которых они вызывают наслаждение в интимных местах. Кроме этого, демоны притворяются, что они сильно влюблены в ведьм, что для этих глупых порочных женщин является самым дорогим и важным на свете.

В части же 2, в главе 4 «Malleus Maleficarum» на вопрос, бывает ли половое наслаждение с инкубами больше, чем с мужчинами, отцы Шпренгер и Инститорис говорят: «хотя естественный порядок не говорит за то, чтобы оно было большим, но, по-видимому, этот искусник в признаках пыла и известного темперамента может возбуждать в ведьмах немалое сладострастие». Святые отцы лаконичны и избегают ненужных уточнений, которые позволяет себе младший Мирандола. Неожиданно Вианданте снова заметил того человека, что видел на балу у Вено. Элиа назвал его капелланом, но имени его Джеронимо не запомнил. Тот смотрел на него всё теми же встревоженными и больными глазами, что и в прошлый раз, и, как показалось инквизитору, прилагал некоторые усилия, чтобы оказаться поближе, но подойти не решался.

Между тем, молодой Марио, племянник мессира Дамиани, поприветствовал брата своего отца, и попросил разрешения к ним присоединиться. За ним подошли глава магистрата Вено, судья Чинери и высокий человек с умным лицом, которого инквизитору представили, как местного архивариуса, синьора Джанфранко Квирино. Последний низко поклонился Вианданте, но ничего не сказал, заменив слова осторожной улыбкой. При этом инквизитор отметил странный взгляд, которым обменялись Квирино и донна Альбина. В нём не было враждебности или дружелюбия, но в глазах обоих мелькнуло что-то невыразимое — скорбное и незабвенное. В это же время капеллан тоже незаметно приблизился к их столу, старательно делая вид, что смотрит в другую сторону. Марио же неожиданно наивно спросил мессира Империали, почему вокруг стало так много ведьм?

Вианданте добродушно улыбнулся юноше.

— Души оскудели, мой мальчик. В века былые люди считали, что человек рожден для обретения Царствия Небесного, для самосовершенствования, для преображения земли, а сейчас говорят — для счастья, для наслаждения… Раньше, осознав свою греховность, человек стремился преодолеть её в себе, сейчас же любое ничтожество считает себя совершенством и жаждет лишь животного самоудовлетворения. Из таких душ уходит Господь, их никогда не освящает Святый Дух. Пока душа человека полна Христом, и Иисус занимает все мысли, в голову не придёт никакая дьявольская мерзость. Но едва оскудевает душа Любовью к Господу, пустеет в ней Храм её, и тогда в храмину является Диавол. И нет такого бесовского помысла, который такая душа не приемлет, а безбожная воля не реализует. Отвергшийся Бога знает только один закон — собственной похоти, алчности да гордыни. Ведьмы — пустые души, либо жаждущие ублажения сладострастия, либо ради денег готовые убить любого, либо в безумной гордыне желающие власти над чужой жизнью да страхом людским услаждающиеся. А добавьте сюда, юноша, действие мозга, отравленного цикутой да белладонной, аконитом да чемерицей… — Вианданте поёжился.

— Значит, наши времена, и вправду, последние?

— Не искушайте Господа, Марио. «Нет ничего безрассуднее, как печалиться

о будущем, которое, быть может, не наступит никогда», свидетельствует Фома Кемпийский. О сроках гадать запрещено. Я полагаю, что именно это безбожное гадание и было, во многом, причиной нынешнего беззакония. Неоправдавшееся ожидание пришествия Господа на стыке тысячелетий привело к тому, что стали ожидать его приход, считая от Константина, но и 1325 год не стал последним. Но ведь, согласно сказанному Псалмопевцем, «пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний…» Стало быть, минул лишь один день, а второй не склонился ещё и к полудню. Но слабые души — устали и оскудели. И ныне они сами являются творцами новых беззаконий, вовлекая в порочный круг новые и новые души. Ведь для души, утратившей Господа и презирающей заповеди Его, нет ничего непозволительного. Можно всё.

— Но ведь…Вы говорите, безбожное гадание? Но Мирандола говорит, что… у человека, как к меры всех вещей, есть право мыслить свободно…

— Свободомыслие? Простите, мой мальчик, мне сложно понять, что это значит. Если святая наша Мать-Церковь вслед за Господом говорит — «Не убий», «Не прелюбодействуй», «Не укради» и «Не желай имущества ближнего», то — что на этот счёт может сказать свободная мысль? Если то же самое — то в чём же её свобода? А если прямо противоположное — то спаси вас Господь от встречи с таким свободомыслящим в тёмном ночном проулке… Ведь отцы Церкви недаром говорят, что удержаться от дурных дел можно, лишь удерживаясь от дурных помыслов. Мысли движут и направляют деяния… Вот почему я боюсь «свободомыслящих».

Юноша задумался, а Вианданте мягко добавил, что, хоть дар мышления в человеке — от Господа, он вообще советовал бы весьма многим, во избежание бед, никогда им особенно не злоупотреблять.

Последние слова Джеронимо вызвали тонкую улыбку на лице синьора Дамиани. Он был ещё слаб, но дух господствовал над немощной плотью. «Я наслышан о вас, юноша», обратился он к Вианданте. Джеронимо улыбнулся в ответ. С высоты не менее восьми десятков лет своего собеседника он, действительно, был юношей. «Вы пока нравитесь мне, продолжил Дамиани. Я сужу по деяниям. Они свидетельствуют о высоте духа. Хотелось бы думать, что вы — неизменны». Прямая и безыскусная речь старика была приятна Вианданте. Он снова улыбнулся. «И в небесах, и в дьявольской пучине, бесплотный дух или во плоть одет, и на вершинах горных, и в трясине, и всё равно, во славе или нет, — останусь прежний, тот же, что и ныне…», процитировал он Петрарку. Старик окинул Джеронимо изучающим взглядом. «Вы весьма красивы. Никогда не видел ничего подобного. Это искус». «Не для меня, покачал головой Вианданте. Из всех даров Божьих этот почитаю самым незначительным».

— Но красота — дар Божий, вы сказали, господин Империали, — льстиво склонился перед ним Вено, за последнее время сильно постаревший и ещё более обрюзгший. Причины гибели его сына оставались нераскрытыми.

— А чего эта красота стоит, — подхватил Чинери. — Вам, монаху, не понять, а у меня — четыре дочери! Платье только для одной обходится в восемьсот сольди, и ведь подавай им всё лучшее — и бархат, и шелка, и кружева из Брабанта! Все разряжены как королевы. Добро бы только невесты на выданье, так нет же! Замужние одеваются ещё роскошнее, а думать о том, что разоряют транжирством отцов да мужей — куда!

Между тем князь-епископ посетовал, что к нему от женщин поступает много жалоб. Мужчины на улицах позволяют себе приставать к порядочным женщинам, а, когда те начинают жаловаться, заявляют, что приняли их за проституток. И управы не найдешь…

— Они ещё и жалуются? — изумился Элиа, мнение которого о женщинах, видимо, ухудшалось с каждым часом.

— Вздор это всё, — вяло пробормотал инквизитор. — Выпустите завтра указ, — обратился он к Вено, — предписывающий всем проституткам города носить только флорентинский бархат, фландрское сукно, китайский шелк и брабантские кружева, для того, подчеркните это особо, чтобы мужчины города по этому наряду могли безошибочно отличать проститутку от порядочной матроны. Указ зачитать на всех углах — и в Церквях.