Молодинская битва. Риск
Шрифт:
— Государь велит поспешить к нему.
— Что за дело на ночь глядя? Иль стряслось что?
— Худо. Зело занедужил свет-Иван Васильевич. Поспеши, князь.
— Так вдруг?
— Нет. С утра в горячке. Таился только. Теперь же в беспамятстве больше. Вот и скликать велел бояр думских. Дьяк царев Михайлов духовную пишет. Поспеши.
Хоть и прилично от Кремля дворец Воротынского, но у ложа больного оказался князь Михаил не последним.
Брат его, князь Владимир, был уже там. Прибыли и князья Иван Мстиславский, Дмитрий Палецкий, Иван Шереметев, Михайло Морозов, Захарьины-Юрьевы. А братья царевы, князья Шуйские, Глинские и иные первостатейные, похоже, не очень-то торопились. Не было, к удивлению Михаила Воротынского, среди спешно отозвавшихся на зов царя ни иерея Сильвестра, [174] ставшего волей Ивана Васильевича его духовником, ни Адашева, обласканного и возвышенного государем, будто тот сын его любезный. Им бы в первую очередь здесь быть.
174
Сильвестр — политический и церковный деятель, писатель. Происходит из небогатой семьи новгородского священника. С 1540 г. служил в Благовещенском соборе Кремля. В 1560 г. оказался в опале. Умер ок. 1566 г. в Кирило-Белозерском монастыре.
У изголовья находившегося без сознания Ивана Васильевича стоял царев дьяк Михайлов со свитком в руке.
«Вот и духовная готова, — с тоской подумал Воротынский. — Неужто так безмерны наши грехи, что отнимает у нас Господь такого царя?!»
Долго длилось гнетущее молчание, никто больше не появлялся, и это начало беспокоить собравшихся. Они поначалу лишь переглядывались недоуменно, но вот не выдержал боярин Морозов:
— Где братья царевы Юрий и Владимир? Шуйские где? Вельские?
И этот тихий голос, спугнувший тишину, словно разбудил больного, царь тихо застонал, глаза его приоткрылись, поначалу совершенно бессмысленный взгляд по^ степенно обретал привычную для всех цепкость. С трудом, одолевая беспощадную слабость, Иван Васильевич заговорил, то и дело прерываясь от утомления:
— С дьяком Михайловым… духовную составили. Сыну моему… Дмитрию… престол оставляю. Присягой за твердите духовную. В Золотой палате… Или… в трапезной. Мстиславскому поручаю… Воротынскому… Михайлову. Ступайте.
Выходили понурые, словно псы бездомные. У многих слезы на глазах. Дьяк Михайлов предложил, когда за Дверь нерешительно скучились:
— В трапезной станем принимать?
— Ладно будет, — согласился Иван Мстиславский. — Не радость же какая, чтоб в Золотой.
К Михайлову протиснулся тайный царев дьяк и зашептал что-то на ухо. Все насторожились, но понять никто ничего не смог. Михайлов сам все рассказал сгоравшим от любопытства:
— Князь Владимир Андреевич с матерью своей княгиней Евфросиньей в доме своем детей боярских деньгами жалуют да посулы сулят. Владимир уже определил себя на великое княжение и в цари всей России. Духовную государеву не признает. Ему князь Иван Шуйский доброхотствует, пособников собирает. Князья Петр Щенятев, Иван Пронский, Симеон Ростовский, Дмитрий Немый- Оболенский славят Владимира Андреевича по всему граду стольному. Более того, Адашев с Сильвестром на двух лавках умоститься намереваются. Вот такие дела, бояре думные.
— Звать их сюда нужно. Добром не явятся, стрельцов слать, государя на то дозволения испросив!
— Посланы гонцы во второй раз, — успокоил Михаилов. — Со строгим словом государя нашего. А не прибудут, станет, тогда уж иное дело. Тогда — бунт, стало быть. Для бунтарей место ведомо какое: Казенный двор!
До крайности не дошло. Как бы ни хорохорились сторонники князя Владимира Андреевича, но строгого повеления царя не ослушались. Прибыли в трапезную. Но не смиренными пожаловали, а упрямыми супротивниками, имея надежду склонить на свою сторону и тех, кто стоит за Дмитрия. Кроме, конечно, Захарьиных, сродственников великой княгини.
Только вышло так, что в нападение кинулся первым Михаил Воротынский. И не на бояр, прильнувших к Владимиру Андреевичу, а самого претендента на престол взял в оборот:
— Креста на тебе нет, что ли, Владимир Андреевич? Брат твой на смертном одре, а ты, похоже, даже рад этому. Иль божьей кары не страшишься?
— По какому праву, — возмутился князь Владимир Андреевич, — наставляешь меня, брата царева?!
— По праву рода своего! По праву ближнего боярина царева, по праву слуги государей наших Ивана Васильевича и сына его, Дмитрия!
— Мне трон наследовать, а не Дмитрию! И не слуга я дитяти — несмышленыша!
— Уйми гордыню, князь! Ты такой же слуга, как и я. Мы с тобой оба князья служилые. Дворяне мы с тобой. Вот кто мы.
Даже ярые сторонники царя Ивана Васильевича и Дмитрия оробели от столь резких слов, кои швырял в лицо претенденту на престол Михаил Воротынский, ибо понимали: случись победа Владимира Андреевича, не сносить дерзкому князю головы.
А Воротынский наседал:
— Целуй, князь Владимир Андреевич, святой крест животворящий и своим доброхотам повели присягой крепить духовную!
Адашев слово вставил:
— Царю российскому, да и сыну его, почему не присягнуть? Только ведь не им крест целовать, а Захарьиным. Вот в чем закавыка.
Князь Иван Пронский тоже масла в огонь подлил:
— Да и к присяге кто приводит! Крамольники! Сколько лет в подземелье цепями гремели за измену?!
Вспыхнули гневом лица братьев Воротынских, Владимир шагнул было к Пронскому, чтобы за грудки схватить, но Михаил, положив ему руку на плечо, посоветовал мягко: «Не горячись. Тебе к присяге приводить, а не в потасовку ввязываться», — затем, тоже сдерживая гнев и стараясь говорить спокойно, ответил князю Пронскому:
— Верно, князь Иван. Верно. Крамольники мы с Владимиром. Только, прежде чем упрекать, раскинь, князь, умишком: мы, изменники, зовем тебя, праведника, дать клятву верности государю нашему и сыну его. Мы, крамольники, уже присягнули, а ты, кристальная твоя душа, не желаешь. Как это назвать, а, князь Иван Пронский-Турунтай?
Одобрительный гул в трапезной. Даже смех вспыхнул было, несмотря на трагичность обстановки. Достойно оценили князья и бояре ловкий ответ Михаила Воротынского.
Очень важно, что предотвращена выдержкой Михаила Воротынского потасовка, но не менее важно и то, что осмелели и другие сторонники Ивана Васильевича. Даже державшие себя с какой-то непонятной робостью Захарьины-Юрьевы, будто виновные в чем-то, взбодрились и уже не глотали молча обвинения в желании захватить безраздельно господство в Думе. Тем более что дьяк Михайлов их подстегнул:
— Иль прикидываете, что, захватив трон, князь Владимир Андреевич пощадит вас и наследника престола? Как бы не так. Вы станете первыми его жертвами. Жизнь ваша на кону, а вы — робкие овечки.
Не вдруг, но начали целовать крест, поодиночке правда, сторонники Владимировы. И тут подступил к Михаилу Воротынскому князь Иван Шуйский. Указал жестом в дальний угол и предложил:
— Поговорить ладком нужда есть.
— Что ж, если есть нужда, поговорим, — ответил Михаил Воротынский. — Отчего же не поговорить.