Молодо-зелено
Шрифт:
— Место работы?
— Рукоположен иереем Джегорского прихода.
Лейтенант Айбабин пролистал странички паспорта. Вероятно, он искал отметку о приеме на работу. Или же интересовался пропиской.
— Проживаете в гостинице?
— Так точно, — ответил поп. — Временно. Отвечая на вопросы, поп отделялся от скамьи, приподнимал зад, выгибал колесом грудь и выкатывал круглые глаза: «Так точно». Он, должно быть, здорово испугался, что его привели сюда. А дежурный по райотделу милиции лейтенант Айбабин сразу же обратил внимание на воинскую выправку задержанного, на его «так
— Вы что, служили в армии?
— Так точно, — ответил поп. — В звании лейтенанта. Воевал на фронтах, удостоен высоких наград.
«Вот заливает, паразит! — задохнулся от возмущения Коля Бабушкин. — Вот уж заливает… На фронтах он, видите ли, воевал. Наград удостоен… Видели мы твои награды: крест на пузе…»
Дежурный по райотделу милиции заерзал на стуле, почесал ухо, укоризненно покачал головой:
— Как же это вы… дошли до жизни такой?
— Я был тяжело ранен при взятии Бердиче-ва, — не смутившись, ответил поп. — Ив госпитале, перед операцией, дал обет: если выживу, посвятить себя служению господу… Что и выполняю по мере сил.
«Заливает», — не поверил Коля Бабушкин.
— Помимо того, — продолжал поп, — покойный родитель мой имел священный сан.
«Ну вот, с родителя бы и начал», — усмехнулся в душе Николай.
Лейтенант Айбабин оторвал от пресс-папье клок промокашки, тщательно вытер перо.
— Что ж это вы, гражданин иерей, нарушаете? — строго спросил он.
— Я? — Поп отделился от скамьи, выкатил круглые глаза. — Это оговор. Никаких нарушений я себе не позволил и не мог позволить, учитывая…
— Нарушал гражданин или. не нарушал? — перебил попа дежурный, обращаясь к Коле Бабушкину и Черномору Агееву.
— Нарушал, — ответил Коля Бабушкин.
— Конечно, нарушал, — подтвердил Черномор Агеев.
— Это клевета! — Поп взвился с места. — Какое, конкретно, я допустил нарушение?
— Сядьте, — строго приказал лейтенант Айбабин. И задал вопрос Николаю: — Какое конкретное нарушение?
— Он церковь строит в Джегоре… — волнуясь, начал рассказывать Коля Бабушкин. — На Меридианной улице… Он в этом сам признался: строим, говорит, божий храм… Вот Черномор Агеев может подтвердить его слова.
— Могу, — подтвердил Черномор.
— Я имею разрешение на строительство молитвенного дома в Джегоре, — стал оправдываться поп. — Есть официальное разрешение. Позвоните в райисполком…
— Не указывайте, гражданин. Надо будет — позвоним, — прервал попа лейтенант Айбабин. И снова обратился к Николаю: — Излагайте дальше.
— Он в нашем городе, в Джегоре, церковь строит… Тут сроду церквей не было. И не надо. А он — строит. Чтобы обманывать трудящихся…
— Он людей вербует, — подсказал Черномор Агеев. — Он нас прямо на улице хотел завербовать. По червонцу, говорит, буду платить, если согласитесь церковь строить…
— А одного парня он уже…
— …Лешка Ведмедь, из нашей бригады…
— …топором тюкает…
— …купил за деньги…
— …он его водкой спаивает…
— …опиум для народа…
— …прямая эксплуатация и частная лавочка…
— …пускай в Ватикан едет…
— …паразит.
— Прошу не выражаться, —
— Я буду жаловаться, — сказал поп. — Меня задержали незаконно.
Лейтенант Айбабин склонился над протоколом. Он снова обвел чернилами — пожирнее, — какое нынче число, какой месяц, какой год и который был час, когда он начал составлять этот протокол. Обвел пожирнее буквы в фамилии задержанного: «Шо…»
Почесал ухо. Вздохнул.
— Еще какие конкретные нарушения? — спросил он дружинников.
— А стройматериалы, не иначе, ворованные, — добавил Черномор Агеев. — Из которых он церковь строит… Лес, гвозди всякие. Это уж ясно, что ворованные.
— Так, — немного оживился лейтенант Айбабин. — Какими фактами подтверждаете?
— Раскопаем факты… Мы завтра же все эти факты раскопаем, — пригрозил попу Черномор Агеев.
— Я буду жаловаться, — заявил поп. Лейтенант Айбабин опять вздохнул, склонился над протоколом, задумался. До того он крепко задумался, что на лбу у него, и на висках, и на носу выступили капельки пота. И волосы взмокли под. шапкой… Он снял шапку, утер платком лоб…
А потом надел шапку, встал, отдал честь. Положил на решетчатый барьер паспорт. И сказал:
— Прошу извинить.
Это он попу отдал честь. Это ему отдал паспорт. Это ему сказал: «Прошу извинить».
«Эх ты, тюря с квасом…» — подумал о лейтенанте Коля Бабушкин.
Губы Черномора Агеева искривила горькая усмешка.
Но вслух они ничего не сказали, поскольку дружинникам положено тесно взаимодействовать с милицией, а не пререкаться. Тем более — в присутствии посторонних лиц.
А поп поднялся со скамьи, задрал подол своего лилового платья и стал запихивать паспорт куда-то в задний карман. Отведя рукой бороду, застегнул на все крючки и пуговицы черное с каракулями пальто. Взял портфель — в портфеле звякнуло…
— Всего доброго, — милостиво кивнул он лейтенанту Айбабину.
И, выпятив живот, двинулся к двери. Но у двери, где стояли Коля Бабушкин и Черномор Агеев, поп задержался. Он посмотрел в лицо Николаю, посмотрел в лицо Черномору, и взгляд его красивых светло-карих глаз излучился неожиданной добротой…
— До свидания, юноши. — Голос его был мягок, как бархат. — Вы, должно быть, комсомольцы?
«А ты как думал?» — ничего не ответил Коля Бабушкин.
«А твое какое дело?» — ничего ему не ответил Черномор Агеев.
— Неверие ваше прискорбно, хотя и вполне объяснимо неведением, — продолжал поп. — А истовость духа даже похвальна… Однако, заблуждаясь в большом, заблуждаетесь и в малом. Вы воюете против православной церкви, деятельность которой разрешена государством. А в это время…
Светло-карие глаза попа вдруг посуровели, приобретя оттенок ружейной гильзы. И голос его сделался жестким, как наждак.
— А в это время богомерзкие сектанты ткут свою паучью сеть… Да-да! На Загородной улице ткет свою паучью сеть Захар Юзюк, заманивая в секту несознательных верующих. А вы знаете, кто такой Захар Юзюк? Амнистированный вор и сподручный немецких оккупантов. Притом — самозванец, не имеющий никакого духовного образования…