Молодо-зелено
Шрифт:
Роскошная борода тряслась от негодования.
— И эта секта именует себя «И-Пэ-Ха», что значит «истинно-православные христиане». Каково?.. Наряжаются в расписные фартуки и пляшут под граммофон. Блудодействуют… Крестятся двумя руками сразу!
Поп сплюнул.
— Прошу вас заметить, гражданин лейтенант, — обернулся он к лейтенанту Айбабину, — что данная секта действует неофициально, без регистрации…
Иерей Жохов умолк, перевел дух. И, уже спокойней, продолжил:
— Так вот, молодые люди… Было бы куда полезней объединить усилия в борьбе против сектантства. Действовать сообща.
— Как… сообща? — не понял Черномор
— Вместе с комсомолом.
Когда поп удалился, с достоинством неся перед собой бороду и брюхо, лейтенант Айбабин облегченно вздохнул, взял со стола протокол, разорвал его на мелкие кусочки и кинул в корзину.
А Коля Бабушкин направился в угол, где стоял цинковый бак с водой. Ему вдруг захотелось пить. Он взял кружку, присобаченную к баку железной цепью, стал цедить из бака воду. Руки у него при этом тряслись.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Председатель завкома Федулин бренчал о чернильницу крышкой.
— Минуточку! Прошу внимания…
Но это было нелегко — привлечь внимание. Поскольку расширенное заседание завкома длилось уже пятый час. Повестка дня сморила людей. И если поначалу выступали все подряд, вникали в суть и подробности, то теперь лишь поторапливали друг друга: «Короче! Вопрос ясен… Будем голосовать».
А накурено в комнате — хоть топор вешай.
Уже обсудили состояние техники безопасности. Отчет цехового профкома. Посещаемость университета культуры. Распределение квартир…
— Минуточку, товарищи! — Федулин бренчал крышкой. — Последний вопрос…
Но ему было нелегко привлечь внимание. Всем уже надоело заседать. По углам занялись посторонними разговорами. То тут, то там возникали несерьезные смешки.
— Ш-ш!.. — громогласно зашептал кто-то. — Павла Казимировича разбудите…
Все разом засмеялись и посмотрели на Павла Казимировича.
Павел Казимирович Крыжевский действительно дремал. Он сидел на стуле и дремал, зажав между острых стариковских колен палку с рукоятью. Голова его склонилась набок, седая прядь волос соскользнула на лоб. Резко обозначились морщины щек. Губы — по-детски мокрые — отвисли…
Сейчас было особенно заметно: стар, очень стар.
В иное время его старость была не так заметна. Она была почти незаметна из-за его худощавой живости, из-за его молодой улыбки.
Хотя Крыжевский уже два года не работал на заводе — с тех пор, как стал получать персональную пенсию, — дома ему, однако, не сиделось. И его, как видно, не вполне удовлетворяли общественные поручения: придумывать названия для новых улиц, составлять летопись Джегора, возиться с пионерами. Он чуть ли не каждый день появлялся на заводе. Он приходил на все собрания и митинги, на все совещания и заседания. Даже когда его не приглашали, оберегая его покой, не желая лишний раз тревожить старика, он неведомо как узнавал, что в таком-то часу на заводе состоится совещание — и аккуратно являлся в назначенное время.
Мелким, частым шагом войдет в комнату, со всеми поздоровается за руку, сядет в укромном уголке, пристроит палку меж острых сухих колен и слушает, что говорят. Иногда зашевелится, поддакнет, вставит слово. А иногда нечаянно задремлет. Вот как сегодня…
Стар он, очень стар.
— Товарищи, прошу внимания… — Председатель завкома Федулин чуть понизил голос, перестал бренчать крышкой. — Последний пункт. Это недолго…
Гомон в комнате утих.
— Мы должны
Предзавкома выдержал паузу, чтобы до всех дошла эта цифра. Чтобы все почувствовали вкус этой цифры: двести сорок процентов.
И, кажется, все участники заседания вкус этой цифры почувствовали. По комнате пронесся одобрительный гул. Все со значением посмотрели друг на друга. А потом все стали смотреть на Колю Бабушкина, который сидел с краю стола.
Его, вместе с остальными бригадирами, пригласили на это расширенное заседание, и он тут уже заседал пятый час подряд.
Николай, конечно, заметил, что все на него смотрят. Вон, издали, смотрит на него Черемных, подмигивает: дескать, не робей, парень, — от славы не убежишь… С нежной улыбкой смотрит на него председатель завкома товарищ Федулин: он доволен впечатлением, произведенным цифрой… Смотрят и бригадиры, хотя им, надо полагать, завидно малость… Одним словом, смотрят все.
Кроме Павла Казимировича Крыжевского, который дремлет, сидя на, стуле, зажав между острых сухих колен палку с рукоятью.
— Таким образом, по итогам квартала, — стал закругляться Федулин, — переходящее Красное знамя мы должны присудить бригаде Бабушкина. Есть другие мнения? Возражения есть?..
— Какие могут быть мнения?
— Двести сорок процентов…
— Возражений нету.
— Голосуем!
Некоторые члены завкома, не дожидаясь, пока Федулин спросит «Кто за?», уже потянули вверх руки. Им хотелось поскорей разделаться с последним пунктом повестки дня, так как заседание длилось без малого пять часов и этот последний пункт ни у кого не вызывал сомнений: двести сорок процентов…
— У меня есть возражение, — поднявшись с места, сказал Коля Бабушкин. — Наша бригада не может принять знамя.
По комнате снова пронесся гул. Но на этот раз — гул неодобрительный. Все опять посмотрели на Колю Бабушкина. Но теперь смотрели совсем иначе: с явным изумлением, с открытой насмешкой, скривив губы, вздернув брови, сняв очки, надев очки…
Коля Бабушкин сглотнул подкативший к горлу комок и тихо повторил:
— Мы не можем, принять знамя.
«Что-то ты зарываешься, парень!.. Странные вещи говоришь. Какая-то у тебя путаница в голове— не впервой замечаю…» — Черемных нахмурился.
«Плохо же вас, товарищ Бабушкин, политически воспитывали, если вы не желаете принимать переходящее Красное знамя…» — Председатель завкома профсоюза Федулин брякнул о чернильницу крышкой.
А Павел Казимирович Крыжевский вдруг зашевелился, открыл помутневшие от дремы глаза и чуть повернул голову — ухом вперед: он в последнее время туговат стал на ухо.
— В нашей бригаде случилось чрезвычайное происшествие, — сказал Николай. — Мы недавно узнали, что монтажник Ведмедь, который работает, который работал в нашей бригаде, подрядился строить церковь на Меридианной улице… Мы замечали, что он отлынивает от сверхурочной работы в цехе и подводит товарищей, но про это не догадывались. А потом — сами увидели. Случайно увидели…