Молодожены
Шрифт:
– Он там вечно торчит.
– А кто он?
– Понятия не имею, какой-то playboy! Мы едва с ним знакомы. У него башлей навалом.
– Вероника его знает?
– По-моему, нет.
– А ну-ка вспомни получше, – мягко говорит Жиль, стараясь не сбиться с легкого тона. – Ариана сказала: что-то нет твоего Алекса.
– А верно, верно. Значит, они познакомились. Ты что, ревнуешь?
Шарль вдруг начинает проявлять бурный интерес.
– Ты с ума сошел! Я просто так спросил. Впрочем, Вероника, кажется, говорила мне об этом типе. Я забыл.
– Ладно, знаем! – посмеивается Шарль и стискивает локоть Жиля. – Признайся, ревнуешь? Это прекрасно, если молодой муж ревнует.
– С Вероникой мне нечего опасаться.
Они выходят на более многолюдную улицу. Некогда этот район был похож на провинцию.
34
Долой бомбу!» (англ.)
35
«Я люблю вас, любите меня» (англ.)
36
«Боб Дилан – король» (англ.)
– Я им завидую, – говорит Жиль. – Они живут где и как им заблагорассудится. Они переезжают границы без гроша в кармане. Они не несут ни за что ответственности, а поскольку они выступают против всего гнусного, что есть в мире, совесть у них чиста.
– Будь тебе двадцать лет, ты бы хотел жить как они?
– Да. Не задумываясь. А ты нет?
Шарль колеблется. Какая внутренняя борьба происходит в нем? Кладет ли он на одну чашу воображаемых весов Ариану и семейное счастье, на другую – свободу располагать собой по своему усмотрению, всевозможные похождения? В конце концов он кивает.
– Да, я тоже жил бы, как они, – говорит он. – Ты представляешь себе, какая сексуальная свобода в их среде… Скорее всего, полный коммунизм. Все девчонки принадлежат всем парням, и наоборот. В молодые годы мне бы это понравилось. И даже теперь. Но поздно.
Быстрым взглядом оценивает он свое отражение в зеркале, целиком занимающем одну из стен кафе. Кто-то бросает монетку
К Шарлю подходит девушка.
– У вас не найдется франка?
– Для музыкального автомата?
– Нет. Просто мне нужно собрать десять франков, чтобы поужинать в стояке на улице Канетт.
У нее скорее красивое лицо. На ней джинсы и мужская рубашка. Ее интонации, ее манера держаться находятся в полном противоречии с тем образом, под который она себя подгоняет. Чувствуется, что ей неловко просить милостыню. Она явно заставляет себя это делать. Шарль шарит в кармане.
– Я сказала франк, но если вы найдете пять, я не откажусь.
Слова ее звучат несколько вызывающе. Шарль протягивает ей франк. Она не говорит спасибо. Она поворачивается к нему спиной.
– А у меня ты ничего не попросишь? – спрашивает Жиль.
Она смотрит на него, улыбается.
– Если хочешь, можешь мне тоже что-нибудь дать, – говорит она.
– Почему вы подошли ко мне, а не к нему? – торопливо спрашивает Шарль.
– Он – совсем другое дело, – говорит она.
– Вы говорите ему «ты». Это потому, что он моложе меня?
Она изучает их по очереди, сравнивает.
– Да. Разница лет в восемь, в десять.
– Красиво, ничего не скажешь! Берут у тебя деньги и вместо того, чтобы сказать спасибо, тебя же еще обзывают старой калошей.
– Когда идешь по кругу, никогда не говоришь спасибо, такое правило.
– По кругу?
– Ну да, когда идешь стрелять деньги.
«Ночью… я схожу с ума», – стонет на экране коротышка-южанин. Это производит трогательное впечатление, потому что он совсем непохож на невропата: он крепко скроен, так и видишь его над огромным блюдом спагетти. Но мода, пришедшая из Америки, навязывает популярной песенке этот меланхолический стиль, этот щекочущий нервы романтизм; смуглый певец кажется искренним, к тому же у него сильный, богатый модуляциями голос, характерный для обитателей солнечных стран. Несколько парней столпились у экрана. То и дело кто-то входит и выходит. На тротуаре перед дверью группами стоят ребята и о чем-то шепчутся.
Девушка кладет в карман монету, протянутую ей Жилем.
– Спасибо, – говорит она. – Ты здесь часто бываешь? Я что-то тебя не видела…
– В первый раз.
– Может, еще увидимся? Если тебе захочется меня найти, я по вечерам всегда либо здесь, либо в «Сене», на улице Сены. Меня зовут Лиз.
Она уходит. Жиль провожает ее взглядом. Она такая тоненькая, что мальчишеская одежда ей идет.
– Силен! – говорит Шарль не без горечи. – Глазам своим не верю.
– Чего это ты не веришь своим глазам?
– Я и не подозревал, что у тебя такой успех с первого взгляда. – Он допивает пиво. – Я считал, что ты вроде меня. Одного поля ягода.
– Я что-то не понимаю, о чем ты…
– Ну, мне казалось, мы с тобой одного возраста. В известном смысле уже пенсионеры.
Он окидывает желчным взглядом своего товарища.
– Да, ты и в самом деле еще молод. А я, конечно, уже не тот. Я утратил…
Он не оканчивает фразы. Он снова изучает свое отражение, потом сравнивает его с отражением Жиля. Есть зеркала, которые ничего не прощают. Он вот стоит перед таким зеркалом. Шарль вздыхает.
– Ничего не попишешь, я на несколько лет старше тебя, и это заметно. Мне кажется, я чертовски постарел за последнее время… Господи, во что мы превращаемся! Хочешь верь, хочешь нет, но в 20 лет я был очень красивый. Да, да, кроме шуток, я был одним из самых красивых мальчиков Левого берега. Я мог бы стать профессиональным сутенером.
Жиль не в силах удержаться от смеха.
– Однако это правда, – продолжает Шарль очень серьезно. Он снова смотрит на себя в зеркале. – Что за морда! – говорит он язвительно. – Отъелся как боров. Брюшко. Мешки под глазами… Ух, не хотелось бы мне проснуться рядом с собой в одной постели… Ты смеешься? Здесь не над чем смеяться.