Молодые Боги. Забытый Путь
Шрифт:
Хельхейм – я уже в царстве мертвых, на земле мглы и тумана.
Через долгий, растянутый во времени миг – час, а может и день – мрак вокруг рассеялся, уступив место темно-серому мареву, сквозь которое проглядывали смутные фиолетовые пятна. А отголоски стихий и магической энергии пропали. Совсем. Вокруг была лишь тяжелая, мрачная агрессивная сила – природу которой я понять не мог. Ни разу до этого не чувствовал подобных отголосков магии ни в Атлантиде, ни в других новых мирах.
Пространство перед глазами по-прежнему полнилось темной хмарью, но вдруг замерло, а после словно раскрутилось
Наверное, подобное испытывают глубоководные рыбы, взрывающиеся от внутреннего давления – после того как их поднимают на поверхность. Вот только пережив изменение состояние – когда превратился из небольшой статуэтки, сжатой артефактной компрессией – я не взорвался, как рыба. Хотя очень желал – выгибаясь раз за разом, – словно натянутый до предела лук с отпущенной тетивой, пытался сбежать, избавиться от тянущей боли. Очень хорошо теперь представляя, что чувствовала Ребекка – когда я видел ее мучения в цитадели. Вот только ее тогда – как меня сейчас – не хватали чужие грубые руки, пытаясь растянуть крестом.
Попробовал было рвануться – но одеревеневшее тело не слушалось так, как я хотел; скованные мышцы взорвались болью. Внутри я не ощущал ни крупицы энергии – тогда, на площади, отдал все что было Ребекке. Но, несмотря на это, продолжал бороться – постепенно фокусируя мутный взгляд, понимая, что нахожусь в развеянном фиолетовым светом магических факелов мраке подземного зала.
Замерев на краткий миг, попробовал потянуть в себя энергию и ощутил нечто похожее на то, что испытывал в Технополисе – легкий холодок дуновения пустоты в ладонях. Энергия рядом была – но мне недоступная, даже вовсе враждебная.
Воспользовавшись мгновенной заминкой, темные фигуры рядом смогли растянуть мне руки и ноги. Плечи взорвались болью – рывок неизвестных пленителей был настолько силен, что мне едва руки из суставов не выдернули.
Закричав от новой порции мучений, я попробовал извернуться – но на запястьях и щиколотках защелкнулись широкие оковы, а цепи натянулись так, что мне было не шевельнуться. Зажмурившись, я сжал зубы, пытаясь прийти в себя, понять где нахожусь, и отстраниться от терзающей все тело боли.
Просторный зал подземелья все больше проявлялся из мрака, освещаясь магическими факелами – дававшими фиолетовый отблеск. Осматриваясь, я с трудом различил высокий потолок, усеянный шипами сталактитов, причудливо переливающихся лиловой тенью от огня факелов.
Спину холодил ровный, полированный камень алтаря, на широкой плите которого я лежал, чувствуя кожей глубокую канавку кровостока как раз под тем местом, где было сердце. Очень надеюсь, меня сейчас убьют – пусть даже жертвенным ножом, – и я вновь окажусь на вилле Лаэртского. Думал об этом, стараясь отгонять другие, более печальные и пугающие варианты.
Незнакомцы – только что цепко державшие мне руки, заковывая в кандалы, отошли, скрываясь во мраке – я видел теперь только смутные силуэты. Напряженные вниманием, но понемногу удаляющиеся.
Вдруг появился яркий свет – одна за другой через подернутой пеленой мрака арки в зал вплывало фиолетовое пламя, заключенное в большие круглые жаровни. И даже не сразу понял, что каждую несут по несколько согбенных фигур. Это были карлики в темных лохмотьях, не очень похожие на людей даже манерой движения, повадками. И совершенно пустые по ауре эмоций – безропотные, местные рабы.
По мере того, как жаровни разносились по залу, пространство вокруг все ярче освещал призрачный свет. Группа – с закрытыми капюшонами лицами, растянувшая меня на алтаре – исчезла в арке прохода. Вместо них появились практически обнаженные девушки – на каждой из них был только распахнутый, ничего не скрывающий плащ. Невольно приподняв голову, я наблюдал за тем, как десяток стройных эльфиек легко разбегается по залу. В том, что это эльфийки, сомнений не было – смуглая, а у некоторых синевато-лиловая кожа, белоснежные волосы, заметные острые кончики ушей, яркие –синие, фиолетовые, лиловые – глаза.
Большинство девушек было покрыто вязью татуировок, оттеняющих кожу: на смуглой узоры были коричневыми, на фиолетовой – темно-пурпурными. Эльфийки расходились по залу, бросая что-то в жаровни; пламя сразу вспыхивало, на краткие мгновения поднимаясь под самый потолок – озаряя все вокруг призрачными тенями.
Вспыхнув на мгновенье, пламя опадало, но жаровни после этого принимались чадить клубами дыма – невесомого, с чарующим душисто-сладким ароматом – дарящим странное, удивительное парящее чувство наслаждения. Воздух вокруг будто сгустился – я не сразу понял, что под высокими сводами потянулось монотонное пение. Монотонное, но ритмичное, притом с каждым тактом напев становился громче.
Вдруг раздался треск – пространство перед алтарем полыхнуло, окружая его стеной фиолетового огня – быстро, впрочем, опавшей. Зал осветило ярким отсветом, смешавшимся с пурпуром эльфийских накидок и развешанных по каменным стенам флагов.
От жаровен уже валил густой, плотный дым – стелясь по полу и скрывая его под собой. Казалось, что эльфийские девушки теперь стоят погрузившись в облако по колени. Вместе с дымом усилился чарующий аромат – от которого по всему телу разливалась успокаивающая томная нега. Мышцы потянуло онемением слабости – удивительно приятным. Монотонная песня в зале звучала все громче – чувствовалось, что поющие девушки уже не в силах сдерживать эмоции, сгорая от желания вкусить безумие плотского наслаждения.
Я вдруг почувствовал легкие касания – едва задевая подушечками пальцев, понемногу усиливая нажим, по мне скользили многочисленные ладони, чужие мягкие губы невесомыми прикосновениями ощущались на лице, шее. Кожу захолодило сразу в нескольких местах – подняв голову, я увидел, как небольшими изогнутыми кинжалами несколько эльфиек срезают с меня одежду.
Я был против, попытавшись остановить их окриком, но мой рот закрыли требовательные влажные губы, сливаясь со мной в жадном поцелуе. Растянутые цепями руки задрожали от предвкушения, а все тело пронзило тянущей жаждой. Чарующий аромат дурманил голову – я будто бы находился в той степени опьянения, когда еще понимаешь, что начинаешь творить непотребства – но уже не переживаешь по этому поводу.