Молодые и сильные выживут (= Закон фронтира)
Шрифт:
На всех бинта не хватило. Понукаемый несильными ударами стволом пистолета, вонючий порвал на полосы свою футболку и рубашку уже очнувшегося, но вконец отупевшего беззубого. Вдвоем они кое-как загрузили раненых в багажник и уселись на передние сиденья.
– Разворачивай и пошел отсюда!
– Колеса же… Как мы доедем?
– Медленно. Воткни на раздатке четыре-эл.
– Это как?
– Там цифра «четыре» и латинская буква «эл», дубина!
– Где?
Гош так яростно бросился на дверь, за которой сидел вонючий, что тот в ужасе повалился соседу на колени. Гош с трудом удержался от мордобоя, включил пониженную
– Теперь исчезни, – приказал он.
Отчаянно скрежеща дисками, «Тойота» с трудом развернулась, ломая кусты.
– Мы шепя ишшо поймаем, – сообщил беззубый на прощание.
– Убийца, – поддакнул вонючий. И укатил, точнее, уполз.
Двигаясь медленно, как тяжело раненный или очень старый человек, Гош восстановил свое противомашинное заграждение и вытащил из кустов трофейные стволы. Долго рассматривал смотанные вместе магазины и неожиданно догадался, зачем это сделано. Вспомнил, что в бардачке видел изоленту. Уселся в «Паджеро», чтобы выгнать его на дорогу кормой к городу – чего уж теперь маскироваться, если приедут народные мстители, нужно будет стрелять и драпать. Повернул в замке ключ. Никакой реакции. Только едва моргнули лампочки на приборной доске.
Гош с замиранием сердца дернул ручку открывания капота и мешком вывалился в дверь, едва не упав. Ноги его не слушались. С трудом он обошел машину и увидел то, что и ожидал, – развороченное пулями крыло. «Вот что, оказывается, в лесу грохотало…» А еще он учуял характерный запах электролита. Открыл капот и уставился на свороченную пулей клемму. Машинально восстановил контакт, стараясь не разглядывать особенно пристально вдребезги разбитую у самого дна стенку аккумулятора. Вернулся в машину и обнаружил, что «Моторола» все-таки подает слабые признаки жизни.
Уже понимая, что все равно конец, Гош набросился на рацию. Оставался еще шанс что-то исправить. Но рация умирала буквально на глазах. Может быть, на приеме она еще могла что-то выдавить из остатков аккумулятора, но для передачи не хватало мощности.
Некоторое время он тупо глядел в никуда, ритмично ударяя кулаком по баранке. Потом нашел в бардачке изоленту, соединил два рожка и принялся на своем автомате тренироваться в быстром их перестегивании. Учился, пока не отточил движение как следует.
Его ждала масса дел. Нужно было каким-то образом связаться с ребятами и поторопить их в поисках войсковой части, о которой прознали «тупые». И вопросом жизни или смерти было предупредить Сан Сеича, чтобы был готов к визиту из города – ведь объездчики сообщили «тупым», что Гош ими застрелен. Нужно было что-то делать.
Но Гош щелкал замком, переворачивал магазины, снова щелкал, опять переворачивал… Его будто заклинило. Он понимал, что, отпустив этих «тупых» живыми, создал большую проблему для людей, которые к нему хорошо относились. Но все щелкал замком. Голова просто раскалывалась, и пот заливал глаза. Очень хотелось выпить.
Ужас, что он натворил. По его вине над ранчо нависла серьезнейшая угроза, и Гош был не в силах ее предотвратить. Но главное, что свербило в мозгу и занимало все мысли, относилось сейчас лично к нему.
Он выжил чудом. И почему-то не убил этих четверых. Взял и не убил. Отпустил. Пожалел.
Экскурсия по городу оказалась увлекательной
На заднем дворе «у солдата», оказавшегося допотопной скульптурой, изображавшей красноармейца с винтовкой, Олег приказал своему патрулю двигаться без него. Женя тем временем не без опаски посетила колоссальных размеров дощатый сортир дырок на пятьдесят, разместившийся на газоне у местной кремлевской стены. Могучее сооружение на ветру поскрипывало, и через щели видно было намалеванное на кирпичах древней тульской крепости не менее древнее русское слово из трех букв. Желтой аэрозольной краской здесь кто-то провел связующую нить между благословенными старыми временами и проклятыми новыми. Женя задумалась было, кто это сделал, но почувствовала, что голова пухнет, и решила не анализировать, а только запоминать.
А запоминать было что. Олег показал ей школу, где «тупые» под руководством продвинутых соплеменников дружно и старательно вспоминали, как пишутся слова. Отвел в женское общежитие, где уши закладывало от голодного детского рева. Объяснил, не подбирая слов и все более становясь от этого загадочным, как работают в городе похоронные и трофейные команды. Даже показал святая святых – огромные склады, доверху забитые провиантом, одеждой и самым дефицитным товаром на сегодня – годными к употреблению батарейками. Повсюду, как муравьи, суетились «тупые», они были деловиты и, похоже, довольны собой. Город активно готовился к зиме.
Олег показывал и рассказывал, а вопрос о размещении в общежитии и постановке на довольствие повис в воздухе. С каждой минутой такая забывчивость гида Жене нравилась все меньше. И разгадка пришла, стоило лишь ей самой форсировать события.
– А где я буду жить? – спросила Женя, стоя у открытой танцплощадки. Вечерами сюда подгоняли «БМВ» с мощной аудиосистемой и принимались веселиться. В пределах ста граммов водки на лицо. Спиртное в городе лимитировалось даже строже, чем еда. И, судя по всему, сухой закон уже вызвал к жизни черный рынок. А скоро мог и поставить крест на владычестве Главного, железной рукой толкавшего подопечных к тому, чтобы они увидели следующую весну.
– Хочешь? – спросил Олег, доставая сигареты. И подмигнул, хитро-хитро.
– У меня свои.
– Ну и замечательно. Пойдем сядем? Вон, на лавочке. Покурим.
Они уселись на облезлые крашеные доски, и Олег небрежно отложил автомат. Далеко от себя. Пожалуй, дальше, чем нужно. Демонстративно.
– Пойдешь снова к Главному? – спросил он, глядя в сторону.
– Не понимаю.
– Все ты отлично понимаешь.
Женя нащупала под курткой пистолет. Так ей показалось спокойнее.