Молодые и сильные выживут (= Закон фронтира)
Шрифт:
Гош сразу понял, что эти люди уйдут. Но выбрать такую линию поведения, чтобы космонавтов после расставания не грызла совесть, оказалось выше его сил. Фактически сейчас взрослые, опытные и хорошо подготовленные к выживанию в экстремальных условиях мужики бросали остро нуждающуюся в поддержке крошечную группу молодых людей. Побыли немного рядом и укатили дальше – большие, сильные, уверенные в себе. Тоже чертовски одинокие, пусть и втроем. Куда больше травмированные нынешней ситуацией, чем молодежь. Но все равно – могли бы и остаться.
Серебряков пробормотал:
Понурая Женя подошла к крыльцу и остановилась, глядя вниз. Сзади встал Костя и положил ей руки на плечи. Женя прижалась к нему спиной и закрыла глаза. Рядом переминался с ноги на ногу Олег. Даже он, пока еще чужой здесь, ждал, что скажет лидер.
Гош взял со ступеньки бутылку с водой и, морщась, сделал несколько глотков.
– Значит, так, Регуляторы, – сказал он хрипло. – Есть проблема, которую нужно было обязательно решить еще сто лет назад. Но все занимались другим. Теперь придется всякие глупости отложить. На ближайшее время объявляю чрезвычайное положение. Кони, пони и остальные лошади Пржевальского как-нибудь пару дней в загоне перебьются. Сена пожуют. Я сейчас, подождите минуту.
Гош ушел в дом и действительно через минуту вернулся. В руках у него оказалась пачка ученических тетрадей и несколько шариковых ручек. За время его отстутствия у крыльца никто не проронил ни слова.
– Олег, тебя это тоже касается, – заметил Гош, протягивая ему тетрадь и ручку. – В твоих же интересах.
– Я понял, – кивнул Олег, принимая дар. – Мне только раньше не приходило в голову…
– А я ничего не понял, – заметил Костя.
– Это очень просто, – заверил его Гош. – Даже у тебя получится, хотя ты и неграмотный. Или ты был тот самый милиционер, который умеет читать?
Костя хохотнул.
– Я знал дорогу домой, – сказал он.
– Это вы о чем? – спросил Олег заинтересованно.
– Анекдот времен Олимпиады, – объяснил Костя. – Почему менты ходят в Москве по трое? Потому что один умеет читать, другой считать, а третий знает дорогу домой. Гошка, ты хочешь заставить нас писать отчеты?
– Умница, – кивнул Гош. – И прямо сейчас. Каждый садится, где ему удобно, и записывает все, что помнит. Всю историю своих злоключений с того дня, как «проснулся». Между прочим, когда покончите с фактической частью – ну, координаты всяких полезных мест, ареал распространения «тупых» и все такое, советую дальше нажимать на эмоции. Что почувствовал, как себя вел… Про нездоровую агрессивность и прочие асоциальные тенденции не забудьте отметить. И, разумеется, во первых строках – имена, адреса, явки, пароли.
– Догадались, – фыркнул Костя.
– Про то, как реагировать на «тупых», – детально. Во избежание новых эксцессов. Записи упаковать герметично и держать при себе. Женечка, бери.
Женя молча взяла
– Не падай духом, солнышко, – посоветовал он. – Может, еще обойдется. Вдруг Большой не выйдет из комы, а просто тихо помрет. Тогда и нам писанина никакая не понадобится. Можно будет спокойно взять по ящику водки на лицо, отправиться к Москве и запузырить последнюю мину в Кремль. Если, конечно, мы не заснем прямо сегодня.
Костя зевнул.
– Я тебе! – пригрозил Гош, показывая кулак.
– Да это шутка, капитан.
– Шутки кончились, – сказал Гош очень твердо, как в прежние времена, когда Регуляторы были войском, а не просто группой товарищей.
– А вдруг мы проснемся с полным объемом памяти? Или вообще не заснем? – предположил Олег. – Может, с Большим – какой-то частный случай?
– Знаешь, почему Регуляторы графства Линкольн так долго продержались? – усмехнулся Костя. – Они понимали, что рано или поздно им все равно конец. Были готовы к худшему. Думаешь, мы из пижонства обозвали себя Регуляторами? Как же! Это нам твои дружки-«тупые» устроили такую веселую жизнь. Научили уму-разуму. Так что, дорогуша, если приказано готовиться к худшему – будь готов!
– Забудь ты про «тупых», – посоветовал Гош. – Это не они, это Олежка из нас банду сделал. И его пахан Главный. «Тупые» – хороший, благодарный человеческий материал. Что хочешь, то и лепишь. Мы сами были не особенно острые, когда нас Сан Сеич подобрал.
Олег насупился и раздраженно хлопнул себя тетрадью по бедру.
– Если твой прогноз не сбудется, – пробормотал он, – я тебе за эту нервотрепку морду набью. Подумать страшно – неужели опять…
Гош тоскливо посмотрел в затянутое облаками небо.
– Дрянь погода, – сказал он. – И дело тоже дрянь!
Гош сидел в административном здании, на коммутаторе. Сюда был протянут из Твери армейский полевой телефон. Аккумуляторы мобильных раций неумолимо вырабатывали ресурс, загибались батарейки кварцевых часов, и оставалось только ждать, что же случится раньше – то ли машины придется «с толкача» заводить, то ли просто бензин окончательно выдохнется. И значит, машины накроются, а с ними и радиосвязь.
У подоконника Цыган старательно выводил в тетради слова. Даже язык высунул от усердия.
– Ты по-каковски пишешь? – встрепенулся Гош. – Ты же наверняка опять цыганом проснешься. Если проснешься, конечно…
– Да что ж я, полный идиот? По-русски пишу. Отстань.
– Какая потрясающая жареная рыба продавалась в Несебре! – вспомнил Гош. – Крошечные такие рыбешки, на один укус. Как жаль, что я был маленький и не пил еще пива! Боже, а до чего хорошо было в Албене!
Цыган раздраженно засопел.
– Нет, вот ты мне скажи! – не унимался Гош. – Почему если ты болгарин, или, скажем, какой-нибудь итальяшка, или даже француз, то обязательно живешь в благодатном теплом краю? А если руский, то у тебя на родине больше половины года холодно, кругом грязища, тоска и дураки?