Молот и крест
Шрифт:
Шеф оттолкнул одного, другого, нырнул под крышу тарана сзади. Внутри невыносимо пахло потом, воздух был спертый от тяжелого дыхания, пятьдесят героев пыхтели от усилий, некоторые уже взялись снова за веревки, другие отворачивались от массивного ствола.
– Нет! – изо всех сил закричал Шеф. – Назад к ручкам.
К нему обратилось несколько лиц, воины начали тянуть за веревки.
– Не нужно все везти назад, качните только таран...
Его толкнули в спину, он пролетел вперед, мимо других тел, в руки ему сунули веревку.
– Тащи, придурок, или я тебе вырву печень, –
Шеф почувствовал, как вздрогнула рама, колесо за ним начало поворачиваться. Он всем весом навалился на веревку, еще два фута, может, три, и столб не долетит...
Удар, от которого дрогнула земля, сильный толчок в спину, голова ударилась о бревно, резкий крик, словно женский, он все звучит и звучит...
Шеф с трудом встал и огляделся. Викинги не успели. Каменный столб, перекатывавшийся сотней рук, упал на железную морду тарана, вогнав его в землю, разорвав стальные цепи, вырвав болты крепления. Он разбил раму и упал на одного из викингов. Именно он – мощный сорокалетний седеющий человек – так кричал. Товарищи попятились от него, испуганные, пристыженные, не обращая внимания на три или четыре тела, неподвижно лежащие у цепей и рухнувшей рамы. Все молчали, если не считать кричащего воина. Скоро начнутся крики, Шеф это понимал, но сейчас он может заставить их себя выслушать. Он знает, что нужно делать.
– Мюртач. Прекрати шум. – На него смотрели смуглые жесткие лица, явно не узнавая. Мюртач прошел вперед, вынимая из-за голенища шотландский кинжал.
– Остальные. Откатите таран назад. Недалеко. На шесть футов. Стойте. Теперь... – Он принялся осматривать переднюю часть ствола, определяя размеры повреждений. – Десять человек снаружи, возьмите сломанное дерево, древки копий, все что угодно, подкатите этот столб прямо к воротам. Он в несколько футов шириной. Если поставим переднее колесо прямо к нему, сможем по-прежнему раскачивать таран.
– Теперь. Наденьте снова цепи. Мне нужен молот, два молота. Тащите таран вперед...
Время летело лихорадочно. Шеф сознавал, что на него смотрят, что кто-то в серебряном шлеме проталкивается сзади сквозь ряды, видел, как вытирает кинжал Мюртач. Но не обращал внимания. Цепи и болты, гвозди и сломанные бревна превратились в огненные линии в голове, передвигающиеся, меняющие место, когда он думал, как следует действовать. Он не сомневался в правильности своего решения.
Громкие крики в стороне: это армия попыталась осуществить неожиданный штурм с помощью наспех сооруженных лестниц. Стены как будто остались беззащитными. Но тут же появились англичане и сбросили лестницы.
Внутри напряженные выдохи, голоса:
– Это кузнец, одноглазый кузнец. Делай, что он говорит.
Готовы. Шеф отошел назад, дал знак взяться снова за веревки, увидел, как таран продвинулся вперед, пока его колеса не приблизились к колонне; металлическая голова, измятая и сбитая, снова оказалась на одном уровне с воротами, дуб против дуба. Воины снова схватились за рукояти, подождали приказа, оттянули ствол, двинули вперед. И еще вперед. Теперь они пели – песня гребцов, всю силу своих тел вкладывали в удар. Шеф вынырнул из-под щитов на дневной свет.
Вокруг местность стала походить на поле битвы. Повсюду тела, раненые уходят или их уводят назад, земля усеяна стрелами и копьями, их подбирают лучники. К нему обратились беспокойные лица. Потом к воротам.
Они начали раскалываться. Когда ударял таран, они приходили в движение; один ствол утрачивал связь с другим. Люди внутри тарана напрягались. Еще пятьдесят ударов сердца, может, сто, и ворота рухнут. Тогда воины Нортумбрии выйдут, размахивая мечами с позолоченными рукоятями, чтобы помериться силами с воинами Дании, Норвегии, с отступниками из Ирландии. Это будет поворотный момент сражения.
Шеф обнаружил всего в нескольких футах от себя Айвара Бескостного. Светлые глаза смотрят на него с ненавистью и подозрительностью. Но тут Айвар посмотрел в другую сторону. Он тоже понимал, что наступает критический момент в битве. Повернувшись, он обеими руками дал условный сигнал. Из-за домов на берегу Узы появились толпы воинов. Они несли длинные лестницы, не наспех сооруженные, как в первой попытке, а прочные, заранее подготовленные и спрятанные. Свежие силы, еще не участвовавшие в битве, они знали, что нужно делать. Теперь, когда все силы англичан сосредоточились у ворот, Айвар посылает на штурм лишенных защиты башен.
Англичанам конец, подумал Шеф. Их оборона трещит в двух местах. Теперь Армия прорвется.
Почему я это делаю? Почему помогаю Айвару и Армии? Той самой, что сожгла мне глаз?
Из-за качающихся ворот донесся странный глухой звон, словно порвалась струна арфы, но звук гораздо громче, он перекрыл шум битвы. В воздух поднялся какой-то огромный предмет, камень такого веса, что его не смогли бы пошевелить десять сильных мужчин. Это невозможно, подумал Шеф. Невозможно.
Но камень продолжал подниматься, все выше и выше, так что Шефу пришлось задрать голову, чтобы видеть его. Казалось, на мгновение он повис.
И потом рухнул.
Он приземлился прямо посредине тарана, пробил щиты, раму и опоры, словно это детский домик из коры. Таран подпрыгнул и дернулся в сторону, как умирающая рыба. Изнутри послышались крики боли.
Нападающие уже прислонили лестницы к стенам, поднимались по ним; одну лестницу отбросили, остальные стояли. В двухстах ярдах дальше, за Узой, тоже что-то происходило на деревянной ограде Мэристауна: там люди сгрудились возле какой-то машины.
На этот раз не камень, а линия, с ревом пронеслась над рекой, нацеленная на лестницы. На одной из них стоял воин, он уже протянул руку и взялся за парапет, собираясь перебраться на него. И линия пересеклась с его телом.
Он полетел вперед, словно ударенный рукой гиганта. Удар был так силен, что лестница под ним сломалась. Он повернулся, расставив руки, и Шеф увидел, что из его спины торчит гигантская стрела. Воин сложился вдвое и медленно упал на толпу товарищей.
Стрела. И в то же время не стрела. Никто не смог бы выстрелить такой стрелой. И никакой человек не поднял бы этот камень. И все же это произошло. Шеф медленно прошел вперед и принялся разглядывать камень, лежащий в обломках тарана. Он не обращал внимания на крики боли и просьбы о помощи.