Молот ведьм
Шрифт:
Джованна нервно передёрнула плечами.
— Чушь. Мессир Убальдини мне ничуть не по душе.
Джустиниани смерил её странным взглядом.
— Ну, что ж… Ладно.
Джованну почему-то взбесило его равнодушие.
— Мне нравится другой.
Винченцо вздохнул и устало потёр лоб рукой. Потом уныло заговорил.
— Надеюсь, вы понимаете, синьорина, сколь тяготит меня обещание, данное вашему крестному? Я не воспитатель в пансионе, и мне не доставляет ни малейшего удовольствия нянчиться с девицей ваших лет. Но мне важно, чтобы ваш избранник не гнался за приданым, любил, уважал и чтил вас, как свою супругу и мать своих детей, чтобы не был распутным и был способен защитить вас. Вы точно влюблены в достойного человека? — выражение его лица было утомлённым и немного скучающим.
— Вы имеете что-то против Рафаэлло Рокальмуто? Он богат, ему нет смысла гнаться за приданым, он никогда не волочится за женщинами, и даже не был любовником Ипполиты Массерано…
Она остановилась, заметив выражение его глаз: они вдруг полыхнули огнём и погасли.
Джованна даже в испуге отступила на шаг.
Джустиниани же закусил губу, растерянно почесал переносицу, потом извинился, что не предложил ей сесть, усадил её на диван у камина, и, подвинув переместившегося сюда кота, сам сел рядом. Глаза его теперь были мёртвыми и тусклыми.
— Вы не пошутили? — в его голосе проступило что-то, чего Джованна не поняла.
— Зачем мне шутить? Или вы снова скажете, что я не могу привлечь разумного мужчину?
Джустиниани судорожно вздохнул. Наносить такой удар бедной девице ему не хотелось.
— Вы сели за стол спиритов из-за него? — тихо спросил он.
Она смутилась.
— Нет. Наверное, нет. Крестный говорил, что у меня есть дар.
— Мессир Гвидо тоже увлекался спиритизмом? — удивился Джустиниани.
На взгляд Винченцо, дядя едва ли мог заниматься подобной ерундой.
— Он был великим медиумом. Но мессир Рокальмуто тоже имеет способности…
Джустиниани с тоской взглянул на Джованну, его лицо исказила болезненная гримаса. Он не любил причинять боль и сейчас подлинно страдал.
— Мне жаль, синьорина, — он опустил глаза, — но привлечь Рафаэлло Рокальмуто вы не сможете. Никогда. Тут никакие способности медиума, даже если что-то подобное существует, вам не помогут. Нашего поэта просто не интересуют женщины. Не знаю, слышали ли вы об этом: есть особый сорт мужчин, которые влюбляются исключительно… в мужчин. Мессир Рокальмуто — из их числа, он педераст. Он красив, я не спорю, и стишки, говорят, талантливые пишет, хоть мне они кажутся претенциозными, — обронил Винченцо почти виновато и снова вздохнул, — но есть и ещё одно печальное обстоятельство. Приглядитесь к его ноздрям. Они утончены и в трещинах. Он кокаинист, причём безнадёжный. Поверьте, синьорина, чем быстрее вы выбросите его из головы, тем будет лучше.
Джованна окаменела. Винченцо было неловко и тоскливо. Он чуть заторопился, даже потянулся, чтобы обнять её, но она отпрянула. Лицо девушки превратилось в маску и застыло.
— Джованна, любовные трагедии только кажутся таковыми, уверяю вас, — безрадостно пробормотал Винченцо, — время лечит любые раны, и несчастная любовь даже полезна, она закаляет душу и учит отличать подлинники от подделок. Впредь вы уже не ошибётесь подобным образом. Теперь же, хоть вы и огорчены сегодня, завтра вы не станете посмешищем общества. Это тоже опыт, хоть и горький, я понимаю…
Джованна поднялась, покачнулась, но удержала равновесие, схватившись за спинку стула.
Джустиниани хотел поддержать её за локоть, но она снова отстранилась. Винченцо опустил руку и глаза. Чужая боль всегда вызывала у него сострадание, когда же причинить боль вынуждали его, он страдал вдвойне.
Чёрный кот, как назло, душераздирающе мяукнул.
Джованна считала ступени на лестнице — только бы не думать об услышанном. В висках её стучало, темнело в глазах. Она с трудом поднялась к себе в спальню. Мысли остановились, несколько минут она тупо смотрела в каминное пламя.
Вскоре прибежала вызванная Джустиниани Доната, принесла тёплого молока. Джованна безропотно выпила, не замечая снующую вокруг экономку, заставившую её сесть на кровать. Потом голова девушки бессильно опустилась на подушку: мессир Джустиниани приказал Донате добавить в молоко макового отвара.
Глава 7. Неожиданный разговор
Разве нет сыновей у Израиля? Разве нет у него наследника?
Винченцо проснулся в восьмом часу утра и ещё на ложе предался неторопливым и совсем невесёлым размышлениям. Ему было искренне жаль бедняжку Джованну. Угораздило глупышку.
Впрочем, подумал он, ничего удивительного тут не было. Рафаэлло в обществе держался безупречно и вполне мог пленить приятным лицом и холодной галантностью неопытную девицу. О его склонностях знали многие, но едва ли Джованна, только что появившаяся в свете, могла слышать эти разговоры: Рафаэлло не давал основания болтать, проявляя свои кривые любовные порывы только за закрытыми дверями спальни.
Но, даст Бог, о нелепом увлечении девица скоро забудет — она, оказывается, не так уж неглупа.
Джустиниани на досуге даже попытался припомнить, сколько убивался когда-то сам после измены Глории.
Кажется, ножевая боль прошла быстро, за неделю-другую, а потом необходимость искать заработок и крышу над головой вытеснили и скорбь предательства, и горечь обиды. Стало как-то не до того. У Джованны же не было тех печальных воспоминаний изначальной взаимности, которые когда-то отравляли ему душу. Ей просто нечего вспоминать, а раз так, она должна быстро успокоиться.
Потом Винченцо снова задумался о вчерашнем видении: оно не давало покоя. Он надеялся, что к утру минувший день привычно потускнеет в памяти, но этого не произошло: увиденное проступало вновь и вновь, стоило ему напрячь память, повторяясь во всем своём бесовском угаре и пугающей чёткости.
— Что за чертовщина творится, а, Трубочист? — задал Винченцо вопрос коту, изящно задравшему заднюю лапку кверху и занимавшемуся утренним туалетом, но, понятное дело, ответа не получил.
Джованна ещё спала, Джустиниани распорядился не будить её и велел подавать завтрак.