Молот ведьм
Шрифт:
Замок щёлкнул. Крышка распахнулась. Джустиниани зло поморщился и нахмурился. Он принадлежал к людям духа и не любил чудеса и нелепые сюрпризы. Ему не нравились непонятно куда ведущие двери, невесть как отрывающиеся запоры и невесть что говорящие фолианты. Винченцо знал, что они приводят лишь в два места — к дьяволу или в никуда, и оба эти пути ему не нравились. Он принадлежал к тем, кто говорил о себе «pensiamo saeculorim», «мы мыслим столетиями», и был слишком умён и осторожен, чтоб его могли увлечь подобные пустые диковинки.
В открывшемся ларце лежала сугубая мерзость.
Винченцо насчитал там больше дюжины трёхдюймовых фигурок из непонятного материала, похожих на восковые, но на ощупь твёрдых, как прозрачный янтарь. Все они были в разных местах истыканы иглами или обмотаны суровыми нитками. Джустиниани не понял, как они были проткнуты, но вздохнул и брезгливо поморщился. Ему снова стало противно и стыдно за родственника.
Какое ничтожество помыслов, какая мерзость и суетность…
Винченцо досадливо побросал фигурки обратно в шкатулку, прикрыл крышкой, которая, к его удивлению, снова щёлкнула замком. Джустиниани на минуту задумался: не швырнуть ли эту пакость в камин? Но потом передумал. Забрал книги и отнёс их в библиотеку, ларец и шкатулку взял с собой в кабинет. Он намеревался отдать письма и медальон Джованне, но остановился, закусив губу и глубоко задумавшись. Что если в этих письмах окажется нечто такое, что заставит несчастную девочку дурно подумать об отце? Кем мог быть друг такого, как Гвидо? Конечно, не всегда подобное влечётся к подобному: у Иуды друзья были апостолами, что не помешало ему предать лучшего из друзей.
Не стоит искушать судьбу, бедняжке вполне достаточно разочарования в любви. Винченцо сжёг письма, не читая, ларец и шкатулку засунул в потайное отверстие своего стола, запер и перекрестил заложенное.
Сам он чувствовал на душе какую-то мрачную тяготу. Она не давила, не угнетала, просто ощущалась. Его худшие опасения сбылись. Теперь ничего нельзя было списать на слухи, призрачные видения, подозрения и причуды своей фантазии. Дядюшка был не просто откровенным мерзавцем, о чём Винченцо, впадая в грех осуждения, позволял себе порой помышлять и раньше, Гвидо был отродьем дьявола, точнее, стал им по собственной воле и прельщению диавольскому. Покойник отрицал, что получил магический дар от деда Гонтрано, и это подлинно облегчало душу. Винченцо помнил, что дед, преподавший ему первые уроки чести, сам был человеком большого мужества и благородства, и теперь понимание, что искажение ума и мерзость духа в их роду — просто случайность, наполняло сердце Джустиниани радостью.
Но что дальше? Если все эти поланти и чиньоло думают, что он продолжит традиции дорогого дядюшки, — у него даже не было подходящих слов, чтобы в полной мере объяснить этим глупцам их заблуждение.
Тут Джустиниани снова тяжело задумался. Он по-прежнему не мог понять, чего все они хотят от него? Даже если они предполагают, что он унаследовал дар дяди…
Дар?! Винченцо снова брезгливо усмехнулся. Покойник прельщал его из преисподней каким-то унылым вздором, говорил о всесилии, о волховании и беседах с дьяволом и мертвецами по своему выбору, что-то нёс об Элевсинских мистериях, его даже обещали развлекать танцами ларв, изысканными яствами и блудом с суккубами. Дивное, должно быть, наслаждение. Дядюшка манил его умением завораживать красавиц, сохранением молодости, чтением чужих мыслей и неуязвимостью, тайной философского камня и обращением любых металлов в золото…
Последнее Винченцо понимал. Желание обогатиться — тайная пружина многих искушений, золотая наживка дьявола, argumentum argentarium. Но все эти люди состоятельны! Раз так — чего же они хотят от него?
А почему бы ему не узнать это от тех, неожиданно подумал Винченцо, кто располагает всеми нужными сведениями? Погода была прекрасна. Почему бы не прогуляться по Риму и не навестить тех, кто выражал такое горячее желание видеть его у себя?
Винченцо приказал заложить экипаж. Он все ещё не удосужился сделать нужные визиты. Что ж, самое время развезти визитные карточки, справиться о здоровье. И начать — с Теобальдо Канозио. Если старик в свои восемьдесят с лишним лет приехал проводить в мир иной мессира Гвидо Джустиниани — тому должны быть весомые основания. Тут Винченцо, усаживаясь в экипаж, снова поморщился. Что, его бывшая невеста, донна Глория Монтекорато, интересно, тоже в этой компании?
К ней Винченцо заезжать не собирался.
Старик жил неподалёку от via dei Polacchi, Джустиниани добрался туда за несколько минут. Едва о нём доложили, послышалась возня челяди и надсадный старческий кашель. Его пригласили пожаловать, и потому, как согнулись слуги, стало понятно, что их господин в высшей степени расположен принять прибывшего.
В комнате было излишне натоплено, старик Теобальдо сидел в кресле, при его появлении сделал попытку подняться, но Винченцо остановил его. В глазах Канозио мелькали ужас и такое раболепие, что Джустиниани даже испугался. Хозяин предложил ему лучшего вина, горничные торопливо накрывали небольшой столик у его кресла, сервируя его деликатесами, а из глаз старика всё не исчезали подобострастие и непонятный страх. Винченцо осведомился о его здравии, вежливо извинился, что не мог посетить крестины правнука мессира Канозио, поведал о прекрасной и по-весеннему тёплой погоде на дворе.
Канозио молчал, лишь, как заведённый болванчик, кивал в ответ на любое его слово. Винченцо любезно рассказал мессиру Теобальдо, как несколько дней назад он навестил донну Поланти, не утаил от него и забавных подробностей спиритического сеанса, выразив скепсис по поводу подлинности появившегося духа Николо Макиавелли, и по взгляду старика понял, что тот уже знает о его визите к донне Гизелле. Старик снова окинул его затравленным взглядом и осторожно спросил, что он собирается делать… с наследством господина Джустиниани?
Винченцо мог бы сделать вид, что не понял старика. Но он его неожиданно понял. Молниеносно пришло убеждение, что Канозио спрашивает вовсе не о полученных деньгах и доме, и даже не мистическом «даре» — нет, его интересует ларец в спальне умершего, который теперь покоился в потайном ящике его собственного кабинета.
— Ничего, — холодно ответил Винченцо, и Канозио, заметив ледяной блеск его глаз, вжал голову в плечи, как черепаха. — Я не собираюсь продолжать дела мессира Гвидо.
Тут мессир Теобальдо окинул его очень странным взглядом — в нём читались недоумение и лёгкая оторопь. Старик, как показалось Винченцо, или вовсе не понял его или просто ему не поверил.
— Но вы же… вы же не уничтожите его? — глаза старика были прикованы к лицу Джустиниани. Он смотрел не мигая.
— Не знаю, — пожал плечами Винченцо.
Старик побледнел, как полотно.
Совсем иначе принял его мессир Альбино Нардолини. Винченцо никогда не бывал в его доме и, учитывая недолгий срок их знакомства, визит его мог быть самым кратким. Но мессир Альбино просто лучился гостеприимством и любезностью, потянул его в библиотеку, показал свои новые приобретения и коллекцию антикварных редкостей, всячески обхаживал.
— Я замечаю, — лёгким тоном произнёс Винченцо, перелистывая увесистый фолиант Тритемия, — что количество поклонников сатаны в обществе довольно значительно.
— О, да, но это люди, преследующие разные цели, — сразу отозвался Нардолини. — Это и «чёрные роды» — отдельные семейства потомственных адептов, и сатанинские тайные общества, и группы демонопоклонников, и частнопрактикующие колдуны и ведьмы, — мессир Альбино лучезарно улыбнулся. — Мне нравится, что вы столь не похожи на своего дядю, так открыты и просты.