Молот Ведьм
Шрифт:
— Догадываюсь, — Я покачал головой, сочувствуя бедной девушке, ставшей объектом медицинских экспериментов. — Сколько ей было лет, когда это началось? Он начал что-то подсчитывать, помогая себе пальцами. Беззвучно пошевелил губами, сам себе поддакнул и наконец громко сказал.
— Тринадцать. Я покачал головой, поскольку всё сходилось. В возрасте двенадцати, тринадцати или четырнадцати лет большинство девочек входят в женский возраст со всеми физическими проявлениями этих изменений. Именно тогда у некоторых обнаруживались некие способности. А говоря точнее, некое проклятие, против которого не было действенного лекарства. Кроме самого радикального из решений.
— Спасибо, — сказал
— Надеюсь, что вам помог, — крикнул он, когда я выходил.
Я кивнул сам себе и открыл дверь. У меня уже была конкретика, которая нуждалась лишь в наглядном подтверждении.
***
В дом Шульмастера я собрался точно на третий день после смерти господина бургграфа. Если у моей концепции был смысл, то дочка купца как раз должна лежать без сознания в постели, в близком к летаргии сне.
Сегодня страж при воротах (а волей судьбы это был тот же человек, что и в последний раз) начал торопливо открывать калитку, как только увидел, что я подхожу. Я улыбнулся ему и одарил тригрошиком, который он принял с глубоким поклоном.
— Уже веду вашу вельможность. Уже, уже, уже прямо сейчас…
Владельца складов древесины и лесопилок я нашёл на этот раз не в кухне, а в богато устроенных апартаментах на первом этаже дома. Сидел за огромным, дубовым письменным столом и что-то записывал на пергаменте. Перед ним были разложены счётные книги. Он нахмурил брови, когда увидел меня.
— Здравствуйте, — произнёс он очень сдержанным тоном. — Простите, но я крайне занят.
Я пододвинул себе стул, поскольку раз он не был достаточно вежлив, чтобы мне его предложить, пришлось обслуживать себя самому. Сел напротив.
— Ничего, — возразил я. — Счета подождут.
— Раз так говорите… — Он тяжело осел на стуле, не сводя с меня взгляда. — Чем могу вам служить?
— Уважаемый господин Шульмастер, если можно мне так обращаться, — начал я. — Ваша хитрость наполнила меня уважением.
— Что такое? — Он снова нахмурил брови. На этот раз так сильно, что они соединились у него в толстую букву V над носом.
— Вам почти удалось провести меня, — я развёл руками. — Эти следы от женщины, не слишком бросающиеся в глаза, но всё-таки достаточно заметные, чтобы я их нашёл… Нашёл и начал искать ветра в поле. Ну и сказочка о побеге горничной. Что вы с ней сделали? Отослали куда-нибудь? Убили и похоронили? Утопили в реке? Действительно искренне поздравляю.
— По-прежнему не понимаю, о чём говорите, магистр. — Он сгорбился и сложил ладони на столе. Даже пальцы у него не задрожали.
— Меня уже не удивляет, что вы являетесь одним из самых больших владельцев лесопилок и складов с древесиной. Мне прямо жаль, что вы не стали делать карьеру в Хезе.
— Как-то справляюсь, — буркнул он. — И мне хорошо здесь, где я есть.
— Только вы совершили одну ошибку, — сказал я. — Но прежде чем мы к ней перейдём, я расскажу вам одну сказочку. Вы любите сказочки, Шульмастер?
Он смотрел на меня насупленным, мрачным взглядом, но даже не думал отозваться
— Так вот, в маленьком городке украли из церкви золотую дароносицу. Никак не могли найти виновного, пока не прибыл один скромный человек с некоторой врождённой сообразительностью. Ключарю, которого подозревали в краже, он велел провести его по городу и показать улицы и дома.
Шульмастер слушал с неподвижным лицом.
— После этой столь приятной прогулки и расспросов других жителей приезжий сориентировался, что ключарь не показал ему только одну-единственную улицу. Улицу, на которой жила его кузина. В доме которой, после интенсивных поисков, нашли что? Золотую дароносицу из церкви. Ворам отрубили святотатственные кисти рук
Сейчас уже пальцы купца явно задрожали, а по лицу пробежала гримаса страха.
— Кому вы оставите состояние? — вежливо спросил я. — Принимая, разумеется, что инквизиторский суд окажется настолько милосердным, что его не конфискует? Дочке, ведь, нет, по очевидной причине…
Я знал, что в молодости Шульмастер был лесорубом. Всё-таки, у него были здоровенные плечища, а кулаки как буханки хлеба (знаю, что преувеличиваю, но ведь фраза «кулаки как большие булки» звучит слишком смешно). Однако неужели он думал, что стареющий купец может представлять угрозу выученному инквизитору? Прежде чем он смог броситься на меня, я схватил лежащий за моей спиной нож для резки хлеба и прибил кисть его левой руки к столу. Он крикнул и схватил ручку ножа правой рукой, но тогда я ударил его кулаком в основание носа. Его зрачки закатились внутрь черепа, и он свалился на пол. Остриё ножа разодрало ему кисть, так что она была разрезана пополам между указательным и средним пальцами. Я подошёл, несколькими пинками перевернул его на живот и связал ему руки за спиной.
Я не думал, что кто-то слышал крик и грохот падающего тела, ибо насколько я заметил, прислуги поблизости не было, когда входил в его покои. Я знал, что после удара в основание носа он не скоро придёт в себя, но на всякий случай собрал кучу тряпок и засунул ему в рот, крепко потом привязав этот импровизированный кляп. Я лишь надеялся, что у него нет насморка, и он может дышать носом, поскольку искренне желал, чтобы он смог принять участие в процессе. Не говоря уже о том, что если бы он задохнулся, я сам бы себя отругал за вопиющий недостаток профессионализма.
Я раздумывал, имела ли шанс на удачу затея Шульмастера. Несомненно, если бы речь шла о городской или Разбойной страже. Они бы живо понеслись галопом за горничной Каей, которая уже несомненно наблюдала за угрями со дна. Мне же приходилось искать другие решения, несмотря на то, что купец был достаточно смекалистым, чтобы не выгораживать себя в моих глазах. Он ведь явно подводил к тому, что это его горничная могла навести чары и отомстить за несправедливую смерть любовника. Но, между нами говоря, ему немногое грозило за то, что кто-то из его домочадцев занимался тёмным искусством. Инквизиция много лет уже не была слишком радикальной в работе как раньше, и не думаю, чтобы Шульмастеру грозило что-то большее, чем церковное покаяние за то, что бездействием допустил настолько недостойные действия в собственном доме. Сейчас меня ожидала лишь прогулка в спальню болезненной дочки Шульмастера. Я знал, что за болезнь её мучает и собирался помочь ей решительно и окончательно победить этот недуг.
На моём пути стоял не кто иной, как борец Финнеас. Он бдел у двери в спальню и как только услышал шаги, встал готовый к схватке. На этот раз он не был полуобнажённым и намазанным маслом, а одетым в простой, рабочий кафтан. На кулаках были кожаные ленты, ощетинившиеся железными шипами. Он мерзко улыбнулся, и его идущий от уха до рта шрам передвинулся.
— И что, красавчик? — спросил я. — Собираешься меня остановить? Он улыбнулся ещё шире, но ничего не сказал.
— Я милосердный человек, — произнёс я. — Люблю совершать добрые поступки. И поэтому дам тебе спокойно уйти, хотя ты совершил ошибку и проявил легкомыслие, вставая на моём пути.