Молот Ведьм
Шрифт:
— Ну-ну, — сказал я. — Может крестьяне сбегают?
— Если бы, — он махнул рукой. — Уже наберётся с два десятка таких пропавших.
— Говорите, всегда только после заката? — пробормотал невнятно Смертух, ибо как раз ковырял ногтём в зубах.
— Ага, после заката. Говорят, что господа Хаустоффер это…
Я уже давно краем глаза заметил, что на нас поглядывает плечистый, седоватый мужчина, стоящий в нескольких шагах за спиной корчмаря. Я не реагировал, потому что нам ведь нечего было скрывать, а я человек надёжный и смиренного сердца. Раз уж хочет слушать, пусть
— Вампиры, — рявкнул он вдруг, заканчивая предложение, начатое корчмарём.
Трактирщик подскочил, будто ему кто-то шило в зад воткнул, и испуганно обернулся. Когда увидел, кто перед ним, сорвался со скамьи и отскочил в сторону.
— Я тогда ещё принесу пива, — воскликнул он, скрывшись за стойкой.
Смертух громко рассмеялся. Его смех был почти так же прекрасен, как и лицо, но плечистый мужчина лишь с интересом на него посмотрел. А редко кто смотрит на Смертуха без страха и отвращения.
— Позвольте, господа, представлюсь, — произнёс он басом. — Я Йоахим Кнотте, управляющий поместьями его вельможности барона Хаустоффера, — он слегка поклонился.
Я поднялся с лавки и вернул ему поклон.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал я, показывая место. — Может опрокинете с нами по кружке-две?
Интуиция подсказывала мне, что возможно вздорные разговоры с корчмарём сменятся чем-то значительно более интересным. В конце концов управляющий поместьями похоже заговорил с нами не просто из-за искреннего желания познакомиться с путниками, что остановились на неприглядном постоялом дворе?
— Я не слышал вашего имени, — произнёс он строгим тоном, проницательно смотря на меня из-под седых бровей.
— Потому что я его не назвал, — улыбнулся я подкупающе. — Не каждый с охотой присаживается ко мне, как его услышит, — добавил я. — Пожалуй, рискну…
— Я Мордимер Маддердин, лицензированный инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, — сказал я, но не слишком громко, дабы никто посторонний не слышал.
Я не стыдился моей профессии, но придерживался правила, гласящего, что обычно лучше оставаться в тени. Я человек тихий и спокойный, не ищущий огласки. Стараюсь лишь служить Господу, так, как понимаю эту службу моим скудным умом, и ни аплодисменты, и ни опережающая мои шаги стоустая сплетня мне совсем не нужны.
— Ха, — произнёс он.
У меня сложилось впечатление, любезные мои, что он слегка опешил. Что уж слишком часто случается с людьми, которые вдруг понимают, что они оказались в обществе инквизитора. Или они думают, что у нас нет лучшей работы, чем только и бросаться на них в поисках ереси и колдунов. В нашей работе нет ничего общего с эффектным пламенем костра, который иногда её венчает. Так, кропотливое корпение над документами и столь же кропотливый допрос заблудших. Допрос, целью которого — и поймите это правильно — не является кара, но лишь полное глубокой любви желание понять грешника и вернуть его на путь истинный.
— Теперь соблаговолите сесть? — спросил я,
Он сел без слова и смотрел на меня из-под нахмуренных бровей.
— Откуда мне знать, что вы на самом деле инквизитор? — спросил он вдруг.
— Не уговариваю вас довериться моим словам, — ответил я мягко. — Но нотка подозрения в вашем голосе глубоко ранит мои чувства.
Он улыбнулся одними губами, но его светло-голубые, как бы застиранные глаза остались холодными и оценивающими.
— Если вы и правда инквизитор, человек обученный находить и уничтожать всякую скверну, — произнёс он, — возможно я найду для вас занятие.
Корчмарь присеменил со следующим гарнцем пива и кружкой для Кнотте, поставил их на стол и как можно быстрее ускользнул.
— Не думаю, чтобы я искал занятие. Но если что-то знаете о колдовстве, ереси или обрядах, противных учению Церкви, то ваш священный долг сообщить об этом ближайшему представителю Инквизиции, — холодно ответил я. — Или, в данном случае, мне, — добавил я.
Он прикусил ус и застучал пальцами по липкой столешнице.
— Выпьем, — произнёс он, поднимая кружку. — За что выпьем, господин Маддердин?
— За что пожелаете, — ответил я и чокнулся с ним. — Хотя бы за вампиров…
Он скривился, услышав эти слова, но ничего не сказал. Лишь когда отставил кружку и отёр усы, посмотрел на меня тяжёлым взглядом.
— Шутки шутите, — пробурчал он. — А здесь нет ничего смешного.
— Смертух, дорогой мой, — сказал я. — Поделись с уважаемым господином Кнотте, о скольких ты слышал делах, что велись Инквизицией против вампиризма?
Смертух обнажил в улыбке жёлтые лопаты зубов.
— Ни об одном, Мордимер, — ответил он.
Смертух может не самый сообразительный, но он способен помнить каждое слово из разговоров, что состоялись много лет назад. Это редкий дар, и временами я даже удивляюсь, почему добрый Бог одарил им кого-то, кто сам, без помощи вашего покорного слуги, даже не смог бы им правильно воспользоваться.
— Слышали, господин Кнотте? — спросил я. — Ни одного. А что это означает?
— Несомненно не преминёте поделиться со мной.
— Означает это, что вампиров нет, — я театрально вздохнул. — Да, есть больные люди, крайне жаждущие, чтобы их считали вампирами. Они пьют кровь жертв, раздирают им горло, ба, даже избегают солнечного света и святых символов, поскольку они столь сильно убеждены, что распятие и солнечные лучи могут им навредить. Мы о таких делах слышали, господин Кнотте. Но не будем примешивать плебейские байки к серьёзным рассуждениям.
— Вот это да, — сказал он немного погодя. — Не думал, что подобные слова прозвучат из уст инквизитора.
Я рассмеялся и довольно искренне.
— А что вы думаете? — спросил я. — Что инквизитор должен во всё верить? Искать холм эльфов и горшок золота, закопанный на той стороне радуги? Напоминать свинью, роющую копытами на один запах трюфелей?
Он загоготал и ударил себя ладонями по бёдрам, аж шлёпнуло. Смертух посмотрел на него исподлобья, но Кнотте либо не увидел этого, либо его это никак не коснулось.