Момо (другой перевод) (с илл.)

Энде Михаэль Андреас Гельмут

Эта песня, конечно, была гораздо длиннее, ибо состояла из двадцати восьми куплетов, но нам не обязательно приводить все до единого.

Несколько раз, когда дети мешали уличному движению, их разгоняла полиция. Но ребята совсем не теряли бодрости духа. Они опять собирались в другом месте и начинали все сызнова. Ничего с ними не случилось, и серых господ они тоже, несмотря на усиленное внимание, не смогли нигде обнаружить.

Многие ребятишки, для которых эта демонстрация была новостью, поскольку они ничего не знали о ней, начали присоединяться

к марширующим и шагать вместе с ними, пока не собрались многие сотни, а потом и тысячи детей. Всюду по городским улицам тянулись длинные процессии, приглашающие взрослых на важное собрание, которое должно было изменить мир.

Глава 9

Хорошее собрание, которое не состоялось и плохое, которое состоялось

Наступил назначенный час.

Он прошел, но никто из приглашенных не явился. Как раз те взрослые, которых больше всего касалось шествие детей, едва заметили его.

Значит, все было напрасно.

Солнце уже клонилось к горизонту и огромным огненно-красным шаром купалось в пурпурном море облаков. Его лучи теперь касались только верхних ступеней старого амфитеатра, на которых тысячи детей ждали уже несколько часов. Здесь не звучало ни оживленного говора, ни веселого шума. Все сидели тихие и печальные.

Тени быстро удлинялись, скоро должно было стемнеть. Стало прохладно, и детей охватила легкая дрожь. Вдалеке восемь раз ударил церковный колокол.

Теперь уже не оставалось сомнений, что они все затеяли напрасно и у них ничего не вышло.

Вот встали и молча ушли первые дети, за ними последовали другие. Никто не проронил ни слова. Разочарование было слишком велико.

Наконец к Момо подошел Паоло.

— Дольше ждать бессмысленно, Момо. Теперь уже никто не придет. Спокойной ночи, Момо.

И он тоже исчез.

Потом подал голос Франко:

— Ничего не поделаешь. Теперь мы убедились, что на взрослых рассчитывать нельзя. Я ведь им и раньше не доверял, а теперь и вовсе не хочу с ними связываться.

Ушел и он, а за ним и многие другие. И наконец, когда совсем стемнело, последние участники шествия потеряли всякую надежду и тоже покинули амфитеатр. Момо осталась одна с Гиги и Беппо.

Сидели молча. Затем встал и старый подметальщик улиц.

— Ты тоже уходишь? — спросила Момо.

— Я должен, — ответил Беппо, — у меня служба.

— Ночью?

— Да, нас направили, в виде исключения, на разгрузку мусора. Мне сейчас нужно туда.

— Но ведь сегодня воскресенье! И вообще, ты этого никогда не делал!

— Да, но сейчас нас направили. Говорят, в виде исключения. Потому что они иначе не успевают. Нехватка людей и так далее.

— Жаль, — сказала Момо, — я бы обрадовалась, если бы ты сегодня остался здесь.

— Да, и мне совсем не по душе, что приходится покидать вас, — сказал Беппо. — Значит, до свидания, до завтра.

Он

взгромоздился на свой скрипучий велосипед и исчез в темноте.

Гиги тихо насвистывал меланхолическую мелодию. Он умел красиво свистеть, и Момо слушала его. Неожиданно он оборвал напев.

— Мне тоже нужно идти! — сказал он. — Сегодня воскресенье, и я должен играть ночного сторожа. Я тебе еще не рассказывал о своей новой профессии? Я чуть не забыл о ней.

Момо посмотрела на него, но ничего не ответила.

— Не огорчайся, — промолвил Гиги, — конечно, наш план не сработал, как мы рассчитывали. Я представлял себе это совсем иначе. И тем не менее получилось забавно! Просто великолепно!

Поскольку Момо продолжала молчать, он погладил ее по волосам и бодро добавил:

— Не бери в голову, Момо. Завтра все будет выглядеть по-другому. Мы просто придумаем какое-нибудь новое приключение, ладно?

— Это было не приключение, — тихо сказала Момо.

Гиги встал.

— Я понимаю, но об этом мы поговорим завтра, хорошо? Теперь мне пора, я и так уже опаздываю. А ты ложись спать.

И он ушел, насвистывая свой меланхолический мотив.

Момо осталась совсем одна в огромном каменном круге. Ночь была беззвездной. Небо покрылось тучами. Подул странный ветер, не сильный, но непрерывный, и какой-то необыкновенно холодный. Можно сказать, что это был пепельно-серый ветер.

Далеко за границей большого города поднимались кучи мусора. Здесь громоздились настоящие горы из золы, осколков, жестяных банок, старых матрацев, пластмассы, бумажных обрывков и множества других вещей, которые ежедневно выбрасывались в городе и теперь ожидали очереди на сжигание в огромных печах.

До поздней ночи старый Беппо вместе со своими коллегами выгружал мусор из грузовиков, стоящих длинными колоннами, с горящими фарами. И чем больше их опорожнялось, тем еще больше выстраивалось в очередь.

— Быстрее, быстрее! — постоянно торопили их. — Отъезжай, отъезжай! А то мы никогда не закончим!

Беппо махал и махал лопатой, пока рубашка не прилипла к телу. Все закончилось только к середине ночи.

Поскольку Беппо был уже стар и к тому же не слишком крепкого телосложения, он сел, совершенно изнуренный, на перевернутую дырявую пластиковую ванну и попытался отдышаться.

— Эй, Беппо, — крикнул один из рабочих, — мы уезжаем домой. Ты с нами?

— Одну секундочку, — сказал Беппо и прижал руку к ноющему сердцу.

— Тебе нехорошо, старик? — спросил другой его коллега.

— Ничего, все в порядке, — ответил Беппо, — вы поезжайте, а я еще чуточек отдохну.

— Ну, будь здоров, — закричали остальные, — спокойной ночи! — И они уехали.

Стало тихо. Только крысы шуршали тут и там в мусоре и иногда посвистывали. Беппо заснул, уронив голову на руки.

Сколько он так проспал, Беппо не знал, но внезапно он проснулся от холодного порыва ветра. Он открыл глаза и мгновенно окончательно пришел в себя.