Момо (илл. Михаэля Энде)

В давние-предавние времена, когда люди еще говорили на совсем забытых ныне языках, в теплых странах уже существовали большие и прекрасные города. Там возвышались дворцы королей и императоров; тянулись из конца в конец широкие улицы; извивались узкие переулочки и тупички; стояли великолепные храмы с золотыми и мраморными статуями

богов; шумели пестрые базары, где предлагали товары со всех концов света; простирались широкие площади, где люди обсуждали новости, произносили или просто слушали речи. Но прежде всего славились эти города своими театрами.

Театры эти похожи были на нынешний цирк, только построенный целиком из камня. Ряды для зрителей располагались ступеньками друг над другом, как в огромной воронке. И если поглядеть сверху, то одни из этих строений были круглыми, другие образовывали овал или половину круга. Называли их амфитеатрами.

Некоторые из них были огромные, как футбольный стадион, другие вмещали не больше двух сотен зрителей. Одни были роскошными, с колоннами и статуями, другие скромными, без всяких украшений. Крыш у амфитеатров не было, все представления давались под открытым небом. Впрочем, в театрах побогаче над рядами натягивали золототканые ковры, чтобы защитить публику от солнечного зноя или внезапного дождя. В театрах победнее этому же служили тростниковые или соломенные циновки. Одним словом, имелись театры для богатых и театры для бедных. Их посещали все, потому что все были страстными слушателями и зрителями.

И когда люди, затаив дыхание, следили за смешными или грустными событиями, которые происходили на сцене, им казалось, что эта только представляемая жизнь каким-то таинственным образом кажется более правдивой, истинной и намного интереснее, чем их собственная, повседневная. И они любили внимать этой иной действительности.

С тех пор прошли тысячелетия. Города исчезли, дворцы и храмы разрушились. Ветер и дождь, жара и холод отполировали и выветрили камни, от больших театров остались развалины. В старых, потрескавшихся стенах теперь только цикады поют свою монотонную песню, похожую на дыхание спящей земли.

Но некоторые из этих старинных городов сохранились и поныне. Конечно, жизнь в них изменилась. Люди ездят в автомобилях и поездах, у них телефон и электричество. Но, иногда среди новых зданий можно и сегодня еще увидеть древние колонны, арку, кусок крепостной стены или амфитеатр тех далеких дней.

В одном из таких городов и случилась эта история.

На южной окраине большого города, там, где начинаются поля, а дома и постройки становятся все беднее, спрятались в пиниевом лесочке развалины маленького амфитеатра. Он и в древности не казался роскошным, это был театр для бедных. А в наши дни. то есть в те дни, когда началась эта история с Момо, о развалинах почти никто не помнил. Об этом театре знали только знатоки древности, но и для них он не представлял интереса, ведь изучать там было уже нечего. Иногда забредали сюда два-три туриста, лазили по заросшим травой каменным ступеням, переговаривались, щелкали фотоаппаратами и уходили. В каменную воронку возвращалась тишина, цикады начинали следующую строфу своей бесконечной песни, точь-в-точь такую же, как предыдущие.

Чаще всего бывали здесь окрестные жители, давно знавшие это место. Они оставляли здесь пастись своих коз, а дети играли в мяч на круглой площадке, в середине амфитеатра. Иногда встречались тут по вечерам и влюбленные парочки.

Однажды прошел слух, что в развалинах кто-то живет. Говорили, что это ребенок, маленькая девочка, но толком никто ничего не знал. Звали ее, кажется, Момо.

Выглядела Момо немного странно. На людей,

ценивших аккуратность и чистоту, она действовала пугающе. Она была маленькая и худая, и трудно было угадать, сколько ей лет – восемь или двенадцать. У нее были буйные, иссиня-черные кудри, которых, очевидно, никогда не касались ни гребень, ни ножницы, большие, удивительно красивые глаза, тоже черные, и такого же цвета ноги, потому что она всегда бегала босиком. Зимой она изредка надевала ботинки, но они были ей велики, да к тому же еще и разные. Ведь свои вещи Момо или где-то нашла, или получила в подарок. Ее длинная, до щиколоток юбка была сшита из цветных кусков. Сверху Момо носила слишком для нее просторный старый мужской пиджак, рукава которого она всегда закатывала. Отрезать их Момо не хотела, она думала о том, что скоро вырастет и кто знает, попадется ли ей когда-нибудь снова такой замечательный пиджак, в котором так много карманов.

Под заросшей бурьяном театральной сценой находилось несколько полуобвалившихся каморок, в которые можно было попасть через дыру в стене. Здесь Момо устроила себе дом. Как-то в обед к Момо пришли люди, несколько мужчин и женщин. Они хотели с ней поговорить. Момо стояла и испуганно смотрела на них, боясь, что они прогонят ее отсюда. Но вскоре она поняла, что это добрые люди. Они сами были бедные и хорошо знали жизнь.

– Так, – сказал один из них, – тебе тут, значит, нравится?

– Да, – ответила Момо.

– И ты хотела бы здесь остаться?

– Да, очень.

– Разве тебя никто нигде не ждет?

– Нет.

– Я хочу сказать: разве тебе не хочется вернуться домой?

– Мой дом здесь, – быстро ответила Момо.

– Но откуда ты?

Момо махнула рукой в неопределенном направлении: куда-то вдаль.

– Кто же твои родители? – продолжал выпытывать человек.

Чуть приподняв плечи, Момо растерянно взглянула на спрашивавшего. Люди переглянулись и вздохнули.

– Не бойся, – продолжал человек. – Мы вовсе не гоним тебя отсюда. Мы хотим тебе помочь. Момо робко кивнула.

– Ты говоришь, тебя зовут Момо, не так ли?

– Да.

– Это красивое имя, хотя я его никогда не слыхал. Кто дал тебе это имя?

– Я, – сказала Момо.

– Ты сама себя так назвала?

– Да.

– Когда же ты родилась?

– Сколько я себя помню, я была всегда, – немного подумав, ответила Момо.

– Неужели у тебя нет ни тети, ни дяди, ни бабушки, никого, к кому бы ты могла пойти?

Некоторое время Момо молча смотрела на спрашивающего, потом прошептала:

– Мой дом здесь.

– Конечно, – сказал человек. – Но ведь ты ребенок. Сколько же тебе лет?

– Сто, – неуверенно ответила Момо.

Люди рассмеялись, решив, что это шутка.

– Нет, серьезно: сколько тебе лет?

– Сто два, – ответила Момо, все еще не совсем уверенно.

Наконец люди поняли, что Момо называет цифры, где-то услышанные, не представляя себе их смысла, ведь никто не учил ее считать.

– Послушай-ка, – сказал все тот же человек, посоветовавшись с другими, – хочешь, мы расскажем о тебе полиции? Тебя отправят в приют, там у тебя будет еда и постель, там тебя научат считать, писать, читать и многому другому. Что ты на это скажешь?

Момо испугалась.

– Нет, – ответила она. – Не хочу. Я там уже была. Там и другие дети были. На окнах решетки, и каждый день нас били – просто так, ни за что. Я перелезла ночью через забор и убежала. Я не хочу туда.

– Это я могу понять, – кивнув, сказал старик. И другие тоже кивнули.

– Ну, хорошо, – сказала одна из женщин, – но ты еще совсем маленькая. Кто-то ведь должен о тебе заботиться.

– Я, – облегченно ответила Момо.

– И ты это можешь? – спросила женщина.