Мона Лиза Овердрайв

Гибсон Уильям

32

Счет ноль

Бобби вышел из конторы вслед за Джекки и девочкой с каштановыми волосами. Казалось, он у Джаммера чуть ли не месяц и уже никогда не выполоскать изо рта привкус этого места. Идиотские маленькие глазки утопленных прожекторов смотрят с черного потолка, пухлые кубы сидений из искусственной замши, круглые столы, резные деревянные ширмы… Бовуар сидел, свесив ноги, на стойке бара, на серых блестящих коленях – юаровский дробовик, рядом – детонатор.

– Как вышло, что ты их впустил? – спросил Бобби у Бовуара, в то

время как Джекки усадила девочку у стола.

– Это все Джекки, – сказал Бовуар, – она была в трансе, пока ты сидел во льду. Легба. Он сказал нам, что Дева на пути сюда с этим парнем.

– Кто он?

– С виду наемник, – пожал плечами Бовуар. – Солдат дзайбацу. Поднявшийся уличный самурай. Что с тобой произошло, пока ты был во льду?

Бобби рассказал ему о Джейлин Слайд.

– Лос-Анджелес, – задумчиво проговорил Бовуар. – Она все вверх дном перевернет, чтобы добраться до человека, который сжег ее дружка, но если брату нужна помощь – гуляй лесом.

– Я не брат.

– Думаю, в этом ты прав.

– Так, значит, мне не нужно пытаться прорваться к якудза?

– А что говорит Джаммер?

– Ни хера не говорит. Сидит там сейчас и смотрит, как твой «солдат» разговаривает по телефону.

– Звонок? От кого?

– Какой-то бледнолицый с протравкой. Ох и мерзкая рожа.

Бовуар поглядел на Бобби, потом на дверь, потом снова на Бобби.

– Легба говорит: соберись с духом и наблюдай… Слишком много неожиданностей и без Сыновей Неоновой Хризантемы.

– Бовуар, – сказал Бобби, понизив голос, – эта девочка… это она, та самая, которая была в матрице, когда я пытался…

Негр кивнул, пластиковая оправа снова сползла на кончик носа.

– Дева.

– Но что происходит? Я хочу сказать…

– Бобби, мой тебе совет: просто принимай все как есть. Для меня она одно, для Джекки, может быть, что-то иное. Для тебя – просто перепуганный ребенок. Полегче, не расстраивай ее. Она очень далеко от дома, а нам еще очень и очень далеко до того, чтобы выбраться отсюда.

– Ладно… – Бобби смотрел себе под ноги. – Мне очень жаль, что так вышло с Лукасом, друг. Он был… он был настоящий чувак.

– Пойди поговори с Джекки и девочкой, – отозвался Бовуар. – Я присмотрю за дверью.

– Хорошо.

Он зашагал по ковру ночного клуба туда, где Джекки сидела с девочкой. Ничего особенного, девчонка как девчонка, только какой-то голосок нашептывал, что она и есть та самая, единственная. Девочка не подняла глаз, и тут он сообразил, что она плачет.

– Меня схватили, – сказал он Джекки. – А ты попросту исчезла.

– Как и ты, – ответила танцовщица. – Потом ко мне пришел Легба…

– Ньюмарк, – позвал от двери в контору Джаммера незнакомец по имени Тернер, – иди сюда, разговор есть.

– Мне нужно идти, – сказал Бобби. Ему очень хотелось, чтобы девочка подняла глаза, увидела, как его зовет этот крутой самурай. – Я им нужен.

Джекки только сжала ему руку.

– Забудь про якудза, – сказал Джаммер. – Все гораздо сложнее. Ты отправишься в лос-анджелесский сектор и подключишься к деке

этой крутой. Когда Слайд захватила тебя, она не могла знать, что моя дека зафиксирует ее номер.

– Она сказала, твоей деке место в музее.

– Что она, черт побери, понимает! – огрызнулся Джаммер. – Я знаю, где она живет, разве не так? – Приложившись, он убрал ингалятор назад в стол. – Загвоздка в том, что она тебя списала. Она даже слышать о тебе не захочет. Тебе придется достучаться до нее и сказать ей то, что она стремится узнать.

– И что же это?

– Что с ее дружком расправился человек по имени Конрой, – сказал высокий. Он полулежал в одном из кресел Джаммера с огромным револьвером на коленях. – Конрой. Скажи ей, что это был Конрой. И Конрой же нанял тех волосатых ублюдков, которые торчат снаружи.

– Я бы лучше попытал яков, – сказал Бобби.

– Нет, – отрезал Джаммер, – эта Слайд доберется до его задницы раньше. Яки сперва взвесят мой долг, перепроверят всю историю. А кроме того, я думал, тебе не терпится поучиться…

– Я пойду с ним, – сказала от двери Джекки.

Они включились.

Джекки умерла почти сразу же, в первые восемь секунд.

Он это почувствовал, испил до дна – и почти понял, что есть смерть. Он кричал, кружился, засасываемый в поджидавшее их жерло белого ледникового туннеля…

Масштабы туннеля были попросту непомерны, запредельны, будто вся кибернетическая мегаструктура какой-нибудь транснациональной корпорации разом обрушила свой вес на Бобби Ньюмарка и танцовщицу по имени Джекки. Невозможно…

Но где-то на краю сознания, как раз тогда, когда он терял его, что-то заскреблось… Что-то будто дергало его за рукав…

Он лежал ничком на чем-то шершавом и жестком. Открыл глаза. Дорожка, вымощенная круглыми булыжниками, мокрая от дождя. Он с трудом поднялся на ноги, пошатнулся и увидел дымчатую панораму незнакомого города, а за ней – море. Вот шпили – очевидно, какой-то собор, безумные ребра и спирали облицовочного камня… Он повернулся и увидел, как по склону к нему, разинув пасть, соскальзывает гигантская ящерица… Бобби прищурился. Зубы у ящерицы – из зеленой обливной керамики, и струйка воды неторопливо сочится по нижней губе из голубого мозаичного фарфора. Существо оказалось фонтаном с боками, выложенными тысячами фарфоровых осколков. Бобби резко обернулся, почти обезумев от близости смерти Джекки. Лед, лед… и внезапно промелькнула мысль: так же близко подошла к нему смерть тогда, в гостиной матери.

А здесь – странные извивающиеся скамейки, покрытые той же головокружительной мешаниной битого фарфора, и деревья, и трава… Парк.

– Экстраординарно, – сказал некто.

С одной из змеевидных скамеек поднимается мужчина. Серые волосы у него аккуратно подстрижены под ежик, лицо загорелое, и круглые, без оправы, очки увеличивают и без того большие голубые глаза.

– Ты прошел прямо насквозь, не так ли?

– Что это? Где я?

– В парке Гуэля – до некоторой степени. В Барселоне, если угодно.