Монах Ордена феникса
Шрифт:
Агафенон хоть и был всемогущим богом, но тоже не мог целыми сутками освещать людям жизнь, понимая, что людям надо спать, по этому на ночь покидал небесную твердь, оставляя Валеуту – бога луны и по совместительству – главного бога мира в ночное время, следить за ночным светильником – луной. Иногда Сарамон поднимал ветер, облака и грозу, которые заслоняли ночной фонарь Валеуты и начиналась битва не на свет, а на тьму. Но сегодня такого не случилось – луна была яркой, как никогда, красиво мерцая на спокойной глади рек, золотых куполах богатых церквей и стеклянных сосудах в домах у тех счастливчиков, у которых оные были. Валеута уже собирался гасить луну – сдавать смену Агафенону, но, последним хозяйским взглядом окинув землю увидел кое что интересненькое, а именно служителя Ордена света, притаившегося в кустах
Вокруг все было тихо, и голодный, злой и грязный Альфонсо выполз из кустов, пригнувшись, постоянно ожидая лая собаки или окрика, перебрался через ветхий забор, пробежал через двор и стянул с бельевой веревки рясу священника. Впору бы бежать обратно, но неожиданно забурлило в животе, и где то рядом, в сарае, кудахтнула курица и план сформировался моментально, резко переходя в действие, опять опережая разум и чувство самосохранения. Двор просто разорвало диким куриным криком, но Альфонсо было уже все равно – со своей добычей он несся через двор, полоща на воздухе плащ; курица болталась из стороны в сторону – он держал ее за то, за что схватил – то есть за горло. Из церкви выскочил святой отец с дубинкой, проклял наглого воришку всеми карами небесными, возможно потом пошел считать ущерб – Альфонсо этого не видел. Он бежал сломя голову навстречу с жаренной курицей и сытой жизнью.
Жизнь прекрасна…Естественно, жизнь Альфонсо была прекрасна во многом благодаря тому, что жизнь курицы кончилась, он съел ее полусырой, и теперь блаженствовал, лежа на ворованной рясе на берегу реки, наблюдая восход солнца. Смачно отрыгнув, пожевав соломинку, он начал готовиться к новой жизни- содрал с себя дорогую, королевскую богатую шкуру попавшего в опалу графа, с наслаждением искупался в речке, выстирал там же свою куртку, насколько смог, и уже одевшись в личину никому не известного монаха вошел в город. Рваную, потертую и грязную куртку он продал задешево, хоть та и стоила, новая, баснословных денег. Продать кинжал не поднялась рука, хоть он и хотел полностью порвать с этой дурацкой страной, но, как оказалось, это произведение оружейного искусства можно было вырвать у него только с сердцем, и он оставил его у себя – на память.
На лезвии, не смотря на все приключения, не осталось даже царапинки – каленая сталь блестела, как новая, словно и не бывала в прочном черепе летучей мыши, камни, те, что остались, несомненно, настоящие, богато и красиво переливались на солнце. Когда Альфонсо рассматривал свою прелесть, он почти любил принцессу.
Рассматривая непревзойденно красивое оружие у прилавка торговца, Альфонсо словно ушел в другой мир, любуясь все таким же сияющим, хоть и испачканным кровью и грязью Кералебой, недоумевая, как он вообще мог даже подумать продать его. Мир пропал, пропал и кинжал, оставив озадаченного Альфонсо смотреть на свои пустые руки.
Он среагировал мгновенно – кинжал сверкнул в руках воришки, спину которого Альфонсо моментально запомнил на всю жизнь и бросился в погоню, путаясь в полах рясы. Тот обернулся, на всякий случай, обычно монахи толстые и ходят то с трудом, не то, что бросаются в погоню, и тут же прибавил прыти, едва не получив кулаком по голове – Альфонсо был рядом, едва его не настиг, но паренек увернулся. Он бежал быстро – не слишком быстро для лесного жителя, но все же, ловко обходя телеги с продуктами, расталкивая людей, переворачивая коробки и бочки, заставляя Альфонсо их перепрыгивать. Уходя от преследования, воришка запрыгнул на дом, побежал по покатой, соломенной крыше, рискуя провалиться вниз – туда то преследователь точно не полезет. Альфонсо и не полез – зарычав от злости, он схватил с телеги торговца яблоко (тот начал было громко кричать, но Альфонсо его не слышал), швырнул его со всей злостью в паренька – в голову не попал, но попал в спину, с такой силой, что тот всплеснул руками и покатился по крыше, вместе с заветным кинжалом. Альфонсо не особо соображая, что делает, пробежал дом насквозь – дверь была заперта, но напора Альфонсова тела не выдержала, выпрыгнул в окно с противоположной стороны дома, ободрав руки и ноги, сорвал на ходу с себя вонючий бычий пузырь и бросился на воришку со всей яростью зверя. Паренек как раз поднялся на ноги после падения с крыши, но только для того, чтобы получить оглушительный удар по голове и отлететь в сторону, врезавшись в лавку с рыбой. Сориентировался он моментально, увидев бегущего на
– Черт, тебя бы в лес… – пробормотал Альфонсо.
– Да, помотало тебя, – сказал Гнилое Пузо, – так что тебе действительно лучше свалить, пока не поздно.
– Как у тебя то? – спросил Альфонсо.
– Я у Волка правая рука – грабежи, разбои, деньги, девки, вино… Кстати, Волк планирует вылазку в лес – его очень сильно интересует контрабанда трав и ягод, и я у него – первый претендент на главу банды.
– Смотри, чтобы тебя стража не поймала.
– Там у Волка все шито крыто – кто то из высших чинов прикрывает его делишки. Периодически казнят пару тройку страдальцев, но это – плохие разбойники, и из банды их сливают стражам.
– Тогда удачи. Смотри, не попадай на Стену – место жуткое.
– Встретимся в лесу. Не поймают тебя у ворот?
– Они думают, я мертв. Даже сегодня месса по умерщвленным на стене будет, меня искать не станут. Так что, пока.
– Счастливо.
Они пожали друг другу руки и Гнилое пузо ушел – растворился в толпе людей. Альфонсо был свободен, но странная тоска грызла его, врезаясь зубами в душу тем сильнее, чем ближе он подходил к воротам. Вон, там, на той стороне дороги, за Стеной – виден лес, простор, там дом. И там тихо, пусто и одиноко.
– Я должен увидеть ее еще раз, хоть одним глазком…
Через час к одному из стражей дворца подошел монах в грязной, порванной, воняющей рыбой рясе, сказал позвать графа дэ Эсгена.
– Пошел прочь, попрошайка, милостыню подают в полдень, с другой стороны дворца, – рявкнул стражник.
– Зови начальника дворцовой стражи, остолоп, большего от тебя не требуется. И расскажи ему, что ты видел вот это.
И в руках у монаха появился кинжал неслыханной красоты и богатства.
– Вор. Не иначе, как у какого дворянина спер, – подумал стражник, увидав оружие, облизнувшись на драгоценные камни.
– Не отпускай его,– сказал он напарнику, а сам побежал за вестовым в свою охранную будку.
Дэ Эсген прискакал спустя некоторое время злой, спрыгнул с коня, бросился на стражников:
– Вы что же, сволочи, из –за каждого оборванца будете беспокоить!! Гоните его в шею копьями.
– Ваша светлость, он ножик показал – не иначе ворованный, не иначе как у господина какого…– забормотал один из стражей, вытянувшись, словно палка.
– Ты, кто таков? Палками давно не колотили? – накинулся дэ Эсген на Альфонсо.
– Мне ваши палки, граф, уже не страшны, – усмехнулся Альфонсо, снимая с головы капюшон, – видал я кое что пострашней сухого дерева…
Сначала начальник дворцовой стражи долго стоял, не веря глазам и не понимая, кого видит перед собой. Потом, кровь с его лица начала медленно пропадать, делая его мертвенно бледным.
– Твою мать! – выругался дэ Эсген, – этого не может быть!! Да как ты?!…
– Вестовой, к королю, срочно, – крикнул он только что вернувшемуся вестовому – молодому пареньку, который старательно пытался отдышаться, – да живее, черт, скажи – граф дэ Эстэда вернулся.