Монах Ордена феникса
Шрифт:
В общем снова снилась дурацкая сказка, несбыточный бред!
Но в глубине души он мечтал о Волшебном городе и всегда злился, когда после прекрасного сна оказывался снова в реальности. Спать больше не хотелось, стало грустно, и Альфонсо, скинув на лавку кусок мешковины, служивший ему одеялом, тихо и медленно вышел из избушки во двор – небольшую, покрытую мелкой, дохлой травкой площадку, огороженную огромными бревнами мятой сосны. Все крупные звери в лесу были очень ловкими быстрыми и сильными – иные просто не выживали, но прыгать высоко, в большинстве своем, не умели, и их фантазии хватало лишь на то, чтобы царапать когтями древесину снаружи забора. Проходя мимо Гнилого пуза, Альфонсо посмотрел на него завистливо вздохнул: Гнилое пузо был в самом расцвете сил – ему было восемнадцать лет (хоть и выглядел на двадцать три), он спал, глубоко и ритмично всасывая спертый воздух избушки внутрь себя, и выбрасывая его обратно с таким шумом, что дрожали стены. Услышав неслышные шаги Альфонсо, он открыл один глаз, но убедившись в отсутствии опасности, закрыл его снова, при этом так и не проснувшись. Это сон леса – глубокий, но чуткий.
Кроме травы с проплешинами во дворе были еще и постройки – колодец с чистой, вечно холодной и пахнущей прелыми листьями водой, таулет и сарай, забившийся в угол двора, с огромным, амбарным замком на двери. Вход в этот сарайчик был строго настрого запрещен Гнилому пузу, но тот туда и не рвался, и так прекрасно зная, что там находится. Ключ от замка Альфонсо всегда носил при себе – на шее.
Он спускался в этот сарай всегда, когда его одолевала кручина, и всегда это был чарующий ритуал, сакральное действо, начиная от знакомого до боли, и до нее же родного жалобного скрипа механизмов замка, до волшебного запаха бумаги. В отдельном помещении, расположившись комфортнее, чем жители дома, на полках аккуратно лежали книги и рисунки, обломки неизвестных деталей, листы с непонятными символами – все то, за что в городе можно было нарваться на святую инквизицию. Дрожа от предвкушения, Альфонсо запирался изнутри на засов, садился за плохо отёсанный изначально, но отполированный локтями потом, стол и брал листочки в руки нежно, словно лепестки мака, и разглядывал их. Эти листочки, эти книги, вещи, все были волшебными, покрытыми неизвестными символами и рисунками из странных чернил, которые не смывала даже вода. Альфонсо мог часами разглядывать эти рисунки, пытаясь понять, что на них изображено – несомненно, это было мощнейшее оружие, созданное богами, изготовив которое можно было обрести власть над миром. Или пройти глубже в лес до болот. Или даже дальше…
Альфонсо почувствовал, как у него защемило сердце. Вот бы разгадать эти символы! Вот бы узнать эти великие тайны! Вот бы сейчас поесть.
Альфонсо вздрогнул, очнувшись от мечтаний, и вынул из деревянной коробочки самую ценную свою вещицу – рисунок с изображением Волшебного Города. На картине были нарисованы замки – квадратные, огромные по сравнению с малюсенькими человечками, дороги были гладкими из сплошного камня, так точно собранными, что не видно было швов, и двигались по ним существа непонятного вида и происхождения. Город был нарисован душераздирающе реалистично, красиво сверкал огнями, как настоящий, а огромное количество крепостей самой разной конфигурации и формы, поражали воображение. Вздохнув, Альфонсо аккуратно положил рисунок в коробочку и вышел из сарая.
– Ну и что те двое? – спросил Гнилое пузо, усердно разминая деревянной ложкой картошку в чугунке, периодически подливая туда топленого молока.
– А, – Альфонсо махнул рукой, – даже через шиповник не прошли. Одного змеи сожрали, другого шипами застрелило. Чуть меня не зацепило.
– Деньги хоть отдали?
– Да, деньги я теперь вперед беру.
– А чего ты их фиалкой не накормил? Она успокаивает нервы, возможно они бы даже и прошли.
– Слишком много чести,– Альфонсо запустил ложку в чугунок и, вытащив ложкой комок картошки, начал усердно на него дуть. Когда же ему надоело напрягать щеки, он стал напрягать язык и заговорил:
– Сам я наелся.
– Случайно упал?
– Да. Споткнулся.
Гнилое пузо отправил в рот дымящуюся картофелину, и, громко чавкая, проглотил горячую порцию даже не поморщившись. Ел он всегда как в последний раз: быстро, громко и все подряд, плотно и тщательно набивая щеки, не оставляя во рту ни капельки свободного пространства. И ухитрялся говорить при этом.
– А кто они были?
– Представились проигравшимися в наперсток крестьянами, которым одна дорога – либо самоубийство, либо стать ходоками, заработать денег и отдать долг. Ребята даже не заморочились с легендой; дураку было понятно, что они солдаты, причем солдаты одни из лучших – поскольку очень тупорылые и самоуверенные. На самом деле скорее всего степейцы – говор больно похож на тамошний.
–Ты хочешь сказать, что это шпионы?
– Скорее всего. Видимо не хотели попасться кому либо по дороге, попытались пройти лесом к себе обратно.
Гнилое пузо бросил ложку на стол и, достав с ближайшей полки, висевшей прямо над столом, глиняный кувшин с молоком, начал усердно и очень настойчиво пить, так что кадык его, казалось, не успевал возвращаться обратно. На просьбу Альфонсо оставить ему молока, в кувшине гулко булькнуло – вероятно, это был положительный ответ. Наконец Гнилое пузо оторвал от себя крынку, протянул ее Альфонсо и громко отрыгнул воздух. В лесу, за забором из массивных бревен, раздалась какая то возня, окончившаяся злобным рыком, потом звонким лаем – лиса напала на енота, и, судя по всему, огребла за свою жадную дерзость. Лес жил, и эта жизнь прочно, двумя ногами стояла на смерти.
– Нашел кому травы сбагрить? – спросил Гнилое Пузо.
– Есть один виконт среди местной знати который поставляет в высшие круги анаэстеду. Обещает проход через ворота без проблем, но берет дешево. Есть еще некий Волк – самый опасный вор и разбойник, негласно управляет тамошними разбойниками, без него в них ничего не делается.
–Отлично, тогда я буду работать с Волком, а ты с виконтом.
– Как всегда, самые лакомые кусочки тебе достаются.
– Ну да, я как всегда на самое людское дно.
Альфонсо промолчал.
Лес был мощным оружием, страшной силой, дающей почти безграничную власть, но отдавал он ее крайне неохотно, расплачиваться приходилось кровью, страхом и болью. Для человека решающей силой в лесу являлась, за отсутствием толстой шкуры и сильных мышц, знания, за каждую крупицу которых приходилось платить очень дорого.
Альфонсо вышел во двор и поплотнее затянул веревку на штанах – жизненно важная процедура, если учесть, насколько быстрее и маневреннее становится человек, когда с него не спадают штаны, философски прищурился на солнце и взял в руки большой камень, килограмм на пять, который лежал у двери.
– Девять кругов, – сказал он Гнилому пузу.
– Десять, – ответил тот категорично.
Альфонсо вздохнул, поднял камень на уровень груди, и побежал вокруг избы.
– Все отлично, – подумал он на девятом круге, – можно идти. Но на повороте Альфонсо вдруг почувствовал слабость – он сжал зубы, чтобы не уронить камень, но отравление чертополохом прошло не до конца – голова кружилась все сильнее, и лишь избавившись от груза, не добежав полкруга, Альфонсо смог кое-как отдышаться.
– Вот и результат – еще пару дней придется поваляться здесь, – резюмировал Гнилое пузо. Он пошел в избу, провожаемый ненавистным взглядом, собираться в путь, и вскоре из избы стали доноситься проклятия, грохот немногочисленной посуды, скрежет печной заслонки. Что то звонко упало на пол.
Альфонсо прекрасно знал, чего стоит малейшее недомогание в лесу, чего стоит медлительность, отсутствие выносливости, неспособность быстро бегать. И все равно он ненавидел Гнилое пузо, потому что тот был прав, и выходить наружу было смертельно опасно. Даже опаснее, чем обычно. Да, знания в лесу были страшной силой, но этой силы катастрофически не хватало.
– Смотри не чуди, – сказал Гнилое пузо, выходя из избы запихивая кинжал в ножны. Одет он был в стандартную для разгуливания по лесу экипировку: хлопковая рубаха, черная, кожаная куртка, ужасно теплая в такую жару, плотные штаны из бязи, подпоясанные конопляной веревкой с заправленными кончиками – что бы не цепляться ими за каждый репейник, черные сапоги без каблуков, из дорогой свиной кожи, намазанные жиром и сажей. Из – за спины торчала ручка арбалета, закрепленная так, чтобы ее можно было легко и быстро вытащить, и при этом он не отвалился бы во время акробатических номеров, неизбежных в лесу. Гнилое пузо был молод, подтянут, мускулы его рельефно бугрились под одеждой, и если бы не позорное имя, которое ему дали из за его нищей семьи, которая не смогла купить имени получше, то Альфонсо весь извелся бы от зависти.