Монархическая государственность
Шрифт:
Ввиду правовой слабости и необеспеченности власти императора его личное обожествление составляло огромный политический суррогат для прочности власти. Должно заметить, что для массы народа эта божественность вовсе не была пустым звуком. При суеверии массы, при неясности для нее истинной идеи Божества она тем легче верила в божественность Кесаря, и есть множество фактов чисто мистического отношения народа к Кесарям. В предместье Велитрах, например, целое столетие сохранялся дом, где родился Август. Давным-давно он перешел к другим владельцам, и находился в употреблении их, но комната, где родился бывший император, в народном сознании почиталась столь священной, что в нее нельзя было входить без благоговейной молитвы и вообще без надобности. Ночевать же в ней было совершенно невозможно, и смельчаки, которые на это решались, были выбрасываемы оттуда невидимой силой, с великой опасностью для их жизни. Характерны и такие случаи. Когда Веспасиан был уже провозглашен сенатом, но находился
Понятно, как дорожила при таких условиях римская политика идеей личного обожествления императоров, и как опасно для Кесарей казалось христианство, признававшее всю власть их - в чем она не была достаточно прочной, - но отрицавшее именно ту сторону - личную божественность - которая была практически особенно важна для прочности императорской власти.
Между тем и эта фикция личной божественности могла быть надежной опорой только в отношении самой грубо-суеверной массы народа, ибо мало-мальски развитой человек конечно не мог считать императора богом в сколько-нибудь авторитетном смысле. По мере развития философских идей - грубое языческое многобожие стало заменяться в высшем круге некоторым неясным представлением единого божества. Сверх того - личная божественность императора для всех развитых умов была слишком очевидной ложью. Поэтому в верхних слоях общества начала появляться другая концепция: делегация власти императору самими богами. Плиний, поздравляя Траяна с восшествием на престол, пишет: "Бессмертные боги поторопились призвать твои добродетели к управлению республикой". В своем Панегирике Плиний выражается еще резче: "царь мира (т. е. бог), говорит оратор Траяну, отныне свободен и избавлен от попечении, налагаемых на божество; он теперь занимается только заботой о небесах, с тех пор, как поручил тебе (т. е. императору) представлять его перед человеческим родом" [Письма Плиния и введение Рауля Пессоно к французскому их переводу].
Здесь делегация императора от божества доводится до самых крайних пределов, которые были бы кощунственны для действительно верующего человека. Беда однако в том, что и для императора, и для Плиния, и для всего общества, готового стать на эту новую точку зрения, укрепляющую власть императора, оставалось безусловно неизвестным, что это за божество, облекшее императора таким представительством, и какова воля этого божества? При таких условиях делегация земной власти от божества неизбежно приводила власть к чистому деспотизму - самовластительству, как это обычно в восточных монархиях. Действительно, император, являясь представителем власти неизвестного божества, которого воля неизвестна народу, получает полномочие делать все, что вздумает. Quod principi placuit - legis habet vigorem [45]. По неизвестности воли божества, император мог делать все что вздумает, не теряя прав ссылаться на волю божества. Но с другой стороны, по той же причине, и всякий подданный не мог быть лишен возможности думать, что наместник божества нарушает волю доверителя, а потому теряет полученные права.
Таким образом власть делалась абсолютнейшей, безусловно ничем не ограниченной, ни даже совестью или разумом. Но в то же время она не становилась прочной, т. е. не исключала постоянных попыток возмущения и государственных переворотов. Это неизбежное последствие абсолютизма. Вообще делегация власти от божества получает серьезный политический смысл исключительно в том случае, когда она не абсолютна, но нравственно ограничена, т. е. когда имеет некоторые ясные и общеизвестные инструкции для себя. Для этого же необходимо ясное религиозное миросозерцание народа, и учреждение Церкви, которая будучи религиозно выше царя, по этому самому получает возможность служить ручательством за действительность божественного избрания царя для управления делами земной власти.
Потому-то до окончательного торжества христианства, т. е. до подчинения кесаря Богу, власть императоров не могла найти прочных опор своего верховенства. Она была абсолютной, как власть управительная, но по отсутствии твердой идейной опоры для своей верховности, принуждена была уходить вся в развитие материальной силы: сосредоточивать в императоре все отрасли управления, усиливать войско, полицию, бюрократию, вообще все механические и материальные средства власти. Но это делало власть кесарей деспотической, и сверх того отдавало самих кесарей во власть того же военно-бюрократического механизма, посредством которого они властвовали над нацией. Отсюда - чем более императоры впадали в абсолютизм власти, тем менее держались они нравственных элементов, и тем чаще становились возмущения и перевороты. При Диоклетиане, политически доведшем идею императорского абсолютизма до последних пределов, тяжесть власти оказалась уже так велика, что пришлось раздроблять империю между несколькими кесарями и
Эволюция римской государственности
Общая эволюция римской государственности представляет, таким образом картину исправления недостатков демократической Верховной власти посредством различного устройства власти управительной. Республика давала величавое политическое построение, пока нация - senatus populusque - делегировала всю управительную свою власть патрицианской аристократии. Но затем самодержавный народ стал стремиться взять в свои руки, непосредственно, и власть управительную, что привело к длинному периоду междоусобиц и беспорядка, при которых даже узурпация власти кем-либо являлась благодеянием для нации. Из этого кризиса Рим был выведен тем, что управительная власть была снова отнята у народа и перешла не к аристократии уже, а в единоличные руки императора. Первоначально идея Римского цезаризма была совершенно ясна. Император представлял ту же абсолютную власть, какой обладала нация, но пользовался этой властью - по делегации от нации. Таким образом Верховная власть, в сущности, оставалась у senatus populusque. Это выражалось и символом - большей частью простой комедией - избрания императора сенатом и народной аккламацией.
Но сама римская нация уже давно, со времен еще республики, становилась далеко не мирской, не однородной, и на пространствах от Атлантического океана до Евфрата - представляла такой агломерат народностей, верований, миросозерцании, что наконец с понятием о civis Romanus [46] не соединялось понятия ни о какой решительно политической системе. По мере этой утраты единого национального мировоззрения, народная делегация императорской власти становилась все более фиктивной и сознание ее исчезало у самого народа. Император в глазах народа имел уже власть не потому, что был избран или одобрен народом или сенатом, а потому что власть находится в его руках. Власть императорская таким образом становилась самородной самовозникающей, а потому верховной, но вместе с тем и решительно ничем не осмысленной.
Эта власть все более подходила под тип восточного самовластья. Император являлся не как результат действия какой-нибудь ясной, вечной, постоянно действующей силы, а как простой факт успеха, наконец, может быть, как результат действия каких-нибудь мистических сил, но неведомо каких. Император имел абсолютную власть, но цели, ее обязанности, не были уже ничем определены сколько-нибудь ясно.
Такой власти, однако, хотя еще и подчиняются, пока она имеет силу, но ей легко и изменяют, легко подчиняются и другой рядом с ней возникающей силе, ибо ни одна из них не освящена правом. Недолговечность всех государств самовластительского типа известна. Они легко возникают в руках гениального узурпатора, но также легко рассыпаются. Всякое социальное построение держится на основах психологических, и то уважение, которое людям внушает простая сила, как сила, элементарно и наименее надежно. Уважение возрастает по мере того, как сила обнаруживает под собою нравственные мотивы, обязанности, откуда только и является ее право на власть. Но за ослаблением нравственного мотива, сила теряет уважение нации, и по мере того теряет свое притягательное влияние. Процесс распадения, от ослабления этого притягательного влияния власти, обнаружился и в Римской империи, и со времен Диоклетиана - правителя, по личным свойствам очень выдающегося, - стал несомненен. Лишь появление Константина Великого спасло империю, ибо Константин нашел, в условиях своего времени, новый тип Верховной власти, имеющей ясный идеократический элемент. От этого элемента власть снова получила права, получивши обязанности.
Это была идея божественной делегации, идея служения Верховной власти Богу, для чего императору должно было опереться на христианство.
Это было таким глубоким переворотом идеократического элемента Римской империи, что он предшествовавшим императорам мог бы показаться рискованным до безумия.
Прежде однако чем характеризовать этот заключительный кризис римской государственности, необходимо остановиться на смысле самой теократической идеи.
Раздел II.
ТЕОКРАТИЯ ПРЯМАЯ И ДЕЛЕГИРОВАННАЯ
Идея теократии
Переход от римской императорской идеи к византийской государственности сопровождался привнесением идеи теократической к государственной Верховной власти.
Идея теократии не чужда теории государственной науки, но рассматривается ею независимо от религиозных соображений, которые однако единственно осмысливают ее.
Теократия, о которой говорит теория государственного права, означает для него лишь государственное владычество жрецов или духовенства. В этом смысле, теократия не может быть, конечно, признана какой-либо особой формой правления, а должна быть причислена к своеобразному проявлению аристократического начала.