Монашка и дракон
Шрифт:
Дилан, запоздало опомнился, и бросился следом за братом.
Ингунда со стуком положила вилку, которую держала до этого.
Кто-то тронул меня за плечо – это была Фрида. Она поднесла полотенце, чтобы я вытерла соус с платья.
– Пойдемте, госпожа, – сказала она, не глядя на меня и держась отстраненно, как и полагается хорошо вышколенной служанке. – Вам надо переодеться.
Я пошла за ней, не оглядываясь, и спиной чувствовала, что конкубины и слуги буравят меня взглядами.
Глава 14.
– Вы опять взяли коричневое, – Фрида укоризненно покачала головой, когда увидела меня в новом платье. – Милорд будет недоволен.
– Но оно мне нравится, – сказала я просто и ничуть не солгала – это платье и в самом деле мне нравилось, как устрице нравится ее раковина.
– Мало ли что вам нравится, – фыркнула служанка. – Милорду нравится, чтобы вокруг него были красивые и нарядные женщины. Он прислал вам это, – она со стуком поставила деревянную шкатулку, которую принесла, прямо на чистые пергаменты. – Сказал, что желает, чтобы вы применили это по назначению.
Сердце мое словно ухнуло с неимоверной высоты. Подарок!.. Нантиль сказала, что дракон дарит подарки, когда теряет интерес. Это значит… интереса ко мне уже нет? И это… хорошо или плохо?..
Я смотрела на шкатулку почти со страхом. Она была сделана из черного дерева и закрывалась крохотным замочком, крепившимся к медному ушку. Фрида потопталась на месте, дожидаясь, пока я открою шкатулку, а потом поторопила:
– Ну что же вы застыли? Посмотрите. Милорд сказал, чтобы я передала ему, понравится ли вам.
– Что это? – спросила я, не прикасаясь к темной резной крышке.
– Как с вами сложно, – проворчала Фрида и сама открыла замочек, и откинула крышку.
Наверное, обнаружь я внутри парочку ядовитых змей, я бы так не удивилась!
В крышку шкатулки изнутри было вставлено зеркало, а сама шкатулка была разделена деревянными перегородками, и между ними лежали коробочки, деревянные и стеклянные бутылочки, фарфоровые чашечки, костяные плоские стеки и множество других приспособлений, назначение которых известно лишь женщинам. Я осторожно взяла деревянный высокий флакончик, заткнутый хитрой пробкой с длинным штырьком посредине. Поверхность флакона покрывала искусная резьба. Это была кохлия – сосуд для сурьмы, краски, которой подводили глаза. У моей матери был такой же сосудец – размером не больше ладони, но не такой тонкой работы. Я вертела изящную вещицу, уже полюбив ее всем сердцем.
– Вам понравилось? – деловито осведомилась Фрида, которой надоело мое молчание.
Не ответив, я достала из шкатулки фарфоровую пудреницу, где обнаружилась самая шелковистая и тонкая рисовая пудра, какую только можно было представить. Потом я достала бутылочку розового масла, благоуханье которого тут же заполнило всю комнату, а еще здесь были лебяжья пуховка, порошки кармина и малахита, крохотные щеточки из кости и свиной щетины. Все очень красивое, немыслимо изящное и… баснословно дорогое.
– Передайте милорду благодарность за такой подарок, – сказала я голосом, которого сама не узнала, – но я не могу его принять.
– Почему это? – изумилась Фрида.
– Все это – очень дорогие вещицы, – объяснила я простоватой служанке. – Один флакончик розового масла стоит около ста золотых. Это королевский подарок.
– Сто золотых?! – изумилась она, раскрывая рот.
– Отнесите обратно, пожалуйста, – сказала я, складывая пудреницу и кохлию в шкатулку и закрывая крышку, словно захлопывая собственное сердце.
– Милорд рассердится, – мрачно предрекла Фрида.
– Это уже как ему будет угодно, – я отвернулась, чтобы не видеть, как служанка забирает заветный ящичек.
Нет, принимать его – неразумно. Если это не подарок, чтобы отделаться, то подарок, чтобы купить. Чтобы заставить меня чувствовать себя обязанной. Когда дверь хлопнула, я стиснула зубы и усиленно заморгала, прогоняя слезы. Какая я глупая, если считала, что перепелки – самое сильное искушение. Вот оно – самое сильное искушение. Немыслимое, сводящее с ума. Чего бы я не пожалела за эти прекрасные вещички?
Вздохнув, я села за стол и придвинула чернильницу, чтобы описать события, имевшие место за завтраком. Не успела я перейти к странным словам милорда Гидеона о том, что ему грозит скорая смерть, как дверь открылась от мощного пинка, и в комнату ворвался сам герой моих записей – дракон собственной персоной.
Он явно был не в настроении – черные волосы взъерошены и торчат непослушными прядями, черные глаза горят, и взгляд их страшен, как будто налетел ураган грозовой ночью. Дракон держал ту самую шкатулку из черного дерева и, кажется, едва сдерживался, чтобы не швырнуть ею в меня.
Я уронила перо, позабыв встать и поклониться. А он пересек комнату и с размаху грохнул шкатулкой о стол – как припечатал мои записи, которые я только что выводила старательно и любовно.
– Когда я говорю, что надо взять и пользоваться, – сказал дракон вкрадчиво, – это значит – взять и пользоваться. Почему не взяла?
– Милорд, – сказала я чинно, стараясь на него не смотреть, – это слишком ценный подарок, я не могу его принять.
– С чего ты решила, что это – подарок? – дракон наклонился, пытаясь заглянуть мне в лицо, и я невольно отстранилась, вжавшись в спинку кресла. – Это – необходимость. Я хочу видеть тебя такой, как видел в монастыре. К чему делать из себя чучело? И почему ты не надела другое платье?
– Я уже говорила милорду…
– Пустые отговорки! – почти рыкнул он, заставив меня вздрогнуть, но тут же сбавил тон. – Не бойся, никто не посмеет тронуть тебя в этом замке.
– Тогда позвольте убедиться в этом? – произнесла я тихо, все еще не осмеливаясь поднять глаза. – Позвольте мне одеваться по своему выбору, и если я буду уверена в ваших добрых намерениях, и в намерениях ваших людей, то через некоторое время согласна надеть более привычную для вашего взора одежду.
– Ты мне условия ставить взялась? – хмыкнул он.