Монетка на счастье
Шрифт:
— Черт вас всех побери! Если вы думаете, что я хвастаюсь, я вам докажу — скотницы из Норфолка — самые хорошенькие на всех Британских островах, других таких не сыщешь.
— Сколько вы ставите? — спросил у него один из слушателей.
— Сто гиней, — последовал ответ.
— Несите сюда книгу, в которую записывают ставки пари! — крикнул кто-то. — Принимаете вызов Фермера Джо? Как насчет вас, Оукланд? Вы, Кемпбелл?
Те, к кому обратились, покачали головами.
— Вот уже двадцать лет, как я и не замечаю, что доярки — молодые женщины, — доверительно сообщил престарелый
— Сто гиней, — повторил сэр Джозеф. — Кто бьется со мной об заклад? Трусы. Сразу видно, вы, землевладельцы, не уделяете своим поместьям должного внимания.
То ли на него повлияла вторая рюмка коньяка, которую он в рассеянности проглотил, слушая этот спор, то ли вспомнились необычайно синие глаза и золотые пряди, соблазнительно разметанные ветром, лорд Рейвен не мог потом вспомнить, но, удивляясь себе, он вдруг услышал свои собственные слова:
— Принимаю пари. Я вам представлю доярку, которой ваши и в подметки не годятся.
Все головы обернулись к лорду Рейвену, и кто-то, смеясь, спросил:
— А вы вообще-то знаете, какие они из себя доярки, Рейвен? Это вам не соловьи, что заливаются на Баркли-сквер.
— Может, они и заливаются не хуже соловьев, когда Рейвен [14] на них каркнет вороном, — сострил один из слушателей.
— Если Рейвен покажет нам свою скотницу, клянусь, я тогда привезу в Лондон птичницу, будет присматривать за гусаками в палате общин, — добавил еще кто-то.
14
Рейвен — «ворон» (англ.).
Раздался взрыв хохота, и сэр Джозеф подошел к его светлости.
— Значит, милорд, за вами сто гиней.
— Посмотрим, — ответил лорд Рейвен. — Где будет проходить состязание и кто будет судить?
Дело уладили в считанные минуты. Лорд Велели, мистер Гренвилл и полковник Пелли предложили себя на роль жюри, которое будет решать вопрос о достоинствах претенденток; один из членов клуба предложил свой дом на Сент-Джемс-сквер как самое подходящее для соревнования место.
— Единственная трудность заключается в том, что конкурс должен состояться на этой неделе, — во вторник я отправляюсь на континент.
— Засвидетельствовать свое почтение Маленькому капралу [15] ?
— Если желаете знать, моя истинная цель — это вновь отведать настоящего коньяка, — сообщил лорд Рейвен.
— Итак, в какой день вам удобнее всего? — вмешался сэр Джозеф, недовольный, что перестал быть центром внимания.
15
Прозвище Наполеона Бонапарта.
— Суббота или воскресенье, — предложил лорд Рейвен.
— Чем раньше, тем лучше, — отозвался сэр Джозеф. — Мне не терпится получить сто гиней.
— Ваши сто гиней облегчат мои путевые расходы, — возразил лорд Рейвен и, как бы устав от долгого спора, покинул собравшихся и пошел наверх в зал для карточной игры.
После долгой игры в вист и солидного выигрыша он спустился к своей карете, которая ждала его, готовая к дальней поездке. Предназначенный для путешествий экипаж был запряжен шестью лошадьми и, развив должную скорость, быстро покинул пределы города и помчался по проезжей дороге в имение.
Лорд Рейвен удобно откинулся на мягком сиденье и закрыл глаза. Он хотел немного поспать, а затем, как обычно, забрать у кучера вожжи, чтобы самолично править лошадьми. Он не доверял никому на узких и извилистых проселочных дорогах — ночная темнота, колдобины и ухабы препятствуют быстрой езде, а ему надо срочно добраться до Рейвен Ройял.
Охваченный сладкой безмятежной дремой, он улыбнулся, представив себе замешательство сэра Джозефа, когда тот увидит в воскресенье на Сент-Джемс-сквер прекрасную доярку. Строго говоря, она, конечно, не из числа его собственных скотниц, но до воскресенья он это уладит. Переманить чужую работницу, предложив ей большую плату, — пустое дело.
Интересно, что она себе купила на его гинею? Ленты, наверно, или красивый чепчик, чтобы поразить до глубины души какого-нибудь деревенского паренька, — то-то раскроет рот, когда в воскресенье отправится с нею в церковь. Она выглядела такой юной! Какая свежесть по сравнению с напудренными и нарумяненными дамами Сент-Джемса! Губы у нее нежные, как лепестки розы, и он готов поклясться, от ее кожи исходил сладкий аромат жимолости.
Наверно, Фермер Джо прав, утверждая, что жить можно только в деревне. Цветочные ароматы и румяные уста доярок! Однако очень скоро они, несомненно, могут смертельно надоесть. И лорд Рейвен погрузился в сон.
На следующий день солнце было уже высоко, когда он, умело натягивая вожжи, гнал карету по подъездной аллее Рейвен Ройял. Он приехал позже, чем намеревался, и много позже, чем обычно, когда выезжал из Лондона на рассвете. Хотя на всех почтовых станциях между Лондоном и Оксфордом в конюшнях ждали его собственные лошади, на этот раз помешала досадная оказия — неподалеку от Хай Уиком у передней лошади отлетела подкова, пришлось будить кузнеца, чтобы он подковал ее.
Когда в последний раз меняли лошадей, его светлость позавтракал, и теперь свежая шестерка, которой он правил, резво бежала вперед, что несколько улучшало настроение, хотя потерянное время было уже не наверстать.
Стройные каштаны, один в один, осеняли подъезд к парадному входу Рейвен Ройял, навстречу бежали грумы забрать у его светлости вожжи, когда тот спрыгнет с облучка.
— Я сегодня позднее обычного, Бейтс, — сказал он дворецкому, отдавая ему шляпу и плащ.
— Да, милорд. Мы боялись, уж не приключилось ли чего с вашей светлостью.
В холле лорд Рейвен увидел еще один плащ и шляпу, и губы его сжались.
— Кто у нас? — спросил он.
— Гость, ваша светлость. Приехал час назад. Я уведомил его королевское высочество, что вы скоро должны быть, и он сказал, что подождет.