Монгол. Черный снег
Шрифт:
Сижу на кровати, руки вцепились в лицо так, будто я могу просто сорвать его к чёртовой матери. Сжать, раздавить, уничтожить. Злость кипит внутри, как проклятый вулкан. Я снова сорвался. Снова позволил этому случиться. Какого хрена я вообще её подпустил? Почему не оттолкнул сразу? Почему, мать твою, смотрел на неё так, будто она спасение?
Она снова проникла сквозь мои каменные стены, сквозь всё это дерьмо, которое я годами строил вокруг себя. Эти стены, эти грёбаные границы, которые должны были её остановить. Но она просто идёт вперёд, как будто ничего этого не существует. Как будто
Она — как грёбаный запретный плод. Я могу чувствовать её близость, видеть её взгляд, этот нежный, мать его, взгляд, в котором я читаю слишком многое. Читаю то, что она не говорит. Она любит меня. А я… я не просто ее люблю я ее обожаю, я ее чертов фанат, я ее верный пес. Вижу в каждом её движении, в каждом слове, в каждом её прикосновении эту чертовую нежность которую никогда не знал. И это сводит меня с ума. Это её желание быть рядом со мной, несмотря ни на что. Эта её грёбаная забота. Она хочет помочь мне, спасти меня.
Но, чёрт побери, разве она не понимает? Меня спасти нельзя. Я — тёмная, сломанная хрень, которая только делает всё хуже. Моё прошлое — это грёбаная бездна, и если она останется, то я просто утяну её за собой.
Её тепло рушит всё внутри меня. Я чувствую его, чёрт, и мне хочется к нему прижаться, захлебнуться в нём. Но я знаю, что это сделает меня слабее. Каждый раз, когда она рядом, я превращаюсь в чёртового идиота. Забываю, кто я. Забываю, почему я должен держаться от неё подальше. Потому что она не понимает, на что идёт. Она не знает, что я не тот, кто ей нужен.
Она заслуживает другого. Чистого. Светлого. Мужчину, который сможет дать ей всё. Любовь, уверенность, безопасность. А я? Я — тьма. Я даже как мужчина ей ничего не дам. Какого хуя я вообще ещё цепляюсь за мысль, что могу быть с ней? Каждый раз, когда я пытаюсь представить нас вместе, я вижу только одно: её разочарование, её боль.
Я хочу её так сильно, что это почти физическая боль. Каждый раз, когда она рядом, внутри всё к чёрту переворачивается. Но это желание — проклятие. Оно не приносит ничего, кроме ещё большей пустоты. Потому что я знаю: я не могу её иметь. Я не могу прикоснуться к ней, не могу взять её за руку, не могу впустить её в свою жизнь. Недавно в ванной… я думал о ней и ощутил. Прилив к паху, к яйцам. Ощутил, как будто колясочник вдруг начал чувствовать свои ноги. Я почувствовал свой член…он встал. И от этого ощущения я скорчился как от боли. Мгновения…но я ощутил как кровь прилила к головке, понеслась по венам и пах скрутило в потребности которой я не ощущал два десятка лет.
И все…потом снова мрак, липкий пот, трясучка. Я черное дерьмо.
Сука, как она этого не понимает? Как она может быть такой упрямой, такой чёртовски доброй? Она верит, что я могу измениться. Думает, что я могу стать лучше. Но я не могу. Я не изменюсь. Я не перестану быть тем, кем меня сделало это проклятое прошлое. Я никогда не смогу дать ей то, чего она хочет.
Я даже трахнуть ее не смогу.
Она заслуживает кого-то, кто сможет смотреть ей в глаза без этой боли, без этих проклятых воспоминаний, которые я несу с собой, как уродливую грёбаную ношу. Кто сможет любить
Я сижу, уставившись в темноту, и чувствую, как внутри всё разрывается. Меня разрывает от того, что я хочу быть с ней. Хочу так сильно, что это сводит с ума. Но меня так же разрывает страх. Страх того, что я её сломаю. Что она слишком близко, что она слишком тепла, слишком жива, а я не могу все это отобрать.
Я не хочу её потерять. Боже, как я не хочу её потерять. Но каждый раз, когда она приближается, я понимаю, что приближается её боль. Боль, которую я ей причиню. И я не знаю, как, чёрт возьми, я смогу её защитить, если её главная угроза — это я.
Глава 18
ОСТОРОЖНО МНОГО МАТА! Братья они такие, да!
Тамерлан Дугур Намаев ввалился в дом, как и всегда, будто ему здесь всё принадлежало. Широкие плечи, дорогой костюм, тяжёлый взгляд — в нём всё говорило о силе, власти, чёртовой уверенности в том, что этот мир принадлежит ему, и точка. Вся эта золотая империя, этот блеск, этот ебучий успех — всё это было для него не просто жизнью, а частью его самого. Он был рождён, чтобы доминировать, чтобы подчинять, чтобы заставлять этот мир прогибаться под себя.
Он бросил взгляд на брата, который стоял у окна, глядя куда-то в пустоту, будто хотел пробить взглядом стекло. Тамир даже не повернулся, когда Тамерлан зашёл. Вот так всегда. Ноль уважения. Ноль желания заговорить первым. Ну и хрен с ним.
— Ну что, брат, — начал Тамерлан, снимая пиджак и бросая его на спинку кресла, — сколько ещё ты собираешь бродить по жизни, как ебучий волк-одиночка? Может, уже хватит, а?
Тамир молчал, не поворачиваясь. Лишь сжал кулаки, и это было достаточно громко, чтобы Тамерлан заметил.
— Я серьёзно, мать твою. Хватит корчить из себя героя. У нас есть дело. Большое дело. Империя, которая растёт, как на дрожжах. Ты мог бы быть частью этого. Вместо этого ты сидишь тут, как грёбаный отшельник, и жрёшь свои проблемы в одиночку. Ты думаешь, ты кому-то что-то докажешь?
— Хватит, Тамерлан, — наконец сказал Тамир, и голос у него был ровный, но пропитанный ледяной усталостью. — Я уже говорил тебе. Я не хочу быть частью твоей чёртовой золотой империи.
— Не хочешь? — Тамерлан рассмеялся, но смех его был холодным, без радости. — Да ты даже не понимаешь, что отказываешься от жизни, которую можно только мечтать, Тамир. Ты даже не представляешь, как ты меня заебал со своим героизмом. Своей ебучей независимостью. Ты называешь это гордостью? Я называю это тупостью.
— Это моя жизнь, Тамерлан, — рявкнул Тамир, наконец повернувшись. — Ты не можешь решить за меня. Ты хочешь, чтобы я был твоей игрушкой? Чтобы я был очередным колесиком в твоей машине? Хрен тебе.
Эти слова выбили Тамерлана из колеи. На миг он замолчал, но потом снова выпрямился, тяжело вздохнул и развёл руками.
— Ты реально думаешь, что я хочу сделать из тебя игрушку? Да пошёл ты, Тамир. Я просто хотел помочь. Чёрт, да ты мой брат, мать твою. Мне что, нельзя заботиться о своей семье?