Монгол. Черный снег
Шрифт:
— Тебе? — Тамир хмыкнул, сдавленно, с горечью. — Забота? Ха. Ты не заботишься, Тамерлан. Ты управляешь. Ты хочешь, чтобы все были под тобой. Чтобы все танцевали под твою дудку. И я не собираюсь становиться частью твоей схемы.
— Ты просто жалкий, — выплюнул Тамерлан, и в его голосе зазвучала ярость. — Сидишь тут, утопаешь в своих проблемах, вместо того чтобы взять свою долю власти, которую я тебе предлагаю. Ты думаешь, ты благородный, да? Гребаный герой. Ты просто боишься.
— Да пошёл ты, Тамерлан! — Тамир шагнул к нему, их лица оказались слишком близко
— Твоя жизнь — дерьмо, Тамир, — прорычал Тамерлан. — И ты это знаешь.
Тамир молчал, глядя на него взглядом, в котором горело столько ненависти, что на миг Тамерлан даже почувствовал укол сожаления. Но он знал, что отступать нельзя. Это был его брат. Его чёртов сломанный брат, которого нужно было вытаскивать за шкирку, даже если он орал и сопротивлялся.
И всё же что-то было не так. Тамерлан это чувствовал. Он видел, как Тамир избегал смотреть ему прямо в глаза. Видел, как он нервно дёргал пальцами, как будто пытался сдержать себя. И ещё одна вещь, которая не давала покоя: Диана. Эта девочка.
Она была где-то в другом конце дома, но когда Тамерлан мельком увидел её до разговора, он заметил в её взгляде что-то странное. Что-то слишком личное, слишком… болезненное, когда она смотрела на Тамира. И Тамир, мать его, смотрел на неё так же. Слишком пристально. Слишком… голодно.
— Тамир, — вдруг сказал Тамерлан, смягчая тон, — что происходит? Ты ведь не просто так так отталкиваешь всех. Что с тобой?
— Не твоё дело, — быстро отрезал Тамир, отворачиваясь к окну.
И тут Тамерлан понял, что дело гораздо глубже, чем он думал. Это была не только их старая ссора, не только чёртова "независимость" Тамира. Что-то ещё. Что-то, что он не мог понять. Но он догадывался, что это связано с Дианой.
Тамерлан сжал челюсти так, что мышцы на скулах заиграли. Он смотрел на брата, который уставился в окно, будто в этом грёбаном стекле мог найти ответы на все вопросы жизни. Всё его ебучее одиночество, весь этот героизм, за который он цеплялся, как утопающий за соломинку. И всё это, сука, не просто так. Тамерлан знал. Он чувствовал нутром, что тут кроется что-то ещё. Что-то, о чём Тамир молчит, как мёртвый.
И он был готов докопаться до сути.
— Это из-за неё? — произнёс он резко, даже не думая о том, как прозвучат эти слова.
Тамир чуть вздрогнул, но быстро взял себя в руки. Всё ещё стоял спиной, но плечи его напряглись, как струны, готовые лопнуть. Молчал. Но его молчание было слишком красноречивым.
— Так я и думал, — прорычал Тамерлан, шагнув ближе. — Диана. Чёрт возьми, Тамир, что между вами происходит?
— Ничего, — бросил Тамир коротко, холодно. Голос сухой, отрезанный, будто он хотел поставить точку и закончить разговор на этом.
Но Тамерлан уже не мог остановиться. Его злость, его ебучая жажда понять наконец этого младшего брата, разъедали его изнутри.
— Ничего? — Тамерлан
Тамир повернулся к нему резко, взгляд — ледяной, будто мог проткнуть насквозь.
— Ты не понимаешь, что говоришь. Иди к чёрту, Тамерлан.
— Ты меня к чёрту посылаешь? — Тамерлан взорвался, шагнув вплотную. — Да ты сам уже там, мать твою. Я не слепой, Тамир. Между вами что-то есть. Это видно по твоим глазам. Ты смотришь на неё, как волк на добычу, и даже не пытайся отрицать это.
— Хватит! — рявкнул Тамир, голос сорвался на рычание. — Ты не знаешь, о чём говоришь. Не лезь в то, что не касается тебя!
— Не касается? — Тамерлан оттолкнул его плечом, заставив шагнуть назад. — Эта девочка — она хорошая, чистая. Ты много ей дал…Но что ты можешь дать еще? Кто ты? Что ты? Зачем она тебе? Что ты замышляешь?
— Я ничего не замышляю! — Тамир шагнул вперёд, столкнувшись с Тамерланом грудь в грудь. Его лицо было перекошено от ярости. — Ты вообще понимаешь, о чём ты говоришь? Ты не имеешь права так со мной разговаривать. Я сказал, отвали! Она – не твое дело! Не лезь! Слышишь, не лезь! Я к тебе никогда не лез! В твое!
— Не имею права? — Тамерлан усмехнулся, но в его глазах сверкала опасная злость. — Я твой брат, Тамир. И если я вижу, что ты ведёшь себя, как идиот, как слабак, который не может справиться с собой, я имею право знать, что происходит. Она для тебя — кто? Ты можешь мне ответить? Или ты даже сам себе боишься признаться?
Тамир замер. Его лицо напряглось, как каменная маска, взгляд горел, но ответить он не мог. Он молчал. Его кулаки были сжаты так, что пальцы побелели, а вены вздулись. Но слова не выходили.
— Ты охренел, брат, — сказал Тамерлан, глядя на него долгим, пронизывающим взглядом. — Ты даже не можешь сказать правду. Не можешь признать, что влюблён в неё. Что, боишься? Боишься, что я скажу, какой ты жалкий? Какой ты ебучий слабак?
Эти слова ударили по Тамиру. Он рванул вперёд, схватил Тамерлана за воротник, притянул его к себе так резко, что тот даже не успел отреагировать.
— Заткнись! — прошипел Тамир, его лицо исказилось от гнева. — Заткни свой ебучий рот! Ты не понимаешь! Ты не знаешь, каково это, сука, жить с этим дерьмом! Ты даже не представляешь, что у меня внутри! Так что закрой рот и выметайся из моего дома!
Тамерлан смотрел на него, тяжело дыша, но не отстранялся. Его глаза были полны того, что Тамир ненавидел больше всего — разочарования. Не злости, не ненависти, а именно разочарования.
— Ты прав, — тихо сказал Тамерлан, оттолкнув его руки. — Я не понимаю. Но знаешь что, брат? Ты сам себя разрушаешь. И если ты потащишь её с собой в эту грёбаную пропасть, ты станешь ещё хуже, чем тот, кто сделал тебя таким. Ты этого хочешь?
Тамир не ответил. Он стоял, смотрел на брата, а внутри него всё разрывалось.