Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники

Доманин Александр

Тем не менее, желая непременно закончить войну, — а по воззрениям того времени, для этого следовало уничтожить носителя легитимной власти, — Чингисхан отправляет в погоню за Джелал ад-Дином тумены Баланойона и Дурбана. Тем, однако, не удалось найти следов хорезмшаха и пришлось ограничиться разграблением Северо-Западной Индии (совр. Пакистан). Углубляться далее в многонаселенную страну монголы не рискнули и в 1223 году вернулись в ставку Чингисхана. Джелал ад-Дин же отнюдь не собирался складывать оружия. Сначала он попытался найти союзников в Индии, даже добрался до Дели, но делийский султан отказал ему в помощи. Около 1225 года Джелал ад-Дин неожиданно появляется в восточных областях бывшей державы Хорезмшахов, еще не завоеванных монголами. Здесь ему удается не только вернуть себе власть, но и значительно укрепить ее. Постепенно он присоединяет Восточный и Северный Иран и Азербайджан, дважды громит грузинское войско

и огнем и мечом проходит через непокорную Грузию. Казалось, держава Хорезмшахов начинает восстанавливаться, и, возможно, Джелал ад-Дин уже мечтал, как он победоносным освободителем вернется в родной Хорезм и Мавераннахр, тем более, что его великий противник Чингисхан к этому времени умирает. Но монголы думают иначе, и в двух последовавших друг за другом битвах громят армии последнего хорезмшаха. В конце концов потерявший всю армию, брошенный даже близкими нукерами, Джелал ад-Дин начитает скитаться по стране, пытаясь скрыться от вездесущих монголов. И в 1231 году великий победитель при Перване погибает от рук простых грабителей. Так печально заканчивается жизнь последнего из хорезмшахов.

Битва при Инде, тем самым, знаменовала собой конец организованного сопротивления монгольскому нашествию. Монголы занимают большую часть державы Хорезмшахов — от Инда до Каспийского моря, и весной 1223 года прибывший в Самарканд Чингисхан уже может подводить итоги войны. Для поддержания порядка он оставляет в Мавераннахре сына Джагатая — с этого времени начинается полуторавековая история Джагатайского улуса, окончательно уничтоженного только Тамерланом. Завершение покорения Ирана он возлагает на крупный (четыре тумена) корпус Чормагана, сам же с основным войском начинает неспешное возвращение на родину, в монгольские степи.

Портрет Чингисхана с женами и сыновьями. Китайская миниатюра XIV в.

Именно в это время происходит легендарная встреча великого монгольского завоевателя с прославленным даосским{Даосизм — религиозно-мистическое философское учение в Китае, развившееся в полноценную религиозную систему. В основе даосизма лежит идея о достижении единства с первоосновой мира. Даосы занимались алхимией (поиск эликсира бессмертия) и разработали детальную систему психофизических упражнений. Название происходит от китайского «дао» — «путь».} монахом Чан Чунем. Чингисхан, после того как ему перевалило на седьмой десяток, начал задумываться о приближающейся смерти. Тогда-то ему и доложили: есть, дескать, некий китайский мудрец, который владеет секретом бессмертия. И вот по приказу монгольского владыки старого монаха доставляют со всеми почестями в Среднюю Азию. Великий хан спросил только одно: «Скажи мне, мудрый старик, как избежать смерти и жить вечно?» И бесстрашный даос не побоялся сказать правду жестокому повелителю народов: «есть много средств для продления жизни, но нет ни одного средства для бессмертия». Сразу погрустневший Чингисхан никак, однако, не покарал правдивого китайца, а наоборот, богато одарил его — впрочем, согласно легенде, Чан Чунь отказался принять эти земные богатства. Еще не раз властелин монголов и даосский монах вели между собой мудрые беседы, которые Чингисхан даже приказал записывать. В конце концов, после долгих просьб, он отпускает старика домой, к Желтому морю. Сам же хан, неторопливо кочуя, в 1225 году тоже наконец прибывает в родные земли и устраивает ставку в знаменитом Черном бору на реке Тола. Видимо, тогда же он отдает приказ о создании настоящей столицы великой Монгольской державы — города Каракорума.

А теперь вернемся к оставленным на время Субэдэю и Джебэ. Не имеющий аналогов в истории рейд, совершенный монгольской армией под командованием этих выдающихся полководцев, принято выделять из общего описания Среднеазиатского похода Чингисхана. И действительно, будучи изначально прямым следствием и продолжением этого похода, рейд Джебэ и Субэдэя постепенно вышел далеко за его рамки. По существу, он стал глубочайшей военно-стратегической разведкой, проведенной Чингисханом, во многом предопределил дальнейшие направления монгольской экспансии и явился провозвестником новых кровавых войн. Роль этого похода трудно переоценить, а результаты, им достигнутые (да еще столь малыми силами), просто поражают воображение.

Первоначальной задачей, поставленной перед этими двумя туменами, была погоня за хорезмшахом Мухаммедом. И погоня эта должна была длиться, как уже говорилось, до тех пор, пока шах не будет схвачен или убит. До ее выполнения монголы не имели права останавливаться и должны были идти хотя бы до пределов мира. Столь радикальной меры, естественно,

не понадобилось, но до самого Мазендерана эти два тумена не останавливали своих коней. Здесь монголам удалось захватить огромную казну шаха и даже весь его гарем, однако сам Мухаммед словно в воду канул. Тогда военачальники разделились: Джебэ огнем и мечом прошел весь Мазендеран до Гиляна, а Субэдэй успешно действовал к югу от хребта Эльбурс. В разгар этих событий, на рубеже 1220–1221 годов, приходит известие о том, что Мухаммед скончался на пустынном острове в Каспийском море. Удостоверившись в истинности этой вести, полководцы вместе с захваченным добром отправляют к Чингисхану гонца с вопросом, что им делать дальше — ведь основная миссия выполнена. Хан поставил им задачу: завоевать непокоренные области государства Хорезмшахов — Арран, Азербайджан и Ширван, а затем, как говорится, действовать по обстоятельствам. Трудно сказать, спланировал ли уже тогда Чингисхан столь грандиозную стратегическую разведку: по некоторым сведениям, он велел Джебэ и Субэдэю идти до города Кивамень — то есть до русского Киева — и лишь оттуда возвращаться назад.

Как бы то ни было, с 1221 года оба названных полководца рьяно взялись за выполнение новых задач и весьма в этом преуспели. Они без боя заняли столицу Иранского Азербайджана — Тебриз — и разгромили большое грузинское войско, направленное в эти земли, так как грузины тоже решили половить рыбку в мутной воде и пограбить соседей. После этого монголы сами двинулись на Грузию и здесь нанесли сокрушительное поражение главной грузинской армии. Хотя грузины значительно превосходили монгольское войско числом (в два, а то и в три раза!), разгром их был полным — погибло около тридцати тысяч человек. После этого все Закавказье вынуждено было признать монгольскую власть.

Весной 1222 года Субэдэй и Джебэ принимают важнейшее стратегическое решение: Ширванским ущельем они проводят свои войска сквозь Кавказский хребет и оказываются в северокавказских степях, которые делили между собой аланы и западные кыпчаки (половцы). Монголы двинулись против аланов, но те, договорившись с половцами о совместных действиях, сумели остановить продвижение захватчиков. Тогда многомудрый Субэдэй пошел на хитрость. Он отправил к кыпчакам посольство с богатыми дарами и призвал их отказаться от союза с аланами. Аланы, мол, и по языку, и по вере кыпчакам чужие — чего же им помогать; мы же, монголы, на вас нападать не будем. Кыпчакские вожди польстились на роскошные подарки и увели свои орды в родные кочевья. Тогда монголы напали на алан, полностью их разгромили и тут же, не теряя времени, обрушились на беспечно пирующих половцев-кыпчаков, которые радостно обмывали заключение мира. Половецкие кочевья были разграблены, а богатств, по свидетельству очевидца, было взято «вдвое против того, что сами им принесли».

После этого весь 1222 год монголы занимались грабительскими набегами по всему Северному Причерноморью. Один из их отрядов дошел даже до крымского Судака, где была захвачена богатая добыча. В этих походах вместе с монголами принимали участие и многие кыпчаки, перешедшие на их сторону — деньги, как известно, не пахнут.

После зимовки в кубанских степях тумены Субэдэя и Джебэ двинулись дальше на север. Еще не покоренные северные половцы, вождем которых был небезызвестный Котян, в панике бежали на Русь. Узнав об этом, монголы отправили послов к киевскому князю Мстиславу — с требованием отказаться от поддержки половцев. Половцы, дескать, не более, чем их, монголов, холопы и конюхи, и потому пусть русские отправят их назад. С Русью же воевать монголы не будут: не нужны им ни русские земли, ни русские города.

Это знаменитое посольство вызывало и всегда будет вызывать самые ожесточенные споры у русских историков — ведь итогом принятых тогда решений оказалось жестокое двухвековое иго над Русью. Был ли этот ход монголов очередной хитростью в стиле Субэдэя (а половцы хорошо помнили, как их обманули в прошлом году), или же монголы и в самом деле не имели намерений нападать на Русь — в лесах кочевники всегда чувствовали себя очень неуютно, и, в общем, их главной задачей было завоевание всей Великой степи. И, может быть, если бы русские князья тогда отказались от поддержки недружественных им, скажем прямо, половцев, не было бы и монгольского похода на Русь в 1237–1240 годах? Однозначно на этот вопрос, увы, уже не ответить — история не знает сослагательного наклонения.

Как бы то ни было, русские князья после сильных уговоров Котяна отвергли монгольские требования и решили оказать активную поддержку половцам. А чтобы их намерения стали окончательно ясны, послы монголов были убиты. После этого война стала неизбежной: убийство послов, как уже неоднократно упоминалось, считалось у монголов страшным преступлением, и они его не прощали никогда. И Джебэ с Субэдэем двинули войска на Русь, в то время как навстречу им отправилось огромное русско-половецкое войско.