Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники

Доманин Александр

С другой стороны, двадцатые годы XIII века резко усилили позиции младшего сына Чингисхана и Борте — Тулуя. В Среднеазиатском походе он показал себя блестящим полководцем и толковым организатором. При этом Тулуй почти все время находился рядом с отцом и проявил себя как преданный и послушный сын. Велик был его авторитет в монгольской армии; к тому же как младший сын он получал основную долю наследства своего отца — его коренной юрт, командование войсками центра и несметные богатства ханской ставки. Вполне логичной была бы передача ему и основных властных полномочий — ведь не столь велика разница между третьим и четвертым сыном. Но этого не произошло, и перед смертью Чингисхан вновь подтвердил, что своим наследником он хочет видеть Угедэя. И здесь самое время оценить и завещание Чингисхана, и степень его воздействия на дальнейшие события в степной империи.

Уже в предчувствии смерти Чингисхан призвал к себе двух своих сыновей, сопутствовавших ему в Тангутском походе. По иронии судьбы,

это были два главных претендента на престол: Угедэй и Тулуй. В шатер умирающего владыки были созваны и старые нукеры Чингисхана — его преданные соратники, и другие члены «алтан уруга», среди которых были, по-видимому, и младшие братья хана — Тэмуге-отчигин и Белгутэй. Здесь, в присутствии десятков свидетелей, Чингисхан и произнес свое завещание. Основные пункты его были просты и неукоснительны к исполнению — вероятно, гарантами этого исполнения и были призванные к смертному одру монгольские полководцы из числа старых соратников хана. Чингисхан потребовал от своих родичей соблюдать единство империи после его смерти, иметь единое мнение и не ссориться, повиноваться его наследнику и не злоумышлять против хана. Тут же он вновь подтвердил, что его политическим наследником, то есть великим кааном, должен стать Угедэй, а хранителем ханского юрта, имущественным наследником и регентом до утверждения Угедэя всенародным курултаем — Тулуй. В максимально жесткой форме было предписано не изменять установленные Чингисханом законы — Великую Ясу — с тем, чтобы не было смуты в государстве. Вероятно, тогда же было высказано и главное политическое требование Чингисхана к своим преемникам: расширять Йеке Монгол Улус до максимально возможных пределов, до «последнего моря». Чингисхан также определил место своего последнего упокоения, обязал соратников провести обряд погребения по старинным монгольским обычаям и скрыть от людских глаз его могилу, чтобы она не стала ни местом возможного поклонения (Чингисхан, в отличие от многих правителей прошлого, не старался представить себя божеством в человеческом облике), ни ареной для столкновения противоположных страстей. Потрясатель Вселенной желал покоиться в мире.

Кстати, по поводу этого последнего пункта завещания великого хана монголов существует бессчетное количество спекуляций и более или менее доказательных версий. Тайна могилы Чингисхана и по сию пору волнует умы миллионов людей. Широко известен такой вариант легенды: великого монгола похоронили в безлюдной степи, при этом вместе с ним были захоронены несметные богатства, награбленные в предшествующих походах. А чтобы предотвратить разграбление могилы Чингисхана, над этим местом прогнали многотысячные табуны коней — дабы захоронение не отличалось от окружающей местности. Это любопытное предание и по сей день будоражит многочисленных охотников за сокровищами, и периодически то тут, то там в монгольской степи появляются очередные кладоискатели, которые, однако, доселе не могут похвастаться какими-либо успехами. И с большой долей уверенности можно говорить, что и не похвастаются никогда.

Помост с гробом Чингисхана

Жизнеописания героев древности часто сопровождаются красивыми легендами; но очень редко эти легенды соответствуют реальной действительности. Так же обстоит дело и с этим, чрезвычайно устойчивым мифом. Сегодня почти очевидно, что не степь, а горы хранят место погребения Чингисхана — точнее, вполне конкретная гора Бурхан-Халдун, сплошь покрытая почти непроходимым лесом. Иное дело, что современные историки и географы не могут идентифицировать эту священную для монголов эпохи Чингисхана гору с какой-либо реальной точкой на географической карте. Уверенно можно говорить только, что она принадлежит к Хэнтэйскому хребту в Восточной Монголии (северная часть хребта находится в российском Забайкалье). А эта горная гряда имеет десятки вершин, подходящих под имеющиеся у нас описания Бурхан-Халдуна. Тем не менее, вполне возможно, что однажды загадка ханской могилы и священной горы будет раскрыта.

Однако, если гробница величайшего завоевателя средневековья и будет когда-либо найдена, то потенциальных первооткрывателей будет, скорее всего, ждать большое разочарование. Едва ли в ней окажутся «золото, бриллианты» и прочие ожидаемые несметные богатства. Дело в том, что монгольские обычаи, в отличие, скажем, от скифских, вовсе не требовали, чтобы вместе с умершим вождем хоронили и принадлежащие ему богатства. Еще меньше такая разорительная традиция согласуется с известным нам образом Чингисхана — человека практичного, равнодушного к роскоши и кочевника до мозга костей. До конца своих дней, несмотря на баснословные богатства, он вел самый простой образ жизни, носил самую обычную монгольскую одежду, был неприхотлив в пище и не придавал значения тому, с какого блюда он ест — золотого или деревянного. В то же время, этот прагматик отлично понимал место ценностей в престиже государства и никогда не разбазаривал их попусту. Предположить, что

этот человек, неоднократно говоривший о том, что его завоевания ведутся и для возвышения «золотого рода», отнял у своего наследника завоеванные большими трудами сокровища, вряд ли возможно. А без ясно выраженной воли хана его соратники, прекрасно знавшие привычки своего владыки, никогда не поступили бы столь нелепо. Так что искателям сокровищ Чингисхана лучше распрощаться с надеждами найти сотни тонн золота и десятки сундуков с драгоценными камнями.

Заключая этот небольшой экскурс, скажем, что на звание «могилы Чингисхана» немало претендентов. Это и местность Эрке-Хара в китайском автономном районе Внутренняя Монголия, где находится храм, посвященный великому завоевателю, а посетителю с удовольствием покажут и его «гробницу», и даже «личные вещи» монгольского исполина. Это и Черный Бор на реке Тола (окрестности Улан-Батора), где находилась главная ставка монгольского каана в последние годы его жизни. Есть и более экстравагантные версии: Чингисхан, якобы, похоронен в сердце пустыни Такла-Макан — самого безводного и жуткого места на Земле; могила владыки монголов находится в центре Горного Алтая, и здесь же расположена легендарная Шамбала — средоточие мира. Увы, все эти версии имеют мало общего с действительностью.

* * *

Завещание Чингисхана было ясным и недвусмысленным и отнюдь не потеряло силы с его смертью, как это часто бывает. Огромный авторитет монгольского владыки у его соратников, вера в боговдохновенность всех его действий, преданность памяти вождя нукеров и армии сделали невозможными никакие политические игры на костях умершего. После достаточно долгого траура по великому завоевателю, весной 1229 года состоялся грандиозный курултай, на который съехались все сколько-нибудь значимые фигуры монгольской степи. И в присутствии огромной массы народа Джагатай, Тулуй и брат Чингисхана Тэмуге-отчигин возвели Угедэя на ханский престол и девятикратно поклялись ему в беспредельной верности. Ту же клятву дали и все собравшиеся нойоны. Регент Тулуй передал под власть Угедэя корпус ханских кешиктенов и отказался в его пользу от владычества в центральном улусе. Каковы бы ни были амбиции этого талантливого полководца, он вынужден был исполнить волю своего уже умершего отца.

На курултае 1229 года был поднят и ряд других важнейших вопросов. В полном объеме были утверждены все законы и установления Чингисхана. Яса на вечные времена объявлялась незыблемым законом всех монголов (то есть, по существу, всех кочевников). Были намечены первоочередные внешнеполитические задачи — в рамках того же политического завещания Чингисхана. Приоритетной целью стало окончательное сокрушение Цзинь. Поэтому цзиньский посол, приехавший с траурными подношениями, не был принят новым ханом, а подарки китайского императора брезгливо отвергнуты. Вопрос о новой монголо-китайской войне — войне до победного конца — был предрешен.

Не забыли и о западном театре военных действий. Угедэй подтвердил полномочия Чормагана в Иране, поставив тому цель покончить наконец с Джелал ад-Дином и присоединить к монгольской империи остатки державы Хорезмшахов. Новый хан просил брата Джагатая оказать Чормагану посильную помощь в этом деле. Забегая вперед, скажем, что за период правления Угедэя, несмотря на недостаток военных сил у монголов, основные задачи были выполнены. В 1231 году погиб Джелал ад-Дин, и вскоре покорились Западный Иран и Азербайджан. К концу 1236 года было захвачено все Закавказье; Грузия и Армения признали монгольскую власть. Монголы двинулись и дальше на запад, нанеся тяжелое поражение Румскому султанату в Малой Азии. Смерть Чормагана в 1241 году ненадолго притормозила монгольское наступление, которое возобновилось уже после смерти Угедэя.

Третьим крупным фронтом монгольских завоеваний стало северо-западное направление, где продолжали активное сопротивление волжские булгары и кыпчаки-половцы. Осенью 1229 года монголы под командованием Субэдэй-багатура разбили булгар, однако их поволжские города устояли. А в 1230 году Субэдэй был отозван ханом на войну с Цзинь, и на северо-западе установилось шаткое равновесие.

Помимо внешнеполитических задач, курултай 1229 года решил и ряд назревших внутренних проблем. Главным деянием стало учреждение ханской канцелярии — фактически, центрального правительства Монгольской империи (по другим данным, это произошло в 1231 году). Верховным канцлером, или, выражаясь современным языком, премьер-министром, был назначен уже известный нам Елюй Чуцай. Этот выдающийся представитель царского рода киданей исполнял свою должность весь период правления Угедэя, а его власть, по существу, мало в чем уступала ханской. Елюй Чуцай пользовался безграничным доверием хана и, надо признать, оправдывал это доверие в полной мере. При нем было упорядочено налогообложение, и сам Угедэй был потрясен тем огромным потоком ценностей, которые стали поступать в ханскую ставку. Также при подсказке Елюй Чуцая Угедэй назначил на места своих полномочных представителей — таньмачи и даругачи, с подробным определением их прав и обязанностей. Так при Угедэе началась постепенная трансформация Монгольской империи из сугубо военной державы в классическое бюрократическое государство, хотя и с необычно большой военной составляющей.