Монгольская империя и кочевой мир

Флетчер Джозеф Смит

В данном случае понятие «тoре» претерпевает некоторую эволюцию в отношении его носителя — как отмечалось выше, символами тoре изначально считались два знамени монгольского государства, а теперь символами выступают конкретные лица. Таким образом, эволюция тoре завершается переходом от особой связи правителя с Высшим законом, который Небо проявляет через правителя (что и обеспечивает выполнение правителем регулирующей функции в обществе) [Скрынникова 1997, с. 117] к персонификации, олицетворению тoре в представителях правящего рода. Вместе с тем отмечаем тот факт, что даже к XIX в. само содержание тoре (источника права как такового)

сохраняется неизменным: оно продолжает выполнять функции регулятора отношений в обществе (уже даже не монгольского, а «постмонгольского» периода!) и обеспечивать регулирование отношений, имеющих правовое и общесоциальное значение.

Что же касается собственно Монголии постимперского периода, то в ней, как ни странно, тoре, как впрочем и другие институты права эпохи Чингис-хана, постепенно исчезает. Вероятно, под влиянием китайского кодифицированного законодательства стираются грани между народными обычаями «йосун», тoре и имперским законодательством «яса» — на смену им приходит кодифицированное законодательство — «18 степных законов» (ХVI–XVII вв.), монголо-ойратский кодекс «Их Цааз» (1640 г.), «Халха-Джирум» (XVIII в.) и др., в которых нашли отражение нормы и частного, и публичного права.

Итак, сделаем ряд выводов:

1. Торе возникло задолго до создания Монгольской империи в качестве источника обычного права («высшего закона», публичного, государственного права) у тюрков — в отличие от народных правовых обычаев «йосун», регулировавших бытовые отношения между членами племен.

2. Оно не утратило своей актуальности и после создания системы права империи Чингис-хана. Более того, оно продолжало действовать даже в государствах Чингизидов, которые, помимо собственно монгольской системы права, стали использовать и местные системы права (в первую очередь мусульманскую). Торе, таким образом, можно определить как один из существенных и неотъемлемых элементов в системе права Монгольской империи и последующих государств Чингизидов, который сочетает в себе элементы как собственно черты источника (формы) права, на который непосредственно опирались при регулировании правовых отношений, так и некие идеологические аспекты, которые, в известной степени, определяли применение других правовых источников (включая ясы, ярлыки и т. д.).

3. Эволюция коснулась не содержания тoре, но его носителя. В доимперский период можно констатировать, что высший закон существовал вне воли человека, и даже верховные правители — ханы не могли его творить, а обязаны были ему следовать. Можно отметить, что правители и члены рода Чингизидов, первоначально считавшиеся проводниками воли Неба через связь с тoре, впоследствии воспринимаются если не в качестве творцов тoре, то, по крайней мере, в качестве его персонификации. И если поначалу связь правителей с тoре сводилась к праву толкования ими норм «высшего закона», то впоследствии ханы выступают в качестве создателей права и ассоциируются с ним в глазах своих подданных.

Литература.

Бартольд В.В. 2002. Работы по истории и филологии тюркских и монгольских народов. М.: Восточная литература.

Бражников М.Ю. 2002. К вопросу об отражении средневекового менталитета в нормах обычного средневекового права. Государство и право, № 10, c. 64–66.

Валиханов Ч.Ч. 1986. О состоянии Алтышара,

или Шести восточных городов китайской провинции Нан-лу (Малой Бухарин), в 1858–1859 годах. Валиханов Ч.Ч. Избранные произведения. М., c. 112–225.

Вернадский Г.В. 1999. О составе Великой Ясы Чингис-хана. Вернадский Г.В. История права. СПб., c. 112–148.

Вико Д. 1994. Основания новой науки об общей природе наций. М.; Киев: «REFL-book»-«ИСА».

Восточные авторы. 1994. Восточные авторы о кыргызах. Бишкек: Кыргызстан.

Гумилев Л.Н. 1993. Хунну. СПб.: Тайм-аут-Компас.

Кляшторный С.Г. 1984. Каган, беги и народ в памятниках тюркской рунической письменности. Востоковедение. Вып. 9. Л., c. 143–153.

Козин С.А. 1941. Сокровенное сказание: Монгольская хроника 1240 г. М.; Л.: Изд-во АН СССР.

Крадин Н.Н. 1995. Эволюция социально-политической организации монголов в конце XII — начале XIII века. «Тайная история монголов»: источниковедение, филология, история. Новосибирск, c. 48–66.

Крадин H.H. 1999. Империя хунну. (Структура общества и власти): Автореф. дис… д-ра ист. наук. СПб.

Максуди. 2002. Садри Максуди Ареал. Тюркская история и право. Казань: Фэн.

Малов С.Е. б. г. Новые памятники с турецкими рунами. http://www.kyrgyz.ru.

Мэн Г. 1873. Древнее право, его связь с древней историей общества и его отношение к новейшим идеям. СПб.

Рашид-ад-дин. 1960. Сборник летописей. т. 2. М.; Л.: Изд-во АН СССР.

Сами. 1962. Мирза ’Абдал’азим Сами. Та’рих-и Салатин-и Мангитийа. М.

Скрынникова Т.Д. 1997. Харизма и власть в эпоху Чингис-хана. М.: Восточная литература.

Тизенгаузен В.Г. 1941. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. т. 2. М.; Л.: Изд-во АН СССР.

Томсинов В.А. 2003. Понятие юриспруденции, ее происхождение и основные функции. Законодательство, № 6, с. 86–90.

Трепавлов В.В. 1993. Государственный строй Монгольской империи XIII в.: Проблема исторической преемственности. М.: Восточная литература.

Файзрахманов Г. 2000. Древние тюрки в Сибири и Центральной Азии. Казань.

Hooker R. n. d. The Ottomans.World Civilizations, http://www.wsu.edu:8080/~dee/OTTOMAN.

Juvaini Ata-Malik. 1997. The History of the World Conqueror. Manchester: Manchester University Press.

Kradin N.N. 2002. Nomadism, Evolution and World-Systems: Pastoral Societies in Theories of Historical Development. Journal of World-Systems Research, 8 (3), c. 367–388.

Yazdir Sayfayy. n. d. Institution of Ture (Tradition) in Turkish Culture. Turk Turan Tarihi. http://www.sedatpeker.org/data_english/0001.