Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг.

Хрусталев Денис Григорьевич

Романовичи ринулись за беглецами, но внезапная весть заставила их остановиться. Батый начал отход из Европы: «…весть приде ему, яко тотарове вышли суть и[з] земле Угорьское, идуть в землю Галичьскую и тою вестью спасеся [Ростислав] и неколико от бояръ его ято бысть» [402] .

Судя по всему, часть монгольских войск собиралась возвращаться через Галицию, что должно было насторожить местного властителя, заставить его прекратить погоню и отвести полки. Однако, кроме как о прекращении погони, в летописи ничего не сказано. Напротив, сразу вслед за известием о спасении Ростислава сообщается о желании Даниила «уставить» («уставити», «установити») свою землю. С этой целью князь направился к городу Бакота и крепости Калиус на Днестре – русским поселениям, находившимся в зоне прохода монгольских туменов с Балкан. Причем рать, изгнавшая перед этим Ростислава из Галича, была распущена.

Василько отъехал обратно во Владимир Волынский, а дворский Андрей с другой частью дружины был послан на занятие Перемышля, в котором укрылись сторонники Ольговичей (в частности, галицкий епископ Артемий и какой-то Константин Рязанский).

402

ИЛ, 793. В квадратных скобках – дополнения Д. Х.

В следующей летописной статье говорится, что монголы гнались за Ростиславом, но тот бежал в Венгрию, где женился на дочери короля Белы, а Даниил в это время был в крепости Холм, и к нему прибыл «половчин его именем Актаи», известивший о возвращении Батыя из Венгрии. Кроме того, Актай сообщил, что монголы направили на поиски Даниила отряд под командованием багатуров Маномана и Балая. После этого князь оставил Холм и отъехал к брату Васильку (вероятно, во Владимир) вместе с митрополитом (уже!) Кириллом, «а Татарове воеваша до Володавы и по озерам много зла створше».

Обращает на себя внимание схожесть известий двух вышеописанных статей. Создается впечатление, что это два варианта сообщения об одних и тех же событиях осени-зимы 1242 г., когда Ростислав действительно был изгнан из Галича и бежал в Венгрию, а Батый вернулся в Причерноморские степи. Однако это не совсем так. Во второй статье упоминается брак Ростислава и дочери Белы, состоявшийся не сразу после его бегства, а Кирилл назван митрополитом, что допустимо только после 1246/47 г. Причем о монголах в первой статье говорится, что они только что «вышли» из Венгрии, а во второй, что «Батыи [уже] воротилъся есть изо Угор и отрядил есть на тя два богатыря» [403] . Таким образом, даже если признать вторую статью более поздней и обобщающей, то описанные события все равно никак не могут переплетаться.

403

ИЛ, 794.

Последовательность произошедшего реконструируется таким образом. Осенью 1242 г. Даниил изгоняет из Галича Ростислава, погоню за которым прекращает после получения известия о возвращении монголов из Европы. Далее Романовичи приступают к срочному возведению укреплений для возможного столкновения с захватчиками. Для подготовки крепостей к предполагаемому вторжению Даниил едет на Днестр, Василько – к Владимиру, а дворский Андрей захватывает Перемышль. Монголы действительно проходят рядом, но нападений не предпринимают. Только задевают дружину обездоленного Ростислава. После того как зимой в начале 1243 г. Батый прибыл на Волгу, он послал в покоренные русские земли отряды, призванные сообщить местным властителям, что им следует прибыть в его ставку на поклон и уложение отношений. Весть об этом застает Даниила в Холме, но князь уклоняется от встречи с монгольскими посланниками. Отряд Маномана и Балая, обескураженный поведением местного правителя, в озлоблении громит сельские поселения вплоть до Володавы в среднем течении Западного Буга.

* * *

Очевидно, что контакт между галицко-волынским князем и Батыем в 1243 г. установлен не был. В то время как Ярослав Суздальский направился на Нижнюю Волгу в монгольскую ставку, Даниил приглашение проигнорировал.

Так же, судя по всему, поступил Михаил Всеволодович Киевский (Черниговский). Летопись сообщает, что как только он узнал о браке сына с дочерью короля Белы, то немедленно поехал («беже» = побежал) в Венгрию. Подобная решительность должна была быть связана с наличием некоей угрозы для него. О каких-либо акциях, направленных против Киева или Чернигова со стороны Даниила, мы не знаем. Скорее всего, эти разоренные области не интересовали волынцев, их заботил Галич, более удаленный от степи. Выходить к Днепру они не собирались, в противном случае летописец, панегирист Даниила Романовича, обязательно отметил бы это – претензии на древнерусскую столицу оставались делом почетным, подчеркивающим величие и амбиции князя-претендента. Ничего подобного мы не наблюдаем. Михаил просто бежит в Венгрию. Но в Венгрии его родной сын и новоиспеченный тесть «чести ему [Михаилу] не створиста» [404] . Вскоре разгневанный («розгневався на сына») князь снова вернулся на Русь, на этот раз в Чернигов.

404

ИЛ, 795.

Во всех отношениях примечательная ситуация, которая изобилует недосказанностями. До нас не дошло никаких письменных источников киевского или черниговского происхождения, повествующих об этом. Мы не располагаем какими-либо обрывками летописания Ольговичей. На Волыни и на северо-востоке образ князя Михаила неизменно представлялся в неблагоприятном

свете и кратко. Как Ярослав, так и Даниил были его соперниками. Поэтому все рассуждения о действительных причинах ссоры Михаила Черниговского и его сына, выступающего в союзе с венгерским королем, остаются гипотетическими. Затруднительно определить даже датировку. Летописная конструкция выглядит так: Ростислав с Белой не оказали Михаилу чести, после чего князь разгневался, вернулся в Чернигов и далее направился к Батыю «прося волости своее от него». В монгольской ставке Михаилу велели «поклонитися огневи и болваномъ ихъ», что невероятно возмутило несдержанного и свободолюбивого монарха. Он «укори и[хъ] и глухыя его кумиры», после чего был (вместе со своим боярином Федором) заколот по приказанию хана. Батый был оскорблен хамским отношением русича к кумиру (идолу) Великого Чингисхана, а также нежеланием того очиститься, пройдя между двумя кострами. Другие русские князья исполняли эти процедуры, но черниговский своеволец отказался. Его постигла унизительная мученическая смерть, благодаря которой он был вскоре причислен Церковью к лику святых. Считается, что инициатором почитания «Мучеников Михаила, князя Черниговского, и боярина его Феодора» была дочь Михаила Мария (ум. 1271 г.), мать Бориса и Глеба Васильковичей, князей Ростовских. Вскоре в его честь был возведен в Ростове деревянный храм, сгоревший от удара молнии в 1288 г. Такая скорость утверждения нового праздника весьма необычна и отражает острое стремление семьи Васильковичей закрепить новый культ. По их инициативе была создана также «Повесть об убиении Михаила Черниговского», сохранившаяся в большом количестве списков, как в составе летописей, так и отдельно. Традиционно считается, что князь погиб 20 сентября 1246 (6754) г [405] . Эту дату используют как историки-исследователи, так и священнослужители.

405

НПЛ, 303; СЛ, 105; ЛЛ, 471, 523; ТЛ, 393. Ср.: Плано Карпини 2022. С. 135, 213–215, 294.

* * *

О событиях на юге и западе Руси, произошедших вскоре после 1242 г., рассуждать сложно. Летописные известия становятся эпизодическими, их последовательность нарушается. После сообщения о гибели Михаила Черниговского, которое охватывает произошедшее за два-три года (1243–1245), следует серия вставок с разновременными рассказами, из которых только некоторые имеют отношение к противостоянию с монголами. Здесь размещены совершенно независимые повести о войнах Романовичей с Польшей, Литвой и ятвягами.

Походы под Люблин и Завихост против краковского князя Болеслава Стыдливого можно датировать по польским источникам (1243–1244). Эти предприятия Даниил и Василько совершили ради поддержки союзного князя Конрада Мазовецкого. После гибели 9 апреля 1241 г. в битве при Легнице Генриха Благочестивого Краков занял его сын Болеслав Рогатка, которого в сентябре того же года изгнал из города Конрад. Однако 25 мая 1243 г. в битве под Суходолом Конрад был разгромлен и лишился княжения. Теперь Малую Польшу объединил под своей властью Болеслав Стыдливый, владевший до того только Сандомиром. Неугомонный Конрад начал мстить. Он организовал несколько налетов на Краков и призвал на помощь Романовичей. Галицко-волынские князья подошли к делу обстоятельно и начали наступление на Болеслава максимально широким фронтом. Войска Даниила весной 1243 г. атаковали Люблин, Василько выдвинулся в бассейн реки Лады (приток Танвы) и дошел до Вислы и Сана (пытался переправиться у Завихоста), дворский Андрей действовал в районе Сандомира, а воевода Вышата разорил какое-то Подгорье. Кампания русских князей была поддержана Литвой рейдом на Сандомирщину. В ответ Болеслав совершил налет на Волынь, где дошел до города Андреева (на Западном Буге, севернее Холма). После чего Романовичи вновь (весной 1244 г.) ходили под Люблин. В итоге Конраду удалось удержать за собой Клецкую землю, а волынцы приобрели как надежного союзника, так и постоянного врага у западных границ [406] .

406

ИЛ, 795–796.

О датировке и причинах походов на Литву и ятвягов говорить затруднительно. Фактически они могут быть размещены в широких хронологических рамках: от 1242-го до 1247-го или даже до 1248 г. Более уверенно датировать эти события не удается. В летописи нападения Литвы в районе Пинска указаны под 1246–1247 (6754–6755) гг., а поход Даниила на ятвягов – под 1248 (6756) г. Однако эти повести непосредственно следуют за описанием событий 1244 г. (походы в Польшу), а предшествуют обширному сообщению о битве под Ярославом (лето 1245 г.) [407] .

407

ИЛ, 797–800.

Племена ятвягов были беспокойными соседями как Польши, так и Литвы, и Волыни. Поход на них не может вызвать удивления. Действия же против Литвы примечательны. Несмотря на постоянный союз Романовичей с князем Миндовгом, обладавшим, казалось, верховной властью среди литовских племен, случались постоянные стычки с другими литовскими вождями, не столь дружелюбно настроенными в отношении русских соседей. Действия волынцев против литвы носили как карательный, так и наступательный характер, призванный содействовать власти Миндовга.