Монолог
Шрифт:
Пару месяцев я так и жил, но потом, сидя всё в том же трактире, ко мне подошёл один человек. Видимо он за мной долго следил, так как подойдя ко мне он сразу поставил ульти-матум - либо я убиваю того человека к которому хожу, либо я сам мёртв. Пришлось убить. Так я первый раз предал человека, который мне доверял. Знаешь, я уже и не переживал по этому поводу, ведь предательство было там нормой, а совесть давно покинула меня.
Убив того деда я, тем самым, сохранил себе жизнь и при-обрёл первого "друга". Его нельзя так назвать, но в том мире это именно так и называлось - когда человек тебе доверяет, но проверяет, и просто так не убивает - это и называлось там дружбой.
На самом деле я был ещё ребёнком, мне было лишь сем-надцать с половиной лет, а уже мог себе заработать на жизнь, и был очень осторожным. Это меня и спасало, но однажды, присущая мне наивность чуть не убила меня. После
С тем человеком мы часто работали вместе, но всё время украдкой следили друг за другом. Добывали информацию, от-давали её в нужные руки, получали за это деньги, но вскоре во мне отпала необходимость и тот, так сказать друг, решил от меня избавиться. Я это понял, когда зайдя в наше укромное ме-сто, где мы часто собирались, я увидел мигающую зелёную лампочку - я случайно привёл в действие детонатор. Не успел я выскочить из этого шалаша, как прогремел взрыв, и всё оку-талось пылью и чернотой земли. Я не хотел закрывать свои глаза, так как думал, что потом их могу и не открыть. Всё бо-лело, текла кровь, и от боли я всё же потерял сознание, и види-мо долго не приходил в себя.
За те секунды до того, как я потерял сознание, в моей го-лове пронеслось много мыслей и как ни странно - планов. Я решил, что если выживу, то я буду с достаточным опытом не попадать ни в какие передряги, а самое лучшее - думал я, лежа в крови и пыли - это уйти от всех и жить самостоятельно. Это был мой первый шаг в бездну пустоты внутри человека, а об-ратно выйти сложно, ох, как сложно.
Не знаю, сколько я был без чувств, но меня успели пере-тащить в какой-то лес и бросили в канаву небольшой речушки. Странно, но я не захлебнулся там, я не умер от потери крови, и я был жив. Я и не знал тогда - радоваться мне этому или нет. И пока я над этим думал, успел понять только одно - что я давно уже хочу есть. Благо, в речке была рыба, и с помощью острой палки я смог поймать себе рыбу. Нашёл, на мой взгляд, место, где никто не должен появляться в принципе, и стал там жить. И вот, когда похолодало, и вскоре должен был выпасть первый снег, мне не оставалось иного выхода, кроме как идти к людям, которых я ненавидел и от которых я сейчас скрывался. Во мне была злость на весь мир, обида какая-то на людей, а это в принципе и не удивительно. Но остался-то я в лесу доброволь-но, это была попытка отречься от человечества, но лишь по-пытка, потому, что я пошёл, пошёл вместе с первым снегом тёмным утренним лесом.
Этот момент был прекрасен, я его на всю жизнь запом-нил. После таких переживаний, после мыслей, ослепивших ме-ня; идёшь по этому лесу, где стояли высокие ели, стройные бе-рёзы, вековые дубы и много-много других деревьев, они стояли хаотично, но так красиво! Идёшь вот и смотришь, ты не ве-ришь, что всё так ужасно, поднимаешь голову вверх, чтобы лучше рассмотреть птичек и верхушки деревьев, и в глаза па-дает пробившийся через ветви снег. Но и это было обманом, там вообще все, наверное, было обманом потому, что эти люди ничего другого не знали.
Идя этим лесом, сначала я увидел повешенного на ветви человека. Затем всё чаще и чаще стали попадаться могилы, и я понял, что скоро приду. И вот я пришёл - город стоял, как бы вклинившись в лес, и многие деревья были просто сожжены. А сколько мыслей проносится в ещё юной голове, когда видишь эту картину, на которой прекрасное уничтожено ради ужасно-го!
Опять-таки я пришёл к той злости на всех, от которой ушёл в том лесу. Планов никаких не было, но был пистолет. У меня его никто не нашёл, а может и не искал.
Раздобыл себе денег, купил бронежилет и патроны, а за-одно и дробовик. Знаешь, помогло. Я так очень быстро устано-вил свой порядок в городе. Где-то уже в феврале, я стоял во главе группировки, занимающей одно из главных мест в прави-тельстве. Да-да, там было правительство, оно везде было. Я не знаю, зачем оно, но видимо для тех людей, что там сидят - они-то очень хорошо живут. В общем, я оказался в правительстве, едва мне исполнилось восемнадцать. Как ни странно, но они меня приняли, но зуб на меня всё же точили. Я старался пресекать всякие попытки сделать что-либо ненормативное, и расправлялся лично со многими бандитами. Много же народу я тогда перебил.... Ах да, я же убил мэра города и сам стал им, пытался навести порядок, но этому обществу никакой порядок не нужен был. Я это понял, когда народ пришёл к дверям мэрии с криками: "Долой порядок! Дорогу анархии!". Люди сами выбрали себе путь, они сами продолжали строить мир, в котором невозможно жить, где за каждым углом тебя могут убить, а собственные дети ночью могут поджечь дом и тебя вместе с ним. Может просто я не мог так жить, а они могли, не знаю, но порядок ни кому не нужен был.
Позже я ушёл из правительства и остался жить в неболь-шом доме за городом. Была не пыльная работа, но на жизнь хватало. Поначалу меня пытались убить, ограбить, что угодно, лишь бы сделать мне хуже, но потом все успокоились и я стал жить спокойно, правда, недолго это продолжалось.
Там случилось что-то вроде войны между городами, и я успел уйти до того, как меня убили бы. А пошёл я уже по зара-нее запланированной дороге - к сестре и брату, туда, где я ро-дился и узнал, что такое наш мир.
Путь.
Дорога домой была тяжела, не столько физически, как внутренне. Я шёл по заранее спланированному маршруту, уз-нал дорогу туда, взял денег в путь - все, что у меня было. Идя под дождями, я гадал: что же меня ждёт там? Я не знал, жива ли моя сестра и брат, найду ли я их, и как они меня примут, я ведь ушёл тогда, ничего не сказав им.
По пути зашёл в какое-то селение. Там я пожил пару дней и понял, что и тут так же. Вся эта жестокость людей того мира, была присуща каждому городу, каждой деревне. Что, ве-ра? Да, вера имела место в том мире, но опять же я не знаю на кого она была направлена. В каждом городе я видел храмы, ви-дел священнослужителей, и каждый раз я удивлялся - зачем это? Я тогда не верил в помощь Господа, да и все остальные, по-моему, тоже не верили. Никогда я не видел скопления лю-дей в храмах, я вообще не видел людей в этих священных зда-ниях. Но проповеди устраивались на площадях, и всё, чего до-бивались священники, это тумаки и богохульные выкрики. Я всегда им удивлялся - вот охота им было стоять и слушать ру-гательства в сторону святых им вещей. Но они всё равно выхо-дили на площади снова и снова.
Ну так вот, я и в том селении увидел ту же жестокость людей и расстроенным ушёл оттуда. Меня на следующий день догнал человек. Он был одет так же, как и я, и поэтому сразу узнал в нём одиночку. Эти люди жили по своим правилам и моралям, могли преследовать свои цели, ни от кого не зависев. Ещё в детстве я хотел стать одним из таких людей, и в принци-пе стал им, правда, не до конца. Те отрешены от всего, а я же всё время от кого-то зависел, да и внутри было как-то странно.
Когда он окрикнул меня, я обернулся, держа пистолет в руке, и был готов стрелять, но тот поднял вверх руки и про-должал идти ко мне. Чтобы не провоцировать меня, он остано-вился в десяти - пятнадцати шагах от меня и завёл беседу. Объяснил мне свою ситуацию и предложил идти вместе. Меня поразили его глаза - они были добрыми и чистого голубого цвета. Идя скучными дорогами, мы с ним поняли друг друга, и знаешь, он вызвал во мне доверие. Видимо он тоже мне дове-рял, ведь за долгие дни путешествия он ни разу не провоциро-вал меня и старался построить доверительные отношения. Его звали Алексей, и он тоже был против жестокости, беспредела и вообще против этого мира. Он оказался, кстати, верующим че-ловеком и в каждом следующем городе он посещал храмы. Объяснил мне силу веры, её цели, её правду. Он разжёг во мне что-то вроде надежды на перемены в мире, на всё лучшее, в конце концов. Поначалу я не верил в это, но в глубине души я жаждал этого, и как-то само собой получилось, что я зашёл с ним в один из храмов. Меня поразила красота этого сооруже-ния. Высокие своды, фрески, нарисованные иконы святых, приятный запах, и сама атмосфера внутри. Там было что-то, что нельзя объяснить, а можно лишь почувствовать. Эти ванда-лы, в смысле люди, в храмах всё портили. От былого величия, как мне рассказал один священник, ничего не осталось. Раньше там были золотые купола, золотые ворота внутри храма, иконы с драгоценными камнями - всё это было разворовано.
И вот, идя той долгой дорогой, я понял, что приобрёл на-стоящего друга. Не того, который тебя временно использует, а настоящего. Он ночью не убил меня, не забрал деньги, как по-ступили бы на его месте другие, он шутил, смеялся, пил вместе со мной, вместе отстреливались от напавших бандитов, мы полностью доверяли друг другу.
Путь домой уже не был так скучен, как раньше, и то чув-ство безысходности постепенно исчезало.
В одном из городов лежавших по пути ко мне домой, мы зашли перекусить в таверну "Дикий мир". На нас сразу же бросили свои любознательные взгляды, сидящие за столиками. Почти все, кроме одного, одной. В углу за столом сидела де-вушка и не обратила на нас ровно никакого внимания, она даже не подняла головы. Было два варианта: либо она глухая и не услышала вновь прибывших и тишину, сопровождающуюся нашим прибытием, либо она была тем, кем я когда-то был сидя так же за столом слушая новости.