Монополия на верность
Шрифт:
В те несколько неловких минут, пока они одевались, Хантер был подчеркнуто сдержан: напряженная тишина в раздевалке поглощала каждую молекулу кислорода. Карли хотела спросить, зачем ему второй презерватив, но возможность была упущена, когда Хантер, до конца остававшийся защитником и джентльменом, проводил ее до машины и спокойно ушел, не оглядываясь.
Но сейчас он смотрел в ее сторону.
Прислонившись плечом к дверному косяку, она крепче обхватила свой клатч и оправила влажной ладонью малиновое шелковое платье на бретельках, которое открывало ноги
Взяв себя в руки, Карли сказала:
– Мистер Филипс…
– Хантер.
Хантер держался холодно и отстраненно. Потягивая шампанское, он смотрел на нее поверх бокала, явно удивленный тем, что она обратилась к нему по фамилии.
– Очень мило, – сказал он, кивая на дорого обставленную гостиную.
– Не обольщайся. – Ее взгляд скользнул по импортной плитке и стенам, облицованным деревом бразильской вишни, – дизайн, тщательно разработанный декоратором с благословения отца. – Все это было сделано для эффекта, – продолжала она сухо. – Чтобы создать иллюзию тепла и уюта.
Несколько напряженных секунд они смотрели друг другу в глаза, потом взгляд Хантера начал блуждать по ее телу, задержался на ногах, и от всплеска желания ее бросило в жар. По хладнокровному выражению его лица Карли знала, что это было намеренно.
Он чуть улыбнулся:
– В наши дни подделать можно все, что угодно.
Его тон взволновал Карли, и она вцепилась в бокал для шампанского.
– Например?
Хантер окинул взглядом толпу, и его глаза остановились на миссис Беннетт.
– Молодость.
Это развеселило Карли, но напряжение в воздухе не позволило ей улыбнуться.
– Любовь? – сказала она, не отводя взгляда. – Сострадание?
Его слова прозвучали обманчиво мягко:
– Или оргазм.
Это предположение стало для нее ударом в прямом смысле. Карли попыталась решить, что хуже: что он считает ее безрассудной сумасшедшей или что ее действия были разыгранным представлением.
Ошарашенная, она смотрела на Хантера. То, что началось как игра там, в переулке, превратилось в нечто очень серьезное – опасную угрозу ее вменяемости, душевному равновесию и сердечному спокойствию. Внутри у Карли все сжалось, и она боролась с желанием убежать и спрятаться в каком-нибудь безопасном месте.
Она откашлялась.
– Ты даже не представляешь, насколько я буду раздавлена, если ты признаешься, что притворялся в тот воскресный вечер.
– По этой части женщины значительно хитрее мужчин.
Пытаясь вернуть свою обычную самоуверенность, Карли прислонилась спиной к дверному косяку.
– Просто завидуешь, что у меня было визуальное подтверждение того, насколько ты был заведен. – Она послала ему свою самую очаровательную улыбку, на какую была способна, учитывая обстоятельства. – Чему, конечно, поспособствовал тот факт, что ты забываешь обо всем, когда начинаешь… палить из своей пушки.
Он улыбнулся:
– Надеюсь, ты мне не завидуешь?
– Я особо не интересуюсь оружием. – Она сделала шаг ближе
Он застыл на месте, но в его глазах вспыхнул огонь.
– Это можно организовать. – Его голос понизился, и в нем были слышны мощное желание и недоверие. – А твой энтузиазм будет мнимый? Или настоящий?
Он явно не понимал мотивов ее поведения в раздевалке. Но правда была слишком мучительная. Что она должна была сказать? Что, кроме него, никто и никогда не приходил ей на помощь? Что она была принцессой, заточенной в замке, но ни один рыцарь в сияющих доспехах не пытался рискнуть хоть чем-то – не говоря уже о жизни, – чтобы вызволить ее оттуда? Ее восхищение жестом Хантера было настолько огромным, что выглядело жалким. Почти убогим.
– Ты сомневаешься в моей искренности?
– Возможно.
Она уперлась рукой в бедро.
– Мои стоны показались тебе недостаточно натуральными? Или, может, вздохи?
– Вздохи и стоны были настоящими. – Он колебался. – Я не уверен только в крике в самом конце.
Крик был самым что ни на есть реальным. Она не отвела взгляда.
– Я раздавлена тем, что ты сомневаешься в моей страсти.
Хантер пристально посмотрел ей в глаза. Когда он вновь заговорил, в его голосе было подозрение и разочарование.
– Я не сомневаюсь в твоей страсти к работе.
Шокированная этой инсинуацией, Карли почти слышала, как слова со скрипом деформируются и проседают под собственным весом.
– Прежде чем мы продолжим этот разговор, я думаю, не помешает небольшая пауза. Я принесу нам еще шампанского, – сказал он, взяв ее пустой бокал.
Карли проводила его глазами и тяжело выдохнула, сама не зная, что все это время задерживала дыхание. Но, не успев расслабиться, она услышала другой мужской голос у себя за спиной:
– Привет, котенок.
Когда она услышала свое детское прозвище, сердце ее оборвалось. Она на мгновение закрыла глаза, готовясь встретиться лицом к лицу с человеком, который сомневался в ней больше других.
Пока Карли собиралась с духом, чтобы повернуться к отцу, ей казалось, что ее желудок стянуло в тугой узел. Она боялась приговора, который отец вынесет ее карьере, решениям – и ее ошибке. Она привыкла к его неодобрительному тону в каждом комментарии. Не важно, как сильно она старалась, ее усилия никогда не были достаточно хороши. Но сейчас она взрослая. Она не нуждается в его похвалах. И уж точно не будет умолять его об одобрении.
Ее подростковые годы – с капризами, переменами настроения, страданиями, недопониманием – были тяжелыми, и она постоянно конфликтовала с отцом. К сожалению, в последнее время тот мятежный подросток все чаще проявлялся в ней, особенно в присутствии отца. Она не нравилась сама себе, когда тот был рядом, – именно по этой причине она избегала его в течение последних шести месяцев.