Шрифт:
I
В восьмом часу вечера, в пятнадцатый день августа 1385 года, монсеньер Гастон III, виконт Беарнский и граф де Фуа, сидел за столом в одной из комнат своего замка Ортез, склонившись над листом пергамента, на который падали последние лучи заходящего солнца, пробивавшиеся сквозь украшенные его гербом оконные стекла, и дописывал шестьдесят третью главу своего сочинения об охоте на диких зверей и хищных птиц. Тот, кто знавал его давно, навряд ли узнал бы в нем изящного кавалера, кого пятнадцать лет назад называли прекрасным Фебом — потому ли, что золотые кудри его были подобны шевелюре Аполлона, как говорили некоторые, или потому, что он постоянно занимался астрономией и выбрал своим девизом солнце, как утверждали другие. За время, прошедшее между его юностью и теперешним зрелым возрастом, ему пришлось испытать немало жестоких горестей, посеребривших его волосы и избороздивших морщинами лоб. Хотя эти горести предшествуют
Между графами де Фуа и графами д'Арманьяк издавна существовали серьезные споры из-за области Беарн: оба знатных рода заявляли на нее свои права. Можно не напоминать о том, что в средние века такие споры находили разрешение не за судейским столом, а на поле боя и что решали дело не многоречивые адвокаты и лукавые судьи, а верные рыцари и свободные воины. И вот всякий раз, когда сторонникам де Фуа и приверженцам д'Арманьяков случалось где-нибудь встретиться, те и другие сразу же бросались друг на друга с копьем наперевес или с выхваченным из ножен мечом и бились, пока судьба не определяла, кому победить. Да будет известно, что благодаря мужеству и благоразумию прекрасного Гастона Феба победа почти всегда доставалась ему.
Зимой 1362 года в канун дня святого Николая граф де Фуа в одной из своих ночных вылазок возле Мон-де-Марсана захватил в плен д'Арманьяка, деда нынешнего графа, а с ним его племянника сеньора д'Альбре и всех дворян, что были с ними. Полный радости, гордясь этой удачей, он отвез пленных в башню своего замка Ортез, откуда им удалось выйти только после уплаты миллионного выкупа, что оказалось, в общем, не так уж трудно, поскольку все они были сеньорами богатыми и могущественными.
Но едва они освободились из плена и вырвались из рук графа де Фуа, ими овладело одно стремление — отомстить ему. Граф д'Арманьяк был уже стар, бессилен и потому препоручил отмщение своему сыну Жану, и тот вместе со своим кузеном сеньором д'Альбре возглавил отряд из двухсот человек. Им удалось неожиданно захватить город Кассере, принадлежавший графу де Фуа. Бесшумно подойдя к городу ночью, они поставили лестницы у валов и в темноте — никто об их замыслах не догадывался — взобрались на городские стены прежде, чем гарнизону пришло в голову, что на него могут напасть. Благодаря таким действиям они легко овладели городом.
Как только Гастон Феб узнал об этом, он призвал к себе двух своих незаконнорожденных братьев Арно Гийома и Пьера Беарнского, которым он дал звание капитанов в своем войске и в мужестве которых, как и готовности воевать он не сомневался, и сказал им: «Дорогие братья и друзья, вам известно уже, что виконт д'Арманьяк и сеньор д'Альбре захватили мой славный город Кассере, поднявшись на его стены при помощи лестниц. Возьмите же сотню вооруженных людей, скачите день и ночь, а по пути забирайте моих вассалов из всех городов и селений: нужно запереть наших врагов в городе. Доскакав до стен Кассере, с помощью местных жителей — а они все стоят за нас — завалите снаружи городские ворота камнями и подоприте бревнами, забейте вокруг стен колья и устройте заграждения, выройте рвы и траншеи, чтобы никто из вошедших туда не мог выбраться наружу. Пока вы будете всем этим заниматься, не пройдет и недели, как я прибуду к вам с такой подмогой, что враги будут рады отдаться нам на милость».
Оба рыцаря, храбрые и рассудительные капитаны, немедленно пустились в путь, точно выполняя полученные указания. Как и предполагал граф де Фуа, все попадавшиеся им на пути крестьяне и вилланы охотно следовали за ними, так что к воротам города Кассере они прибыли в сопровождении значительного отряда. Однако виконт д'Арманьяк и сеньор д'Альбре, увидев в этой толпе лишь сотню вооруженных людей, не обратили на них особого внимания и ограничились тем, что закрыли ворота, а затем занялись дележом захваченной в городе добычи. Проснувшись на следующий день, они оказались окружены и заперты. Люди, к которым они накануне отнеслись с таким пренебрежением, проработали всю ночь, подгоняемые ненавистью и жаждой мщения, так что к утру все было сделано. Тогда осажденные обеспокоились всерьез, особенно на четвертый день, когда они увидели, что к городу приближается граф де Фуа с пятьюстами воинами. Не спешившись и не отдохнув, он объехал все кругом, осмотрел рвы и заграждения и приказал места слишком узкие расширить, а недостаточно прочные — укрепить; закончив осмотр, он распорядился поставить себе палатку и спокойно улегся отдыхать, сказав, что дальнейшие военные заботы его не касаются и дело теперь за сеньорами д'Альбре и д'Арманьяком: пусть они приходят к нему, когда им надоест поститься раньше времени, ведь до Великого поста еще далеко.
Прошло две недели, и началось то, что и предвидел граф де Фуа: его враги, не успевшие запастись провиантом, стали голодать. У них не было никакой возможности выбраться
Граф де Фуа, пожелавший отнять у запертых в городе сеньоров не жизнь, а только их кошельки, вежливо принял послов и провел с ними переговоры, но только ни за что на свете он не хотел допустить, чтобы осажденные вышли из города через ворота; это была просто прихоть, но граф был сильнее противника и потому мог поставить на своем. Было решено, что в городской стене сделают пролом и осажденные с Жаном д'Арманьяком и сеньором д'Альбре во главе будут один за другим в простой повседневной одежде и без оружия пробираться через этот пролом и спускаться к подножию стены, а встречать их будет вся армия-победительница, выстроенная в боевом порядке, в полном вооружении и под предводительством графа де Фуа на коне. Как ни тяжелы были эти условия сдачи, побежденные не могли спорить. Условия были приняты, и в назначенный день осажденные оставили город именно так, как этого потребовал граф де Фуа. Простых рыцарей и воинов Гастон Феб отправил по различным кастелянствам и сенешальствам; своих же кузенов, мессира Жана д'Арманьяка и мессира Бернара д'Альбре, он велел отвезти в башню замка Ортез, откуда Жан д'Арманьяк вышел, лишь обязавшись уплатить выкуп в размере двухсот пятидесяти тысяч ливров. Что же до Бернара д'Альбре, то — или потому, что Гастон питал к нему личную вражду, или потому, что не мог верить его слову, — он распорядился оставить в заключении, пока не будет выплачено пятьдесят тысяч ливров (таков был определенный ему выкуп).
Когда все это происходило, король Англии Эдуард III передал в наследственное ленное владение своему сыну принцу Уэльскому за победы при Креси и Пуатье землю и герцогство Аквитании, где были два архиепископства и двадцать два епископства.
Черный принц отправился из Англии вместе с супругой принять эти земли и прибыл в город Бордо, столицу своих новых владений. Узнав о приезде принца, виконт Жан д'Арманьяк послал ему просьбу посетить вместе с супругой графство Бигор, расположенное между землями Фуа и Беарна. Принц Уэльский еще не знал этих краев, хотя укрепленный замок Лурд возле Баньера был в числе самых замечательных крепостей, отданных Иоанном, королем Французским, в виде возмещения английскому королю и теперь входивших в английские владения. Принц принял приглашение, пустился в путь с пышной и многолюдной свитой, прибыл в Бигор и остановился в Тарбе, городе, тогда очень красивом, окруженном стенами и башнями и находившемся в середине плодородного края, полного виноградников и оливковых рощ.
Принц и принцесса находились в Тарбе вместе с мессиром Жаном д'Арманьяком, а Гастон де Фуа в это самое время был всего в шести льё от Тарба — в городе По, где он строил крепость. Весть о прибытии царственных гостей в Тарб быстро дошла до него, и, так как его графство Фуа принадлежало к герцогству Аквитании, он решил явиться отдать честь своему сюзерену. Итак, он отправился в путь с шестьюдесятью рыцарями, множеством оруженосцев и дворян (всего в его свите было до шестисот всадников). Черный принц и его супруга очень обрадовались приезду графа Гастона; рад был и давний его враг Жан д'Арманьяк, понадеявшийся, что он найдет теперь способ, не развязывая кошелька, освободиться от долга в двести пятьдесят тысяч ливров.
И вот однажды, когда принц Уэльский благосклонно и милостиво, как он обычно держал себя с теми, кто был приближен к нему, вел беседу, мессир Жан д'Арманьяк стал просить его предложить графу де Фуа в качестве личной любезности, оказываемой ему, принцу, освободить д'Арманьяка от долга — от всей суммы в двести пятьдесят тысяч ливров или хотя бы от части ее.
Тут лицо принца, до этого веселое и открытое, стало серьезным и строгим, ибо сын короля Эдуарда был честным рыцарем, верным своему слову, и потому он ответил, что это требование представляется ему неуместным: раз граф д'Арманьяк попал в плен вполне законным образом, он должен честно уплатить выкуп за себя, ведь в этой осаде граф де Фуа рисковал и собой, и своими людьми, следовательно, поскольку фортуна оказалась на его стороне, никто не имеет права — и сюзерен еще меньше кого бы то ни было — лишить его того, что ему следует получить. Принц добавил:
— Это все равно как если бы от нас, от моего отца и меня, потребовали возвратить Франции то, что Франция отдала нам в качестве выкупа за короля Иоанна после нашей победы при Пуатье; мы — и отец и я — ни за что не сделали бы этого, кто бы ни обратился к нам с этим требованием.
Доводы эти были столь убедительны, что мессир д'Арманьяк больше не смел настаивать, однако он не признал своего поражения и решил взяться за дело с другой стороны.
Он обратился к принцессе, не столь хорошо знакомой с военными порядками, как ее супруг, и она, увидев в этой просьбе лишь случай оказать услугу графу д'Арманьяку, взялась добиться милости, о которой тот просил.