Монстр
Шрифт:
– И коврик мне тоже нравится. Мистер Уллман, почему у вас не все ковры такие?
На мгновение у мистера Уллмана лицо сделалось таким, будто он запустил зубы в лимон. Потом он улыбнулся и похлопал Дэнни по щеке.
– Вот ваши комнаты, - сказал он, - только ванная находится за основной спальней. Квартира не слишком велика, но, конечно, вы можете располагаться и в других номерах отеля.
Камин в вестибюле - в хорошем рабочем состоянии, так, по крайней мере, мне сказал Уотсон, и если внутренний голос подскажет вам обедать в столовой - не стесняйтесь, обедайте.
Он говорил тоном человека, дарующего большую
– Хорошо, - сказал Джек.
– Спустимся вниз?
– спросил мистер Уллман.
Они съехали на лифте в теперь уже совершенно пустой вестибюль, только Уотсон в кожаной куртке подпирал входную дверь, ковыряя в зубах зубочисткой.
– Я думал, вы уже далеко отсюда, - прохладным тоном произнес мистер Уллман.
– Да вот, торчу тут, чтоб напомнить мистеру Торрансу про котел, сказал Уотсон, выпрямляясь.
– Не спускать с него глаз, приятель, так все будет в лучшем виде. Раза два на дню скидывайте давление. Оно ползет.
Оно ползет, - подумал Дэнни. Эти слова эхом пошли гулять по длинному тихому коридору, в который люди редко заглядывают.
– Хорошо, - сказал отец.
– И проживете, как у Христа за пазухой, - сказал Уотсон и протянул Джеку руку. Тот пожал её. Уотсон повернулся к Венди и склонил голову.
– Мэм, - сказал он.
– Очень приятно, - отозвалась Венди и подумала, что это прозвучало совершенно абсурдно. Она была родом из Новой Англии, прожила там всю жизнь и ей казалось, несколькими короткими фразами этот лохматый Уотсон воплотил все то, что, по общему мнению, и есть Запад. Пусть даже до этого он ей развратно подмигивал.
– Мастер Торранс, - серьезно сказал Уотсон и протянул руку. Дэнни, к этому времени уже целый год прекрасно разбиравшийся в рукопожатиях, робко подал свою и почувствовал, как она утонула в ладони Уотсона.
– Заботься о них хорошенько, Дэн.
– Да, сэр.
Уотсон отпустил ручонку Дэнни и полностью распрямился.
Он взглянул на Уллмана.
– Ну, до будущего года, что ли, - сказал он, протягивая Руку.
Уллман вяло дотронулся до нее. Розоватый камень в его перстне поймал свет люстры в вестибюле и зловеще подмигнул.
– Двенадцатого мая, Уотсон, - сказал он.
– Ни на день раньше или позже.
– Да, сэр, - сказал Уотеон и Джек ясно представил, как мысленно тот прибавил: "Козел хренов".
– Хорошей вам зимы, мистер Уллман.
– О, в этом я сомневаюсь, - высокомерно ответил тот.
Уотсон отворил одну створку большой парадной двери, ввтер взвыл громче и принялся трепать воротник его куртки.
– Ну, ребята, поосторожней, сказал он.
Ответил Дэини:
– Да, сэр.
Уотсон, чей не столь уж далекий предок владел отелем, застенчиво проскользнул в дверь. Она закрылась за ним, заглушив ветер. Они все вместе посмотрели, как Уотсон простучал поношенными черными ковбойскими сапогами по широким ступеням парадного крыльца. Пока он пересекал стоянку и забирался внутрь своего пикапа "Интернэшнл харвестер", у его ног крутились хрупкие желтые листья осины. Он завел машину, из заржавленной выхлопной трубы вылетел синий дымок. Пока машина задним ходом выезжала со стоянки, все молчали, словно находясь во власти заклятия. Грузовичок Уотсона исчез за выступом холма, а потом появился снова, маленький, на главной дороге. О" держал курс на запад.
На мгновение Дэнни почувствовал,
13. ПАРАДНОЕ КРЫЛЬЦО
Семейство Торрансов стояло на длинном парадном крыльце отеля "Оверлук", словно позируя для семейного портрета: в центре - Дэнни в застегнутой курточке, которая с прошлой осени стала мала и уже протиралась на локтях; позади него - Венди, опустившая руку ему на плечо; слева от мальчика - Джек, чья ладонь невесомо покоилась на макушке сына.
Мистер Уллман в дорогом коричневом мохеровом пальто, застегнутом на все пуговицы, на шаг поотстал. Солнце, уже совсем скрывшееся за горами, обвело вершины золотой огненной каймой, а падающие от предметов тени сделало длинными и лиловыми. На стоянке осталось только три машины: здешний грузовичок, "Линкольн-континенталь" Уллмана и видавший виды фольксваген Торранса.
– Ну, вот ключи, - сказал Уллман Джеку.
– Вы все поняли насчет котла и топки?
Джек кивнул, чувствуя к Уллману что-то вроде искреннего сочувствия. В этом сезоне дела закончились, клубок смотали до 12 мая будущего года - не до 11, не до 13 - и отвечающий за все Уллман, Уллман, говорящий об отеле тоном, в котором звучала несомненная страсть, не мог не поискать недочетов.
– Думаю, я справлюсь как следует, - сказал Джек.
– Хорошо. Буду с вами в, контакте.
– Но он по-прежнему медлил, будто ждал, что ветер придет на помощь и, может
быть, отнесет его к машине. Уллман вздохнул.
– Ну, ладпэ.
Желаю хорошо провести зиму, мистер Торранс, миссис Торране. И тебе, Дэнни.
– Спасибо, сэр, - сказал Дэнни.
– И вам тоже.
– Сомнительно, - ещё раз сказал Уллман, и это прозвучало грустно. Этот отель во Флориде, если говорить начистоту, настоящая помойка. Убиваешь время на суету. "Оверлук" - вот мое настоящее дело. Хорошенько заботьтесь о нем для меня, мистер Торранс.
– Надо думать, будущей весной, когда вы вернетесь сюда, он окажется на месте, - сказал Джек, а в мозгу Дэнни молнией промелькнула мысль (а мы?)
и пропала.
– Конечно. Конечно, он окажется на месте.
Уллман посмотрел на детскую площадку, где под ветром потрескивали кусты-животные. Потом ещё раз деловито кивнул.
– Тогда - до свидания.
Он быстро и чопорно прошагал к своему автомобилю - до смешного большого для такого маленького человека - и скрылся внутри. Заурчал, оживая, мотор "линкольна", а когда он выбирался из своего стойла на паркинге, вспыхнули задние фары. Машина отъехала и Джек сумел прочесть маленькую табличку над местом её стоянки: "ТОЛЬКО ДЛЯ МАШИШй МИС-ТЕРА УЛЛМАНА, УПР."
– А как же, - тихо произнес Джек.
Они провожали его взглядами, пока машина не исчезла из вида, съеха-в вниз по восточному склону. Когда она пропала, все трое переглянулись молча, почти испуганно. Они остались одни. По аккуратно подстриженной лужайке, не предназначенной для глаз постояльцев, стайками бесцельно носились листья осины, они кружились, едва касаясь земли. Кроме них троих некому было увидеть, как осенняя листва крадется по траве.
От этого у Джека возникло странное ощущение - как будто он уменьшался и его жизненная сила съеживалась в жалкую искорку, зато отель и его территория удваивались в размерах, становились зловещими и их мрачная неодушевленная сила превращала его, Джека, семью в карликов.