Монстры под лестницей
Шрифт:
– Класс! – довольная улыбка повисла на ушах.
– Не то слово, – Кэр подняла бровь. – А ты откуда знаешь старика с псом?
– На лугу познакомился! – распираемый счастьем и гордостью, заявил я и добавил: – Он мне и кладбище показал.
– Сомнительные у тебя какие-то друзья, – нахмурилась Кэр.
– А я еще и шерифа знаю! – ловко решил вывернуться я.
– Потрясающе, – хмыкнула Кэр. – Похоже, мой сын меня обскакал в плане социального взаимодействия.
Мы помолчали, и Кэр добавила, чтобы окончательно все прояснить:
– С деньгами тоже
– Много? – с любопытством спросил я, а в голове уже возникли пленительные образы гаджетов, игровой приставки и даже, прости, дракон, нового велика.
– Больше, чем у нас было, но не так, чтобы спустить все на безделушки.
Иногда ма читала меня как раскрытую книгу. И это ужасно бесило!
– А на пиццу хватит? – вздохнул я.
– Хватит, чтобы накормить всю банду черепашек, – улыбнулась мама и подмигнула. – А теперь давай оборудуем твою лабораторию, мой будущий гений-фотограф!
На дне коробки оказалась пожелтевшая брошюра о том, как пользоваться всеми этими штуками из алхимического сундука фоточародея и не оплошать. Проштудировав ее несколько раз и практически выучив наизусть, я потратил день на сооружение темной комнаты (мама, конечно же, мне помогала). И слил последний кадр на злобного гнома с лужайки, который в лучах заката выглядел так, будто только что отгрыз ногу почтальону. Перемотав пленку, я решился на свою первую проявку. Жаль, Атта так и не вернулся. Я бы и его сфоткал. Черно-белая пленка не смогла бы передать всего волшебства моего чудовищного монстра, но ухватила бы суть, не отвлекаясь на яркость красок. За это я и любил монохром. За то, что он обнажал предметы, показывая мир без прикрас и оставляя место для фантазии. Ведь тогда, без условностей и границ, небо могло быть зеленым, луга синими, а картофельное пюре на тарелке – отчаянно малиновым! А каким был бы Атта? Вдруг я никогда не узнаю? Может, он решил, что я не хочу ему помочь? Может, почуял, что я струсил? Я достал старое фото отца и заскользил фотоувеличителем по изображению того, другого Атты.
И как я только мог подумать, что это мой Атта? Тень в приоткрытой двери не имела ничего общего с моим монстром!
– Чудесные кадры!
После утреннего чая Кэр сидела на диване, подогнув ноги, и разглядывала мои первые самостоятельно напечатанные снимки.
– Вот-вот! – она тыкала аквамариновым ногтем, при виде которого я опять вспомнил Атту. – Вот этот старик и этот пес. Как его зовут?
– Граф, – я смотрел на пса, вывалившего язык. – Он волкодав, которому уйма лет, и он очень умный.
– Так уж и уйма? – усомнилась Кэр. – Эта порода не из долгожителей, до десяти редко доживает. Обычно шесть-восемь – и на радугу.
Я пожал плечами:
– Может, он особенный волкодав. Амбертонский.
– А его хозяина как зовут?
Я вновь пожал плечами.
– Истинный собачник, – усмехнулась Кэр.
Я воспользовался моментом:
– А теперь мы можем завести собаку?
– Наверное, можем, – мама задумалась. – Но осенью ты уедешь учиться, тебе будет не до собаки.
В чем-то она была права. Это лето казалось бесконечным. Но учебный год и школа никуда не делись. Они злобно ухмылялись из ближайшего будущего, и улыбка была точь-в-точь как у Бочки.
Кэр отложила фотографии с Графом и его человеком.
– Оу, вот это здорово! Это ты когда успел меня с Ви подловить? Ну и лица тут у нас, словно в конфетно-зефирную страну попали. А этот тоже классный – тут Тук такой солидный!
– Тук? – не понял я и заглянул, чтобы посмотреть фото. – А, ты про чумного гнома. Не знал, что у него есть имя, кроме «Бо».
– У всего есть истинное имя, – серьезно ответила Кэр. – Без него мы ничто. Всего лишь бездушные куклы… Бо-Тук охраняет нас по обе стороны мира.
Я удивленно посмотрел на внезапно возникшую Темную Кэр, но она вновь схлынула, вернув мою маму.
– И небо шикарное, словно и не облака вовсе, а драконы и монстры, что смотрят на нас свысока. Можно, я возьму эту?
Кэр показала снимок, на котором тучки приняли облик играющего с клубком рогатого котенка. Я пожал плечами.
– Конечно, я теперь могу хоть сотню напечатать.
– Точно! Ну, тогда и эти я возьму, – Кэр отобрала еще несколько, хотела протянуть оставшиеся мне, но передумала. – Знаешь, я возьму все и покажу Ви. Вот, наверное, сейчас и поеду. Чего тянуть? Правда?
– Окей, – протянул я, чувствуя, как уши начинают гореть.
Кэр пересчитала снимки.
– Один не получился?
– Что? – вздрогнул я.
– Снимков на один меньше, чем обычно – ты же всегда печатаешь всю пленку, даже «чернушки» и «засветы».
– А, это, – растерянно произнес я. – Да, засветился полностью. Сплошное черное пятно.
– Так засветился или черное пятно? – рассмеялась Кэр.
– Ага, он чудовищный, – невпопад кивнул я.
– Ну, не переживай, бывает. Зато остальные отличные!
Кэр соскочила с дивана и засуетилась.
– А ты один справишься? – неуверенно спросила она. – Или Марго позвать?
– Справлюсь, ма. Я же не маленький.
Кэр все еще сомневалась. Только бы не позвала Марго.
– Все будет норм, ма.
– Хорошо. Я быстро. Можно?
Я удивился.
– Конечно! Что со мной может случиться? В этой глуши и маньяков, поди, нет. А если и есть, их Бо-Тук отпугнет.
Кэр забрала не все снимки. Был один, который я ей не показал. И сейчас я смотрел на конверт, в котором он был спрятан. Дом молчал. Я слышал стук своего сердца. Дыхание шумно вырывалось из груди, словно внутри меня натужно работал поршень.
Я сидел на том же диване, что и утром. Но совершенно один. Кэр скрутила волосы в пучок, набросила на плечо аляповатую любимую сумку, подцепила ключи от машины и отправилась в галерею «Полночь». Она оставила на меня дом, день и Амбертон, но обещала вернуться к ужину.