Монтенегро
Шрифт:
Бальтасар Гарроте и большая часть команды несчастного «Дракона» наблюдали с берега, как уходит прочь единственная надежда вернуться в цивилизованный мир, а капитан де Луна в гордом одиночестве лениво покачивался в гамаке на вершине холма, не желая даже смотреть в сторону корабля. На капитанском мостике еще можно было различить силуэты двух человек, которых он ненавидел сильнее, чем кого-либо на свете.
Поражение сломило виконта, он не переставал задаваться вопросом, почему выбрал жизнь, ведь гораздо лучше было бы позволить им его повесить, так он избежал бы страданий и стыда, которые отныне будут сопровождать его до конца дней.
Судьба превратила его в посмешище, а принесенная клятва мешала восстановить поруганную честь. Он понимал, что теперь все будут тыкать в него пальцем, как в тупого рогоносца, который согласился с такой участью, чтобы уберечь свою шею.
Восемь долгих лет он жаждал мести, и в результате потерпел череду смехотворных неудач. А неудача прошлой ночи, причину которой он так и не мог понять, когда вода загорелась и превратила заведомую победу в поражение, привела его к выводу, что Бог избрал его в качестве примера бесконечных несчастий, собрав их все в одном человеке.
Благородный сын благородных родителей, храбрый и образованный, капитан Леон де Луна, виконт де Тегисе, спрашивал себя, что он такого сделал, почему однажды повстречал на своем пути эту женщину и навлек на свою голову гнев всех богов.
Он любил ее и уважал, как немногие, он женился на ней, положил к ее ногам всё, что имел, мечтал состариться рядом с ней, а за это получил лишь горе и страдания. Иногда он удивлялся, как его сердце до сих пор не разорвалось от злости и печали.
И вот он сидит здесь, побежденный, униженный и одинокий, предоставленный собственной судьбе в сердце неизвестного континента, в обществе полусотни недовольных наемников, которые не задумываясь вздернули бы его, чтобы спасти свою шкуру.
Он задавался вопросом, кто дергает за ниточки этой бессмысленной трагикомедии, и не находил ответа, ведь никому не могло прийти в голову, что тихое озеро вдруг превратится в ад, а волны огня захлестнут корабль, выдержавший столько штормов.
Что это за магия?
Какую сделку с дьяволом заключила Ингрид, чтобы вода загорелась?
Какой алхимик или колдун обладает властью изменять сущность самых простых веществ?
Вода, земля, огонь, воздух...
Его еще в детве выучили, что мир устроен именно так, и почему же в прошлую ночь пришлось узнать, да еще таким болезненным образом, что всё по-другому?
Разве земля может дышать?
И разве так бывает, чтобы прямо из воды извергалось пламя?
В его мозгу смешались непонимание и ярость, гнев и бессилие, ревность и стыд...
И возможно, страх оттого, что он вступил в борьбу с соратниками Ангела Тьмы.
А «Чудо» — до чего же ироничное имя для этого корабля, будь он проклят, — удалялось, увозя виновников всех несчастий виконта, и всю ночь они будут молиться дьяволу и смеяться над тем, кто не имел иного богобоязненного намерения, как восстановить поруганную честь и доброе имя.
Людей часто удивляют совершенные другими людьми несправедливые поступки, но он — образец самой чудовищной несправедливости, совершенной самими богами.
Виконт уже миллион раз проанализировал события, начиная с первой неудачи, и не находил ответов. Он дрался с дикарями-гуанчами, исполняя свой долг вассала и солдата, и оставил молодую жену на попечение дуэний и слуг, а по возвращении обнаружил, что она стала любовницей самого жалкого из его пастухов, грязного, вонючего и неграмотного мальчишки.
Нужно было сразу ее убить, позволить гневу ослепить его, в ярости ворваться в спальню жены и сломать ей шею прямо в постели.
Все бы рукоплескали этому жестокому поступку... Но он так ее любил!
Ему хотелось быть великодушным и простить ошибку, которую любой другой на его месте не простил бы, и в качестве награды он оказался теперь в одиночестве посреди сельвы, а любовники тем временем удаляются.
Когда настала ночь и свет растущей луны стал вычерчивать на полу жалкой хижины без стен странные фигуры, виконт де Тегисе устало поднялся на ноги, разделся донага, раскинул руки в жесте покорности судьбе и хрипло воскликнул:
— Если ты хочешь мою душу, то вручаю ее тебе, если эта сучка поклялась тебе в верности, то и я клянусь, если своей властью ты поджег воды озера, то признаю твою власть, если должен проклясть себя, чтобы обрести покой, то проклинаю... Стань моим господином, кто бы ты ни был, но освободи от этой пытки!
Он так и рухнул на землю, раскинув руки крестом, и ненадолго заснул, но когда лучи жестокого тропического солнца обожгли его лицо, виконт открыл глаза и, осознав, в какой позе находится, пожалел о том, что ночью с такой легкостью призывал дьявола.
Он не только боялся, что в результате может попасть в ад, это его как раз не особо беспокоило, но боялся тех последствий, которые это может возыметь на земле, если вдруг кто-то из команды несчастного корабля застал его в ту минуту.
Он до сих пор помнил жестокие пытки и кошмарную агонию тех, кто, по мнению последователей брата Томаса де Торквемады, хоть на йоту отклонился от наставлений святой церкви, он впомнил также, пункт за пунктом, каждый из пятидесяти четырех параграфов знаменитых «Предписаний инквизиторам», призванных бороться с «обращенными иудеями», которые пытались разрушить зарождающуюся империю Кастилии и Арагона, но на деле инквизиторы превратились в могучее оружие политических репрессий на службе короне.
Всего за десятую долю того, что он произнес в минуту отчаяния, многие еретики расстались с жизнью на костре, и при мысли о том, что слухи об этом приступе безумия достигнут ушей святой Инквизиции, на теле виконта проступил холодный пот.
Он воткнул шпагу в землю, опустился на колени перед крестом, образованном ее эфесом, и стал пылко молиться, выпрашивая прощение за страшный грех. Скептика Бальтасара Гарроте удивило такое поведение, когда он принес виконту его скудную порцию еды.
— Шпага — это не крест, а крест — не шпага, — заметил он, садясь на деревянную скамью. — И не стоит смешивать эти вещи.