Монументы Марса (сборник)
Шрифт:
Выполняя просьбу Ивана, Олег тогда проводил Леру до дома. Олег был на нее обижен. Из излишней гордыни. Никак не мог забрать в голову, что все его научные и умственные преимущества, все его светлые перспективы и даже квартира ничего не стоят. Что ж будешь делать, если есть на свете Иван. Не убивать же его. Конечно, Олег хороший человек, милый друг, послушный поклонник – все, что угодно. Но ведь есть Иван.
– Грустно Ивану, – сказал тогда Олег.
Была холодная весна пятого курса, Олег дрожал в модной кожаной куртке.
– Почему? – спросила
– Настроение плохое.
– А, знаю. У него мама разболелась. Я завтра к ней зайду.
– Не заходи, – сказал Олег. – Не нужно этого делать.
– Ты о чем?
– Не в матери дело.
– Что еще за загадки?
– Он просил меня об этом не говорить.
– Мне?
– Тебе в том числе. И я не могу изменить своему слову.
– Ты с ума сошел. Чтобы Иван…
– Я бы на твоем месте тоже не стал спрашивать.
Вот таких указаний Лера не терпела.
– Слушай, кто тебе дал право…
– Погоди. Бывают такие ситуации, которыми мужчина может поделиться с мужчиной, а женщине, даже близкой, ничего не может сказать.
– Не бывают.
– Это связано с одной девушкой. Ты ее не знаешь…
– Как так не знаю?
– Не беспокой его. Он сам отыщет какой-нибудь предлог, чтобы не видеться с тобой. Не сердись… постарайся его понять…
Лера смахнула с себя слова Олега, как щенок отряхивает воду, вылезая из речки. Это теперь, с высоты жизненного опыта, Лера убедилась в том, что даже самая горячая любовь не обязательно длится десятилетиями. А любовь школьная, да еще с шестилетним стажем, чаще всего оказывается непрочной и даже смешной, когда партнеры подрастут и опомнятся.
Она пришла домой, сразу позвонила Ивану. Не потому, что трепетала перед соперницами, – надо было спросить, как мама.
– Маме лучше. Слушай, Калерия, неожиданно получилось, что я сегодня ночью уезжаю в Ленинград. Дня на три-четыре. Звонил Витебский, меня ставят на игру. Что же не поздравляешь?
– Мог раньше сказать.
– Хотел тебе сделать сюрприз. Понимаешь, до последнего момента все было фифти-фифти. Могли взять, могли оставить. Похвастался бы, остался дома, куда денешься от твоих насмешек?
– А Олегу говорил, что уезжаешь?
– Он проболтался?
– Он о многом проболтался. Не понимаю, почему ты избрал его исповедником. Меня тебе мало?
– Не со всеми проблемами обратишься к женщине. Тебе этого не понять.
– Раньше понимала.
И тут она на него жутко разозлилась. Она все еще не верила Олегу, конечно, не верила. Но совпадение налицо – не успела прийти домой, а он уже избегает с ней встреч. Наверно, она бы вела себя иначе, не будь все у них так хорошо установлено, утрясено, согласовано. Словно плыли по течению. И первый же камень мог пустить эту лодочку ко дну. Никакого иммунитета против неожиданностей.
– Ты придешь меня проводить? – спросил Иван.
– Еще чего не хватало!
Она бросила трубку. Он позвонил снова, она сказала,
А потом на следующий же день – лавины всегда срываются неожиданно и потом ревут, несутся, набирая скорость, пока не погребут под собой жалкую деревушку со спящими жителями, – Олег передал ей письмо от Ивана.
– Он попросил меня заехать к нему перед отъездом и отдал вот это. Я не распечатывал.
– Еще чего не хватало, – сказала Лера и выхватила конверт.
В нем наверняка три страницы раскаяний, плохое стихотворение о том, что Ване не спится, и надежды на лучшее будущее. Ведь бывали же ссоры. И всегда кончались вот так. И что еще за манера доверять свои чувства машинке? Иван считал, что этим проявляет уважение к адресатам, которым не приходится расшифровывать его каракули. Джульетта померла бы на месте, получив машинописное послание от своего Ромео.
Лера отошла в сторону и разорвала конверт. Она не собиралась сразу читать это письмо. Тем более что Олег ошивался по соседству. Но уж очень зла она была на Ивана, и его раскаяние требовалось для внутреннего успокоения.
«Лерка, дорогая!
Я хотел тебе все сказать по телефону, но не решился. Я тебя давно знаю и люблю, ты мне ближе и дороже сестры. И то, что случилось между мной и Верой – ты ее не знаешь, и это не важно, – наверное, объясняется страстью, которая нас охватила…»
Это шло на целую страницу, и у Леры не затуманивались глаза, не падало сердце, она читала это письмо спокойно, словно оно не имело к ней никакого отношения. Ах, у них будет ребенок! Это очень трогательно. Надо будет обязательно послать им на свадьбу подарочек… И эти идиотские слова в конце – типичные для современного мужчины:
«Я не уверен, что смогу совладать с собой. Я сделаю все, чтобы расстаться с Верой. Клянусь тебе, все! Я вернусь к тебе. Как только я приеду из Ленинграда, я позвоню. Если бы ты поняла и простила меня…»
Ах, подлец!
Господи, как трудно было потом, когда, опомнившись, раскаявшись, Иван штурмовал ее, словно крепость Баязет, слал письма, звонил, подсылал друзей, ждал под окнами! Пришлось обо всем рассказать маме, мама – каменная глухая стена. Она принимала удары стенобитных орудий…
Лера поймала себя на том, что думает о прошлом слишком легкомысленно. Какие там стенобитные орудия… Удивительно, что она защитила диплом. Все люди собственники, женщины – вдвойне.
Она вдруг сообразила, что оркестр играет уже совсем иной танец и она скачет отдельно от Махонькова, который плавно поводит ручками и делает ногами дрыгающие движения, как насмотрелся в своем Сенегале.
– Я устала, – сказала она Махонькову, остановившись.
– Ну что ты, давай плясать через такт, – джентльменски предложил тот.