Монументы Марса (сборник)
Шрифт:
– Я ехала с Суслиным в Москву с симпозиума, он делился со мной своими черными мыслями.
– Нечем делиться, – сказал Траубе уверенно. Он был так весел и доволен собой, что Лере стало вдруг стыдно, словно она легкомысленно выдала доверенную ей Суслиным тайну.
И еще пожалела, что не взяла у Суслина телефона, не сможет его найти, ведь у нее – тысячи приятелей и несколько друзей, у Траубе – полмира в приятелях, а Суслин приходит в свой пустой дом (почему-то она решила, что он живет один) к несуществующим биоволнам совсем один.
Весь
С утра, обзвонив все пищевые техникумы, она нашла нужный и узнала, что Суслин там больше не работает, два месяца как уволился. Лера дала себе слово, что обязательно разыщет Суслина через Академию наук, и это обещание успокоило ее. Благополучно занявшись делами, она на следующий же день забыла о его существовании.
Суслин сам позвонил через неделю. Разумеется, снова дома были гости, но Лера, облегченно обрадовавшись звонку, унесла телефон на кухню, сказала, что разыскивала его.
– Зачем звонили? – спросил Суслин настороженно, и за звуком голоса, вовсе не оттаявшим от ее признания, она сразу представила себе укол маленьких острых глаз и рыжеватую тусклую бородку.
– Вы куда-то исчезли, – сказала Лера. – А я вдруг испугалась.
– Чего?
– Я в самом деле рада, что вы позвонили мне.
– А когда вы обо мне подумали?
Этого человека не размягчишь нежностью.
– Неделю назад.
– Поздно, – сказал Суслин разочарованно. – Не сходится.
– Что не сходится?
– Неделю назад со мной ничего не случилось.
– А когда случилось?
– Больше месяца назад. Месяц и три дня.
– Так что же?
– У меня был инфаркт, – сказал Суслин. – Самый настоящий. Очень обширный. Я вас не обманываю.
– Какой ужас! Но теперь вы поправляетесь?
– Как видите. Мне уже можно вставать. Здесь, должен вам сказать, варварский метод обращения с сердечниками. Нас заставляют вставать и ходить чуть ли не на второй день после инфаркта. Очень велик риск повторного приступа. Вы меня понимаете?
И тут он недоволен, подумала Лера. И спросила:
– Вас можно навестить?
– Разумеется. Кстати, обязательно принесите мне двухкопеечных монет. Здесь автомат стоит на лестничной площадке и ни у кого нет двухкопеечных монет.
Когда Лера пришла в больницу, Суслин в синем тренировочном костюме сидел в холле четвертого этажа, смотрел телевизор, и на его физиономии было написано крайнее презрение к тому, что происходит на экране. На экране шел футбольный матч.
Борода у Суслина отросла и из клинышка превратилась в малярную кисть. В остальном он не изменился.
Они сели на диван у окна, Лера начала вытаскивать из сумки апельсины и парниковые огурцы, а Суслин после первых неуверенных попыток запихнуть ее дары обратно в сумку
Вместо повести о своей болезни Суслин вдруг сказал:
– Вы не представляете, как много для меня значит ваш визит.
– Ну что вы…
Лера осеклась, чтобы не сказать: «На моем месте так поступил бы каждый».
– Честное слово…
Лера вдруг поняла, что он близок к слезам, что у него дрожат губы и он замолчал потому, что боится, как бы голос его не выдал.
Лера сказала:
– Ну вот, совсем забыла. Я же вам последний номер «Иностранной литературы» принесла.
Она закопалась в сумке, чтобы не смотреть на него, но он уже овладел своим голосом и продолжал:
– Потом, потом. Я хотел вам сказать, что уже первая наша встреча произвела на меня большое впечатление. Это отношение искреннего участия, которое… Простите, я сегодня весь день репетировал эту речь, и получалось очень складно.
Он робко улыбнулся, и Лера поняла, что не видела ни разу его улыбки, его лицо не было для этого приспособлено, и мышцы щек двигались неуверенно, словно он был актером, который так давно не играл роль, что теперь мучается, вспоминая.
– Мы говорили о том, что после меня ничего не должно остаться, помните?
– Да.
– А я ведь чуть не умер. И много размышлял потом.
Вот это было главное, что он хотел ей сказать.
Лере хотелось бы найти какие-то правильные, точные, нужные ему сейчас слова. И от того, что она не знала, какие слова правильные, возникал страх все испортить, и она молчала.
– А ведь вы не все знаете, – сказал Суслин. Он снова улыбался, теперь куда уверенней. – И воспринимаете мою речь в плане абсолютной абстракции.
Лера послушно кивнула.
– Так знайте же – я не только нашел биоволны мозга, но и научился их улавливать. Уже есть приемник биоволн.
Биоволн не существует, уверял Траубе, который все знает. Это все равно что построить вечный двигатель.
– Калерия Петровна, – продолжал Суслин, не смущаясь отсутствием энтузиазма, – вы мне не верите? Мне никто не верил, куда более знающие люди, чем вы. Я выйду отсюда и все вам покажу. Вы знаете, что я ушел из техникума, потому что пришло время для последнего наступления? Я почти написал статью, короткую, три страницы на машинке. Этого достаточно.
– И земная слава?
– Ах, как вы злопамятны! Черт с ней, с земной славой! Хотя я от нее не намерен отказываться. Знаете, куда я пойду первым делом? К академику Чхеидзе. Три года он терпел мою лабораторию. А ведь я сам от него ушел. Озлился и ушел. Я приду к нему и скажу: по справедливости вы должны стать моим соавтором.