Мораль и Догма Древнего и Принятого Шотландского Устава Вольного Каменщичества. Том 3
Шрифт:
Если обязательство абсолютно, значит, оно неизменно и универсально. Ибо если то, что является обязательством сегодня, перестанет быть таковым завтра, если мое обязательство не является в точно такой же степени и твоим обязательством, оно относительно и непрочно. Однако явным и выраженным является факт существования именно абсолютного, неизменного и универсального обязательства. В основе всякого обязательства лежит благо. Будь это не так, обязательство было бы безосновательным, а такое обязательство не может существовать. Если одно действие должно быть совершено, а другое, наоборот, не совершено ни под
Сделать Бога следствием чего-либо – значит полностью отрицать Его бытие. Он или Первый из Первых, или Его нет вовсе. Если мы спросим честного человека, почему он соблюл неприкосновенность доверенного ему вклада, несмотря на собственную очевидную нужду, он просто ответит нам, что таков был его долг. А спроси мы его, почему таков был его долг, он ответит нам: потому что это благо, что это правильно и справедливо. Не может быть никакого другого ответа, да и вопроса такого не должно возникать. Никто не позволит налагать на себя обязательство, как-то не объяснив его для самого себя; но коль скоро мы признаем, что долг налагается справедливостью, разум удовлетворяется этим объяснением, ибо здесь мы имеем первопричину, то есть причину, за которой не стоит более никакой другой причины: справедливость есть принцип самодостаточный. Нравственные истины являются причинами для самих себя, а справедливость – первое существенное различие между благом и злом – есть первая нравственная истина.
Справедливость не есть следствие; нам не суждено подняться до осознания какого-либо принципа превыше нее. Нравственные истины силой налагают на человека обязательство, а отнюдь не проистекают от человека. Справедливость не становится субъективной, представая перед нами обязательной, как и истина не становится субъективной от того, что предстает необходимой. Сама природа истины и блага состоит в том, что нам необходимо искать разумное начало в необходимости и долге. Обязательство, или долг, основано на необходимых различиях между добром и злом; и само по себе оно служит основанием свободы. Если человек должен исполнить свой долг, у него должны быть способности это сделать, способность сопротивляться страстям, личной заинтересованности во имя следования закону. Он должен быть свободен, а значит, он действительно свободен, иначе природа человеческая находилась бы в противоречии с самой собой. Реальность существования долга неопровержимо доказывает реальность существования свободы воли.
Наша воля свободна, пусть и временами недейственна. Власть сделать или не сделать что-либо не следует путать с властью пожелать или не пожелать. Первая может быть ограничена; вторая обладает верховной властью. Внешнее воздействие может быть ограничено или предотвращено вообще – но не само стремление. Мы отлично осознаем эту верховную власть волевого устремления. Внутри себя, еще до какого-либо материального воплощения, мы ощущаем некую силу, которая в той или иной степени определяет себя сама. В то же время, осознавая, что я хочу того или этого, я понимаю, что с тем же успехом мог бы желать и диаметрально противоположного. Я знаю, что я хозяин своему решению: я могу настаивать на нем, могу отменить его, могу повторно его принять. С прекращением самого действия никоим образом не прекращается действие моей власти совершить или не совершить его. Сознание этой власти остается у меня, и оно все так же обладает верховной и нерушимой властью. Посему свобода воли является основным и неизменным свойством самой воли.
Одновременно с тем, как в нашем разуме складывается суждение относительно благого или злого деяния некоего свободного деятеля (агенса), мы формируем и второе суждение, столь же необходимое, сколь необходимо первое: этот свободный деятель совершил благое дело и посему заслуживает поощрения, или он совершил злое дело и посему заслуживает наказания. Это суждение должно обретать более или менее зримое выражение, в зависимости от того, какие – более или менее пламенные – к нему примешиваются чувства. В некоторых случаях это просто теплое чувство к добродетельному деятелю и умеренно неприязненное – к порочному; иногда это пламенное приветствие или, напротив, гнев. Суждение о заслугах или проступках неразрывно связано с суждением о нормах добра и зла. Заслуги – это то, за что мы имеем законное право быть вознаграждены, согласно естественному праву; проступки – это, согласно естественному праву, нечто, за что окружающие должны наказать нас. Однако, вне всякой зависимости от того, получили мы вознаграждение за заслуги или наказание за проступки, или нет, они все равно остаются нашими заслугами и проступками. Вознаграждение и наказание венчают, соответственно, заслуги и проступки, но никоим образом не являются их необходимыми составляющими. Заберите их – и заслуги и проступки продолжат существовать. Если порочный человек присвоил себе общественную благодарность за совершенное нами благое деяние, он обрел лишь видимость вознаграждения, всего лишь некое материальное преимущество. Вознаграждение же носит исключительно нравственный характер; ценность его независима от его материального воплощения. Простой дубовый венок, которым увенчивали героев древние римляне, значил для них гораздо больше, чем все богатства мира, коль скоро он был знаком благодарности и восхищения народа. Заслуженное вознаграждение – это долг; незаслуженное – милостыня или воровство.
Благо есть благо, несмотря ни на что, и оно должно быть совершено вне зависимости от возможных последствий. Последствия творения блага не могут не быть положительными. Счастье, отделенное от блага, есть лишь факт, разлученный со всякими нравственными идеями. В качестве следствия творения блага оно занимает назначенное ему место в нравственном порядке мироустройства, завершает и венчает его.
Добродетель без счастья и преступление без несчастья суть непорядок и противоречия-в-себе. Если добродетель предполагает жертву (то есть страдание), высшая вечная справедливость требует, чтобы эта жертва была с благодарностью принята и отважно вынесена, а впоследствии вознаграждена тем самым счастьем, которое и было, собственно, принесено в жертву; также она требует, чтобы преступление было наказано несчастьем за то счастье, которого агенс стремился добиться безнравственными способами.
Таким образом, этот закон соотносит счастье с благом, а несчастье – со злом, свершаясь и торжествуя даже здесь, на Земле. В мире царит порядок, коль скоро этот мир вообще существует. Нарушается ли этот порядок время от времени? Всегда ли счастье и несчастье справедливо распределяются между добродетелью и пороком? Абсолютный суд Бога, абсолютный суд долга, абсолютный суд воздаяния продолжают существовать, нерушимые и никому не подвластные; нам ничего не остается, кроме веры в то, что Тот, Кто даровал нам саму идею порядка, Сам не может испытывать в нем недостатка, что Его воля рано или поздно восстановит всеми доступными Ему средствами полную гармонию добродетели и счастья.
Суд Бога, решение, что вот это – хорошо, а вот то – плохо, есть изначальный факт, основывающийся сам на себе. Тесным внутренним своим сходством с судом Истины и Красоты он наставляет нас в тайной связи нравственных, метафизических и эстетических отношений. Благо, нерушимо соединенное с истиной, отличается от нее лишь тем, что оно есть истина, претворенная в практику. Благо обязательно для исполнения. Существуют две неразделимые, однако не совершенно идентичные, идеи. Идея долга покоится на идее Блага. В этой неразрывной связи вторая заимствует у первой вселенскую и абсолютную природу.
Долг творить благо – это нравственный закон. Это основа всей нравственности. Им мы отделяем себя от нравственности личного интереса и от нравственности чувственности. Мы признаем существование этих факторов и их влияния на нас; однако мы не считаем их явлениями одного порядка.
Нравственному закону в разуме человека соответствует свобода действия. Свобода исключается из долга и сама по себе является фактором реальности. Человек как существо свободное и подверженное влиянию долга есть нравственная личность, что неизменно подразумевает идею его прав. Сюда же относится и закон воздаяния, который подразумевает наличие понятий добра и зла, долга и свободы, а также идею вознаграждения и наказания.
Чувства не играют существенной роли в нравственности. Все нравственные суждения сопровождаются чувствами, отвечающими им. Воля человеческая из таинственных источников добывает те таинственные добродетели, которые порождают героев. Истина освещает и просвещает. Чувства греют и побуждают к действиям. Личная заинтересованность также играет свою собственную роль; надежда на счастье есть плод трудов Господних и одна из движущих сил человеческих поступков.
Таково поразительное нравственное устройство человека. Его высшая цель есть Благо, его закон есть добродетель, часто заставляющая его страдать, тем самым совершенствуясь превыше всех прочих известных нам тварей земных. Однако этот закон суров и часто противоречит нашему инстинктивному стремлению к счастью. Поэтому милостивый Творец нашего бытия в Своей душе совместил понятие долга с присущими Его детищам нежными и радостными чувствами. В общем, Он соединил добродетель со счастьем, а в качестве исключения, ибо и такое тоже возможно, Он сотворил надежду, свет в конце туннеля, озаряющий долгий и трудный путь.