Мораль и Догма Древнего и Принятого Шотландского Устава Вольного Каменщичества. Том 3

Пайк Альберт

Существуют природные силы, которые человек даже не стремится познать и подчинить своей воле. Жители Неаполя ничего не могут поделать с Везувием. Вальпараисо сотрясается вместе со всей землей при подземных толчках. Шестьдесят тысяч жителей Лиссабона, погребенные под руинами города, разрушенного совместно землей и водой, ничего не знали о причинах и никак не могли подчинить себе процессы, повлекшие разрушение их города и их собственную гибель.

Слуга и, в некотором смысле, творение человека – пламя кухонного очага или заводского горна, безответный раб лампы, неусыпно трудящийся в ней, крошечная искра – внезапно вырывается из своей темницы, разорвав цепи, и начинает бушевать в неудержимом гневе, точно принесясь из глубин самого Ада, среди обреченных на смерть десятков тысяч людей, каждый из которых лишь несколько мгновений назад считал себя его господином и повелителем. А отважные бригады пожарных со своими

водяными пушками, по идее, властители огня, стоят, словно громом пораженные, и не знают, что делать с этим грозным разрушителем или куда бежать от него.

И в других вопросах, касающихся безопасности и интересов человека, мы часто имели возможность наблюдать, как самоуверенная наука приписывает себе совершенно незаслуженную славу победительницы в извечной войне человека с природой, как она стремится занять в умах людей место Провидения, которое и есть, по самому определению, единственно возможная Абсолютная Наука. В начале нашего века, например, огромный и поражающий воображение скачок вперед был всего за пару лет сделан медициной и смежными с ней науками. Смертоносная чума, практически опустошившая Европу в четырнадцатом и пятнадцатом веках и возвратившаяся в нее в веке семнадцатом, была изучена и сопоставлена с теми случаями заболевания, которые поддавались лечению; ее неизлечимость в прошлом была отнесена на счет отсутствия в грубые и непросвещенные прошлые времена у людей всяких понятий о гигиене. Другое смертоносное заболевание стало значительно менее широко распространенным и опасным благодаря повсеместному введению практики вакцинации. От времен Саградо до времен Сайденгейма, от Парацельса до Дженнера целительское искусство действительно прошло долгий и плодотворный путь. И врачей вполне можно было бы простить, скажи они: «Человек смертен, многие заболевания смертельны, но инфекционные болезни более не будут, как прежде, уносить сотни и сотни людей, которых можно было спасти; больше не будет пандемий, не будет больше пиров во время чумы и карнавалов среди ужасов повального вымирания».

Но не успеет это самодовольное заявление затихнуть на их устах, из таинственных глубин далекой Индии к нам шагнет ужасный призрак, настоящее чудовище, страшнее которого не видел глаз человека. И не менее чутко, чем тигр из непролазных джунглей, где и зародилась эта страшная болезнь, улавливает запах крови, растекшийся в воздухе, этот незримый убийца, это кошмарное орудие Всевышней Силы, это неотвратимое последствие некоей достаточной и соответствующей причины, нащупает в атмосфере воздушные потоки, устремленные на Запад, и вместе с ними начнет триумфальное и смертоносное шествие по Европе. За собой эта болезнь оставляет тысячи и тысячи трупов азиатов. Они были безоружны, невежественны, беспомощны, и наука не помогла им, и искусство ничего не сделало, чтобы защитить их. Холера оказалась для них неожиданной, неизвестной и необоримой, подобно самому Азраилу – ангелу Смерти.

И вот она вторглась в Европу и сотрясла академии наук точно так же, как крошечные индийские деревушки и престол персидского хана. Она бесшумно проникла в атмосферу многих застроенных высотными домами, тщательно вымощенных, дезинфицированных городов Запада и дождем выпала на их улицы, как в свое время выпадала на хижины парий в Танжере и узкие зловонные переулки Стамбула. В Вене, Париже, Лондоне вновь разгорелась вакханалия давно уже позабытой Черной Смерти.

«Ты дрожи, больной на койке,Ты, сиделка, поживейВыноси-ка лучше мертвых:Уж телега у дверей».

Была ли это кара, назначенная нам Всемогущим Богом? Отчаянной смелости должен быть тот человек, кто взялся бы утверждать это; еще большей смелости должен был бы набраться собирающийся отстаивать ту точку зрения, что это не так. Как часто следующие слова пророка, обращенные к «дочери Халдеев», Царице Царей, сбывались в Париже, этом европейском Вавилоне: «Мудрость твоя и знание твое – они сбили тебя с пути; и ты говорила в сердце твоем: „я, и никто, кроме меня“. И придет на тебя бедствие; ты не узнаешь, откуда оно поднимется, и нападет на тебя беда, которой ты не в силах будешь отвратить, и внезапно придет на тебя пагуба, о которой ты и не думаешь»³!

А если говорить о Лондоне, то, скорее всего, это действительно было заслуженной карой, если вспомнить, что одним из важнейших источников азиатской холеры были английская алчность и жестокость, как полагают те исследователи, которые связывают распространение этой болезни с именем тогдашнего генерал-губернатора Индии Уоррена Гастингса, введшего налог на соль, тем самым лишив этого продукта многие сугубо вегетарианские регионы Востока; и точно так же другое смертоносное заболевание, вечно грозящее Америке с границ, коренится в алчности и жестокости работорговцев, способствующих переносу африканской лихорадки в благоприятствующий ей климат Вест-Индии и Южной Америки. Здесь я, в первом случае, говорю о желтой лихорадке, а во втором – о vomito negro⁴.

Однако не следует нам, с нашей несовершенной человеческой логикой, делать поспешные выводы об этике деяний Всевышнего. Как бы ни были жестоки сами по себе работорговля или эксплуатация рабов на континенте и островах Америки, нам следует тщательно анализировать все возможные их последствия, ибо мудрее, на наш взгляд, было бы сказать то же, что уже однажды сказал Великий Казуист, даровавший миру христианскую религию: «Думаете ли вы, что эти галилеяне были грешнее всех галилеян, что так пострадали? Нет, говорю вам; но если не покаетесь, все так же погибнете. Или думаете ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам; но если не покаетесь, все также погибнете»⁵.

Воздаяние свыше отвергает и осуждает месть, даже на словах. Сотрясенный и сожженный город, уничтоженный, опустошенный, обращенный в пустыню, овеваемую всеми ветрами, и униженный, увенчанный терновым венцом покорения жестоким врагом, тоже достоин священного достоинства и воинских почестей достойно погибшего в бою. Низменная людская мстительность при виде его плачевного падения должна в страхе попятиться, ибо пред ней открылась картина беспредельного очищения Самим Господом. «Прощать достойнее, чем мстить, – учит нас масонство. – Любить лучше, чем ненавидеть». Да промолчит всякий видящий в великих потрясениях перст Божий и да убоится сам Божьего Суда!

Люди рождаются высокими или низкорослыми по Божьей милости и по Его выбору. Но внутренняя их природа может быть низменной или возвышенной в зависимости от того, как они ее воспитают сами и как им самим удобнее. Люди не рождаются одни – с возвышенными душами, а другие – с низменными. Мысля, человек не вырастет физически, но вполне может возвысить свою душу. Одним усилием воли он способен или вырасти в титана нравственности, или пасть до положения нравственного пигмея.

В человеке соседствуют две природы: высшая и низшая, возвышенная и низменная, достойная и недостойная, – и он может и должен усилием собственной воли соотнести свое «я» с первой или со второй, то есть сделать выбор. Масонство в своем извечном стремлении возвысить достойную человеческую природу над недостойной, духовную – над материальной, то есть Божественную сторону человеческой сущности – над ее животной стороной. В стремлении к достижению этой великой цели рыцарские градусы одновременно соперничают и сотрудничают с остальными степенями, наставляющими в величественных истинах нравственности и философии. Великодушие, милосердие, доброта, умение прощать и смирять свои страсти, – вот неизменные и незаменимые добродетели каждого истинного и совершенного рыцаря. Когда низменная и злая сторона нашей природы нашептывает вам: «Не отдавайте! Лучше сохраните свои милости для погрязших в бедности друзей или просто достойных незнакомцев, – только не даруйте их богатым и знатным врагам, которым вы нравитесь, только когда вас постигают удары судьбы», – Божественная сторона нашей природы неизменно вмешивается: «Благотворите ненавидящим вас… ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Разве не то же ли делают и мытари?»⁶ – то есть, в данном случае, не только сборщики податей, но также и злые гонители, и вооруженные римские легионеры, и жестоковыйные иудеи, считающие вас своими врагами.

30. Рыцарь Кадош (Knight Kadosh)

Зачастую враги приносят нам гораздо больше пользы, чем друзья. Жизненной силой лучше питаться из неиссякаемого источника, и таковым для нас стало противостояние нам в обществе. Лучшими друзьями масонства в Америке стали в 1826 г. активисты антимасонского движения, стремившиеся стать его страшнейшими и злейшими врагами. Люди – всего лишь автоматы, орудия Провидения, часто пользующегося мужланами, демагогами и фанатиками – извечной порочной троицей практически всякой республики – как средствами достижения цели, о которой никто из этих трех групп не имеет ровным счетом никакого представления и окончательное достижение которой они сами стремятся, по собственному мнению, предотвратить.