Мораль и Догма Древнего и Принятого Шотландского Устава Вольного Каменщичества. Том 3
Шрифт:
За последнее время масонство настолько широко распространилось и настолько возросло количество его членов, что масонские обязательства постепенно стали для людей значительно менее святы, чем простые обещания, которые как масоны, так и профаны дают друг другу в быту – на улицах и рынках. Масонство требует к себе внимания общества и старается завоевать популярность недостойными методами, включая публикации в бульварных журналах; оно принимает участие в общественных процессах и даже зачастую выносит свои внутренние противоречия на рассмотрение общественных судов. В некоторых Востоках выборы проходят точно так же, как в политической жизни страны – со всем накалом, с использованием всех недостойных методов, с жесткой борьбой за власть и высокие посты. Пустая помпа, полувоенные форма и замашки мирных обывателей, разворачивающих в Храмах разукрашенные знамена, их яркие и красочные плюмажи и ленты, – все это должно, по идее, принести общественное
Если ты, сэр [имярек], желаешь заслужить уважение как рыцарь, а не быть просто самовлюбленным ряженым с картонным мечом, ты должен постоянно, со всеми рвением и ответственностью, практиковать добродетели, в следовании которым ты поклялся при посвящении в этот градус. Как может масон клясться в терпимости, а потом порицать своего ближнего за исповедуемые им политические взгляды? Как можно клясться в рвении и постоянном служении Ордену – и оказаться для него не полезнее мертвого и давно похороненного тела? Какую пользу такой человек может извлечь из символики Циркуля и Наугольника, если его чувственные пристрастия и низменные страсти не управляемы, а наоборот – правят нравственным чувством и здравым смыслом, животное начало – Божественным, а земное – духовным, то есть если оба конца его Циркуля остаются скрытыми под углами Наугольника? Какое низкое коварство со стороны такого человека – называть братом того, кого он порочит в профанском мире перед другими людьми, кому он одалживает деньги под проценты, кого он обманывает в деловой жизни, против кого он ведет неправедную тяжбу в суде!
Добродетель, Истина, Честь! Исповедуя их и никогда не уклоняясь от исполнения принятых на себя обязательств, ты будешь воистину достоин именоваться рыцарем, и тогда, будь жив сэр Джон Кандос, он протянул бы тебе руку, а достойные св. Людовик, Фолкленд, Танкред и Валтасар Кастильский сочли бы тебя достойным своей дружбы.
Рыцарство, как говорил один достойный испанец, подобно религиозному Ордену, и рыцари суть собратья по сонму Господних святых. А посему раз и навсегда отринь всякие злобу и ропот, стань оплотом войны с неуправляемыми страстями и нечестивым рвением, научись ненавидеть грех – но не грешников, смирись с долгом, налагаемым на тебя масонским и рыцарским посвящением, руководствуйся древними принципами чести и рыцарской доблести и со всем постоянством души почитай ту Истину, которая неизменна и свята, как Сам Бог. И превыше всего прочего, памятуй о том, что жизнь наша – не в зависти, цель наша – не в раздорах, здоровье наше – не в разъединении, счастье наше – не в мести; но все это – в любви и доброте, которые величественнее надежды и веры, которые способны сдвинуть горы, которые в действительности суть всё, чего требует и ждет от нас Бог, и в овладении и источении которых и состоит исполнение всех наших обязательств.
[Дополнение Дел. Бр. Преп. В. В. Лорда, 320]2
Нам ничего не остается, кроме как признать истиной, что люди в наш Железный век поклоняются железным, деревянным и бронзовым божкам – плодам труда их собственных рук. Паровой двигатель стал в xix веке «всевышним богом», которому поклоняются во всем мире, а всякий научившийся пользоваться для своей собственной выгоды его огромной силой вскоре начинает и себя самого считать богом, – и так повсюду в цивилизованном мире.
Многие признают, и нам также следует признать, как это ни горестно, что век, в котором мы живем, лишь сокращается, а отнюдь не продлевается за счет всех сделанных в течение него открытий, что вообще за счет них мы утратили гораздо больше, чем обрели. Если даже не преувеличивать, утверждая словами известного сатирика, что мы «широкою спиною неуклюжей самовлюбленно застим звездный свет», с ним вполне можно согласиться в следующем:
Себя вознесли мы превыше богов, теперь можно церкви повсюду закрыть,В дыму воскурений., в наш век из веков, моторы машин в алтаре заводить,Любуясь собой и себя лишь хваля, молиться, крича и бия себя в грудь:– Быстрее крутись, вековая Земля! Вперед, век, лети, чтоб уже не вернуть! —Одно забывая – чтоб души в трудах свои уподобить Небес вышинеИ так жизнь прожить, чтобы Страж при ВратахС улыбкой шагнул и к тебе, и ко мне.Обманутые своими расширившимися, но все равно остающимися крайне несовершенными, знаниями, своими ограниченными способностями смирять грубые и жестокие природные силы, люди воображают, что раскрыли тайны Божественной Мудрости, и внутренне ничтоже сумняшеся ставят людскую дальновидность превыше Божественной. Пророки предсказывали падение Сидона и Тира, Вавилона и Дамаска, даже Иерусалима, – и все из-за грехов их жителей; но в наше время, если пожар пожрет, или землетрясение разрушит, или вихрь сметет с лица земли большой город, тех, кто верит и проповедует, и говорит окружающим о том, что все это суть воздаяния Господнего Суда и разрушения, причиненные Его всесокрушающей Силой, обычно презирают как фанатиков, над ними насмехаются как над чинушами и отвергают их как закосневших в догмах фарисеев.
Наука, блуждая во тьме суеверий, стремится «устранить» Божественное Провидение из жизни человека и всей материальной Вселенной, «заменить» Его своими заблуждениями, предрассудками и ошибками, которые горделиво именует «материальными силами», «силами природы»… Она не видит, или не желает видеть, что все эти «силы природы» суть в действительности различные проявления Божественной деятельности. Вследствие этого, наука рано или поздно оказывается в жесткой оппозиции по отношению к любой религии и любой вере, испокон века освещавшей и просвещавшей души людские и внушавшей им понимание их высокого предназначения, их Божественного происхождения и бессмертия, – даже к такой вере, которая есть Свет, позволяющий душе человеческой узреть и познать самое себя.
Это не просто одна из религий – это основа вообще всех религий в мире, та самая Истина, которая содержится во всех религиях, даже в религиозной концепции масонства, которая ныне в большой опасности. Ибо все религии, как в период зарождения, так и в наше время – вообще на протяжении всего своего существования – основываются на неких неколебимых принципах, приведших в свое время к их появлению, на неких частях учений, которые общепризнаны как нерушимые и неоспоримые аксиомы, установленные непосредственно Божественным Провидением и не подверженные изменениям или уточнениям в силу по-разному складывающихся обстоятельств окружающего материального мира. Наука нашего времени раздвинула колонны Храма, угрожая разрушить его до основания. С другой стороны, ее разрушительные порывы способствовали очищению древнего учения Ордена от многих изъеденных червями и насквозь прогнивших суеверий, позволили ему сбросить узы многих ненужных дополнений и сторонних привнесений – этих населенных лишь совами пещер невежества, этих ничего не подпирающих, фальшивых колонн.
В область науки входят одни лишь феномены, и пустым шарлатанством было бы с ее стороны самозабвенно болтать о том, что ей ведомы силы, причины, порождающие их, что ей известна суть вещей, которым она лишь присваивает имена. Она не больше знает об истинной природе света, звука и запаха, чем было известно древнему арийскому пастуху, почитавшему зарю и огонь, свет и тепло как богов. Эта атеистическая наука в действительности не является наукой и наполовину, когда приписывает существование Вселенной в единстве всех ее сил влиянию системы неких «законов природы», или некоей «внутренней энергии», или вообще неведомым иным причинам, существующим вне и независимо от Божественных и сверхъестественных сил.
Теория эта была бы хотя бы отчасти оправданна, если бы науке всегда удавалось защитить жизнь и материальное благополучие человека, если бы она была в состоянии похвастаться – не только на словах, но и на деле – некоей определенностью, способностью защитить интересы человека в его борьбе с теми разрушительными силами, которые он сам пробуждает и к которым, пытаясь подчинить себе, наоборот, попадает в зависимость. Философы древности полагали огонь – четвертую стихию – самым полезным и самым покорным слугой человека. Почему человек не способен предотвратить нарушение огнем такого положения вещей – древнего, как Прометей, древнего, как Адам? Почему так до сих пор и нельзя чувствовать себя в полной безопасности, осознавая, что в любую секунду этот слуга может вырваться на свободу, мгновенно превратившись в могучего и жестокого разрушителя? Потому что это тоже природная сила, в конечном счете, всегда высшая по отношению к силам человеческим. И еще потому, что он является, хотя и в несколько ином смысле, чем человеку, таким же слугой и Тому, Кто отправляет на Землю Своих посланников в виде огненных столпов и искр, Кто царит над всей Природой, как Природа – над человеком.