Мораль красивых девушек
Шрифт:
Мма Рамотсве было не по себе от предстоявшей ей миссии, главным образом потому что она чувствовала — то, что она собиралась там делать, было нарушением основных законов гостеприимства. Нельзя обманом проникать в дом, а именно это она и собиралась сделать. Разумеется, она гость для отца и матери, и никто не знает истинной цели ее приезда. Они должны принять ее как человека, у которого их сын в долгу, а на самом деле она шпион. Шпион ради правого дела, конечно, но это не меняет того, что ее цель — проникнуть в семью, чтобы выведать тайну.
Но сейчас, сидя в белом фургончике,
Мма Рамотсве обогнала телегу, запряженную мулами. Она помахала вознице, и он помахал в ответ, а за ним и сидевшие в телеге две пожилые женщины, одна молоденькая и ребенок. Они, очевидно, едут в поля, подумала мма Рамотсве. Поздновато, правда, им бы нужно было вспахать землю ко времени первых дождей, но они успеют завершить сев вовремя, и ко времени сбора урожая у них вырастут кукуруза и дыни, и бобы. На телеге лежало несколько мешков, с семенами и с едой для семьи. Женщины будут варить овсянку, а если парню повезет, он может поймать, скажем, цесарку — и будет чудесное мясо для всей семьи.
Мма Рамотсве видела в зеркальце заднего обзора, как телега с семейством все удалялась, как бы уходя в прошлое, становясь все меньше и меньше. Когда-нибудь люди перестанут ездить в поля и сеять, а станут покупать еду в магазинах, как городские жители. Но, если так случится, какая это будет потеря для страны — утрата дружбы и общности, утрата чувства земли. Девочкой она ездила в поля со своими тетушками и оставалась там, в то время как мальчиков посылали на пастбища, где они жили несколько месяцев почти в полной изоляции, под присмотром нескольких стариков. Ей нравилось в полях, она там не скучала. Они подметали около дома и плели циновки из травы, пропалывали грядки с дынями и рассказывали друг другу истории о событиях, которые никогда не случались, но могли бы случиться, возможно, в какой-то другой Ботсване или где-нибудь еще.
А потом, когда шел дождь, они прятались в хижинах и слушали, как над землей раскатывается гром, и чувствовали запах молнии, если она ударяла слишком близко, острый запах горелого воздуха. Когда дожди прекращались, они выбирались наружу и дожидались, пока вылезут из своих норок во влажной земле летучие муравьи, которых надо было ловить, прежде чем они взлетят, или хватать в воздухе, как только они полетели, и есть их, потому что у них был маслянистый вкус.
Мма Рамотсве проехала Пилане и взглянула направо, на дорогу в Мочуди. С Мочуди была связана радость и печаль. Радость — потому что там она провела детство, а печаль — потому что как раз здесь, неподалеку от поворота, был переход через рельсы, и там когда-то, в ужасную ночь, погибла ее мать, которую сбил поезд. И хотя Прешас Рамотсве была совсем маленькой, это событие бросило тень на ее жизнь. Гибель матери, которую она не помнила.
Она приближалась к цели поездки. Указания ей были даны самые точные, и ворота в изгороди для скота обнаружились как раз там, где ей сказали. Она съехала с дороги и вышла, чтобы открыть ворота. Затем поехала по пыльной дороге к небольшой группе домов, видневшихся среди буша в миле от изгороди. Над ними возвышалась металлическая ветряная мельница. Солидная ферма, подумала мма Рамотсве, внезапно ощутив боль. Обэд Рамотсве был бы счастлив иметь нечто подобное, но хотя он преуспел в скотоводстве, у него никогда не хватило бы денег на такую большую ферму. Здесь было, по меньшей мере, тысяч шесть акров, а возможно, и больше.
Большой, разросшийся с годами дом под красной железной крышей, со всех сторон окруженный тенистыми верандами, был построен раньше всех, затем его окружили другие строения, среди которых были два дома поменьше. С обеих сторон дом обрамляли заросли великолепной бугенвиллей, а за ним и вдоль одной из стен росли папайи. Дом был построен, чтобы получить как можно больше тени, ведь не так далеко к западу пейзаж менялся, начиналась Калахари. Но здесь еще была вода, и скоту было хорошо в буше. Недалеко отсюда, к востоку, начиналась Лимпопо, здесь еще неглубокая, но наполнявшаяся водой в сезон дождей.
Около какой-то хозяйственной постройки стоял грузовик, и мма Рамотсве поставила свой белый фургончик рядом. В тени одного из больших деревьев было заманчивое место для парковки, но со стороны мма Рамотсве было бы неучтиво поставить там машину, потому что это место, очевидно, предназначалось для машин кого-то из старших членов семейства.
Она оставила чемоданчик на переднем сиденье и пошла к воротам в палисадник главного дома. Она покричала, было бы невежливо появиться без приглашения. Ответа не последовало, и она покричала еще раз. На этот раз дверь открылась, и, вытирая руки о фартук, вышла женщина средних лет. Она вежливо приветствовала мма Рамотсве и пригласила ее войти.
— Она ждет вас, — сказала она. — Я здесь старшая служанка. Я присматриваю за старой женщиной. Она вас дожидается.
Под навесом веранды было прохладно, а в сумеречной внутренней части дома еще прохладнее. Глазам мма Рамотсве понадобилось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к перемене освещения. Сначала она видела только тени, а не очертания предметов, затем разглядела стул с прямой спинкой, на котором сидела старая женщина, и рядом — столик, на котором стояли кувшин с водой и чайник.
Они обменялись приветствиями, и мма Рамотсве присела перед старой женщиной. Хозяйка была довольна, она видела перед собой женщину, соблюдавшую добрые старые обычаи, не то, что нынешние дерзкие молодые девушки из Габороне, которые убеждены, что все знают, и не обращают внимания на старших. Ха! Они думают, что очень умны; думают, что все могут, выполняя мужскую работу и ведя себя по отношению к мужчинам как суки. Ха! Но не здесь, в деревне, где еще ценится старое, и уж конечно, не в этом доме.