Моран дивий. Стезя
Шрифт:
С Асей я встречался около полугода и, честно говоря, раздражала она меня всё больше. Это не значит, что бедняжка была в этом виновата. Ася, и я всегда это признавал, была замечательной девушкой - симпатичной, неглупой, заботливой и понимающей. Она прощала мои редкие звонки, моё ограниченное к ней внимание, моё нежелание ни развивать, ни прекращать наши отношения. Меня устраивало, что она есть в том формате, в каком есть. Иногда, правда, моя совесть, встрепенувшись, задавалась вопросом - а всё ли устраивает Асю? Но я быстро разъяснял своей совести, что девушку никто на цепи не держит,
– Соглашайся, Димыч!
– завопил Геша в ухо, дабы прервать мои колебания.
– У меня есть для тебя сюрприз! Ты обрадуешься!
Геша заехал за мной к вечеру на своей понтовой, недавно приобретённой белой "бэхе". Салон был полон громогласных полузнакомых парней и весёлых загорелых девчонок в шортах. Мне удалось кое-как втиснуться, усадив одну из них к себе на колени, и мы, сопровождаемые оглушительным грохотом сабвуфера, рванули за реку на пляж.
На улице стояла одуряющая сорокоградусная июльская жара. От неё, при таком количестве набившегося в машину народа, не спасал даже кондиционер. Но снаружи было ещё хуже: в тени - раскалённая ватная духота; на солнце - незабываемые ощущения плавящегося и истекающего воском тела и пощёлкивающие от жара волосы на макушке. Хорошо хоть не было ветерка, который в таком пекле создаёт полную иллюзию обмахивания веником в раскалённой парной.
Высыпав из машины и скидывая на ходу одежду, подпрыгивая и ойкая на обжигающем песке, мы ринулись в воду. Река встретила нас ласковыми объятиями. Пожалуй, чересчур ласковыми. Могла бы быть с нами и чуть попрохладнее. Но всё равно она была спасением для полуварёных и хорошо прожаренных горожан, в конце рабочего дня заполнивших все пляжи по обоим берегам.
Спасительного заката не пришлось долго ждать. Яростное, раскалённое до красна солнце рухнуло, остывая, за реку, оставив на ней ослепительно сверкающую дорожку. Она, казалось, сама по себе источает жар и освещает реку. Потом исчезли её последние блики. В воздухе повисли душные сумерки.
Погрузившись тем же составом, но уже в две разные машины, что не могло не радовать, мы рванули на хату к какому-то Лёхе, обещавшему весёлое продолжение вечера.
– Геш, рассказывай - что за сюрприз?
– я упал на сиденье рядом с водителем.
– А вот щас у Лёхи всё сам и увидишь...
– Знаешь что, давай без приятных неожиданностей. Терпеть их не могу. Я должен заранее знать, чем же так сильно меня хотят порадовать.
Геша не стал ломаться:
– Помнишь Тимоху Бадарина? Ну, да помнишь, конечно. Вы же с ним друзьями были, и в общаге жили вместе.
– Ну?
– Приехал он вчера из Москвы в родные пенаты погостить. Сегодня должен у Лёхи быть. Так что почеломкаетесь...
Геша нажал на кнопку громкости и раскалившуюся на солнце машину затопил грохот "Smells like teen spirit".
* * *
В табачном чаду галдящей, смеющейся, музицирующей и звенящей бутылками квартиры я сразу нашёл Тима. Он сидел на подлокотнике кресла и, размахивая банкой пива, что-то увлечённо рассказывал хохочущим девчонкам. Когда он почувствовал на себе взгляд и поднял глаза, я увидел в них удивление и... Может быть, некоторое замешательство?
Тим широко улыбнулся, поднялся со своего насеста, мы пожали друг другу руки и обнялись, как положено старым друзьям после долгой разлуки. Что-то ёкнуло у меня в груди. Ну надо же! Не замечал раньше в себе подобной сентиментальности.
– Как же давно мы не виделись, - сказал Тим, рассматривая меня.
– Ты сильно изменился за три года.
– За десять лет изменюсь еще больше, - улыбнулся я.
– Это не достижение. А вот у тебя, я слышал, есть чем похвастаться - вполне успешно покоряешь столицу. Хорошая работа с хорошим доходом, семья с ребёнком. Двадцать пять - а ты уже всего достиг...
Тим поморщился.
– Не лицедействуй. Уж я-то знаю, что все эти перечисленные анкетные пункты ты достижениями не считаешь.
– Главное, чтобы ты сам так считал.
– Покурим?
Мы вышли на балкон. Город гудел неумолчно и тягостно, как зубная боль. Он пережигал энергию нашей реки в электричество, на горизонте собирая его рыжим заревом, гасящим звёзды. Дым от сигарет поднимался в ослеплённое городом беззвёздное небо. Дневная жара спала. Наступила ночная горячая духота. Какое-то время мы молча курили, облокотившись на перила и наблюдая за гаснущими искрами сорвавшегося с сигареты пепла.
– Как ты?
– спросил Тим.
– В порядке. Могло бы быть лучше, да некуда.
– После армии сразу в город вернулся?
Я живо и в красках расписал ему свои похождения, с удовольствием наблюдая выражение искреннего восторга на лице друга.
– Ну что ж, - сказал он, дослушав моё краткое жизнеописание, - я раздавлен. Как же здорово у тебя получается жить! Это путешествие через страну - просто что-то невероятное. И работа на сейнере в Тихом океане - сбывшаяся мечта романтика.
Я засмеялся.
– На самом деле, таскать рыбу в зимнем океане, вкалывать как раб на галерах, мёрзнуть и недосыпать в путину - такую жизнь можно назвать как угодно, только не романтикой. Нет уж, спасибо. Лично я на всю жизнь нарыбачился. Ты лучше скажи, как в Москве очутился? Решил не изобретать велосипед и вступить в ортодоксальную секту успешных человеков? Какие там этапы посвящения? Москва, семья, фирма, крутая тачка, две недели на Сейшелах, московская квартира...
Тим хмыкнул:
– Посвящение квартирой ещё не прошёл. На очереди. А ты что думаешь делать со своей жизнью?
– Пусть она сама думает, что со мной делать. Как могу оттягиваю пока начало служения богу мещанства - ужасному и могучему. Живу как придётся. Мне нравится. А там посмотрим.
– Ты рассуждаешь, как моя сестра. Она тоже со своей жизнью всё никак не определится - бросается из огня в полымя. Из художников - в медработники, из артисток - в садовники. То в приюте для собак работает, то на археологические раскопки едет, то газету издаёт. Один университет бросила, в другой поступила, на заочный перевелась... С ума с ней сойдёшь. Я, говорит, ищу себя в этой жизни. Как найду, дам вам знать.