Мордоворот
Шрифт:
До сих пор я не изменял жене, не потому что отличался высокой нравственностью, а просто не хотел другой женщины. Теперь я решил, что пора положить этому конец.
Книжку, в которой были записаны телефоны знакомых девушек, найти не удалось. Вероятно Светка выбросила их из ревности. Я уже собирался вернуться на прежнее место, когда случайно наткнулся на полупустую пачку «Монтекристо». Эту гадость я курил только на турбазе «Озерная», позапрошлой зимой, когда кончились привезенные из Москвы сигареты, а в местном магазине не оказалось ничего другого. С внезапно пробудившимся интересом я поднес пачку к глазам.
М. Я., то есть Марина Ямщикова, была стройной зеленоглазой шатенкой с крутыми бедрами и упругой грудью. Мы познакомились на дискотеке турбазы и уже через несколько часов лежали в моем двухместном номере, сжимая друг друга в объятиях. Нам никто не мешал, потому что сосед в первый же день по приезду переселился к какой-то девице и с тех пор о нем никто не слышал. Мы хорошо подходили друг другу в постели и только любовь к Светке заставила меня прервать связь с Мариной. Неожиданно я вспомнил Светку такой, какой она была в первый день нашего знакомства и на мгновение устыдился своих мыслей. Но тут... «Ему, наверное, после любовницы подмыться надо» — прозвучал в ушах ехидный голос Инны Владимировны, и я, больше не раздумывая, направился к телефону...
Через два часа в дверь позвонили.
— Привет, привет! — на пороге, улыбаясь, стояла Марина, окидывая меня оценивающим взглядом. — Здорово ты изменился, — задумчиво сказала она, проходя в комнату. К ее приходу я успел навести здесь порядок и принести из ближайшего кафе цыплят-гриль, апельсины и бутылку шампанского. Кроме того я помылся, побрился и стал отчасти похож на человека. Думая, что Маринина реплика относится к моему похмельному виду, я насупился:
— Ты о чем, это?
— Постарел ты, морщины вон на лбу и взгляд какой-то затравленный.
— Старость не радость, — отшутился я. Сел напротив нее и придвинул поближе журнальный столик с закуской...
День клонился к вечеру. За окном слышались звонкие голоса играющих детей вперемешку с руганью соседки с четвертого этажа. Она костерила на чем свет стоит непутевого мужа, напившегося по случаю субботы до положения риз.
— „.Ты знаешь, Олег, я часто тебя вспоминала, почему ты так долго не звонил? — Марина прижалась ко мне обнаженной грудью и поцеловала в губы. Я промолчал и погладил ее по голове. Со времени нашей последней встречи Марина стала еще более страстной и я чувствовал себя совершенно опустошенным.
— Мне пора ехать, — Марина поднялась с дивана и подошла к креслу, где была сложена ее одежда, — поздно уже.
Я невольно залюбовался ее обнаженным телом. Стройная, загорелая фигура с округлыми бедрами и длинными ногами напоминала древнегреческую богиню. Я почувствовал, как во мне вновь пробуждается желание. «Подожди!» — я подошел сзади и обнял Марину за плечи. Она обернулась, отстранила мои руки, пристально посмотрела в глаза, затем неожиданно обхватила меня руками за шею и, застонав, прижалась всем телом.
Я легко поднял ее и понес обратно к дивану...
Было 8 часов вечера, когда, проводив Марину до станции, я возвращался домой с трудом передвигая ноги от усталости. Вопреки ожиданиям, встреча с ней нисколько не изменила мое настроение к лучшему. Даже в самом разгаре любовных утех я не переставал думать о ссоре со Светкой. Сейчас я чувствовал себя одиноким, несчастным и мне вдруг захотелось напиться в стельку.
— Эй, Олег, ты оглох что ли, я кричу, кричу, а ты хоть бы что! — возбужденно размахивая руками меня догонял старый школьный приятель Витька Мелентьев. Приятель был так себе: болтун, дурак, но в данный момент я обрадовался и такой компании.
— Здорово! — я пожал ему руку, — куда направляешься?
— Да вот хочу в грильбар заглянуть, там сегодня коньяк есть! — Судя по тому, что я слышал от наших общих знакомых, Витя медленно, но верно спивался. Работая зубным техником, он имел пока достаточно средств для удовлетворения своей страсти и постепенно превращался в алкоголика. Вот и сейчас при слове «коньяк» глаза его загорелись лихорадочным огнем и он машинально сделал горлом глотательное движение. Смотреть на него было неприятно. Тем не менее, я подумал, что будет лучше составить Вите компанию, чем сидеть одному дома наедине со своими мыслями.
— Ладно, пошли вместе, — буркнул я и мы двинулись по направлению к ярко размалеванной вывеске гриля.
Бар был полон. Взяв у бармена Эдика коньяк и закуску, мы с трудом нашли свободное место и, не чокаясь, выпили по первой. Слушая в пол уха Витину болтовню, я лениво разглядывал окружающих. Публика в зале собралась разношерстная. Слева от нас сидела компания девиц, оживленно беседовавших о тряпках и косметике. Две из них были ни то ни се, на троечку, но третья — худощавая блондинка с карими глазами, почти не принимавшая участия в разговоре, мне понравилась. Недалеко от них разместились какие-то пытавшиеся казаться взрослыми юнцы. Они преувеличенно громко смеялись, украдкой бросая на девиц жадные взгляды. Чуть поодаль мрачно напивался в одиночку угрюмый небритый мужик. Справа почти все пространство занимала большая компания ребят лет по восемнадцать-двадцать. Они сдвинули вместе три стола и, ввиду своей многочисленности, глядели дерзко и вызывающе. За главного у них был какой-то тип лет тридцати, судя по наколкам и фиксам—урка со стажем. Физиономия урки казалась смутно знакомой, но я так и не смог припомнить, где его видел.
Развалившись на стуле и жуя в углу рта папироску, он что- то цедил сквозь зубы, а остальные подобострастно внимали. Из магнитофона, стоявшего за стойкой у Эдика неслись звуки музыки. Тем временем Витя, не забывая регулярно прикладываться к бутылке, разливался соловьем, рассказывая свои сексуальные похождения, которые, как я подозревал, на 90% были чистейшим вымыслом. Со школьной скамьи он отличался безудержной болтливостью, сочетавшейся. с богатой фантазией и теперь, изрядно выпив, Мелентьев дал полный простор этим талантам. Витя чем-то напоминал деда Щукаря и его болтовня меня раздражала. Впрочем, как я убедился, не только меня.
— Эй ты, козел, на пол тона ниже! — распорядился урка и выплюнул окурок, норовя попасть Вите в голову.
— Ты что, озверел? — Мелентьев, подавившись очередным рассказом, удивленно вытаращился в его сторону.
— Не хрена себе, это чмо что-то вякает! — урка повернулся к своим холуям и те почтительно засмеялись. Наглая рожа урки выражала такое превосходство над окружающими, что мне захотелось дать ему по зубам.
— Ничего, я сейчас поговорю с этим сявкой, — продолжал урка, поднимаясь с места.