Море Имен
Шрифт:
– Мама, – прошептал он, – прости меня, но нужно Иньку найти. Соберись. Расскажи мне, что случилось.
Она заговорила сразу, избавив его от необходимости новых мучительных расспросов. Она сбивалась, захлебывалась словами, дрожала; Алей обнимал ее, сжимал теплые влажные пальцы и думал, что обязательно отведет ее домой, напоит корвалолом и уложит спать – только сначала найдет, куда увезли Иньку.
– Иня пришел со школы веселый, довольный, – всхлипывала мать, – я подумала, вот счастье-то, успокоился. Он все равно со мной разговаривать не стал, ушел к себе в комнату, стал там шебуршиться… в шкафу рыться, таскать чего-то… я и не знала, к чему это он, думала, играет сам с собой… Думала, ну ладно, пускай, хорошо, что повеселел, еще отойдет, оттает… маленький… Потом Лева с работы пришел, все тихо, мирно… Сидим, телевизор смотрим. Тут звонок в дверь…
Она содрогнулась. Алей обнял маму крепче. Та не смотрела на него, взгляд ее устремлялся куда-то вверх, будто там невидимый телевизор заново показывал все, что случилось.
– Звонок в дверь, – повторила Весела. – Иня сразу к двери метнулся, и рюкзак… Господи, он рюкзак собирал! Огромный, тяжелый. В школу с таким не ходил… рюкзак… схватил – и к двери. Он готовился. Господи, помилуй нас. Лева выскочил, кричит – ты чего дверь открываешь! Ты же не знаешь, кто там! Вдруг воры! А Иня улыбнулся и отвечает – знаю.
– То есть он знал, – одними губами сказал Алей.
– Он ждал. И… дверь… открылась… – по лицу матери побежали слезы. – И… Яся вошел.
Алей закрыл глаза.
– Мама, – сказал он. – Ты же знаешь, что папа умер. Ты как-то зациклилась. Может, этот тип очень на него похож, но это не папа! Соберись, вспомни, как он выглядел?
– Алик, – ответила Весела тихо и очень спокойно, – я сначала тоже подумала то, о чем ты подумал. Я решила, что с ума схожу. Но… понимаешь, он постарел. На десять лет. Виски седые, на левой руке шрам вот тут, – она провела пальцами по костяшкам, – не было шрама раньше… Если бы я его вообразила, он бы молодой был. И потом, Лева ведь тоже его видел.
– Что он сказал? – сухо спросил Алей.
– Сказал… – мать закрыла лицо руками. – Сказал, что заберет сына и будет его сам воспитывать. И ушел.
– И все?
– Нет… не в этом дело… Мы же за ним кинулись. Лифт упустили, потому что… как-то странно… не знаю, почему, остолбенели как-то… но мы его нагнали на углу, они с Иней за руку шли, Яся рюкзак его нес… они за угол завернули и пропали. И все. Нигде нет.
– За какой угол?
– За супермаркет. Там ничего такого нет, ты же видел. Спрятаться негде. На машине тоже за миг не уедешь. Я ничего не поняла. Бегала туда-сюда, потом встала… Стою как пыльным мешком ударенная и только думаю, что ты можешь их найти, потому что искать умеешь… а потом все, – она подняла взгляд на сына. – Ты меня хватаешь и… будишь. А я не помню, как тебе звонила. Алик, что нам делать? Что же теперь делать? Где же Иня?
Алей молчал.
– Но ведь это не мог быть папа, – сказал он наконец. – Ни старый, ни молодой. Папа погиб.
– Но ведь тела так и не нашли, – просто сказала мать.
– Что?! – Алей вскинулся, потрясенный. – Мама, ты об этом не говорила!
– Тела не нашли, – подтвердила она. – Поиски прекратили. Было очень холодно… четверо суток искали. Решили, что замерз. Судебным решением признали погибшим.
«Этого не может быть, – Алей отпустил мать, ссутулился и закусил пальцы левой руки. – В любом случае этого не может быть. Даже если папа чудом выжил – почему он пропал на десять лет? Почему пришел сейчас? Почему забрал Иню как вор, не объявившись, никому не назвавшись? Разве я меньше хотел бы его увидеть? И… и еще – куда они делись теперь?..»
Ответов не было. Но было все, что нужно для старта поисковой цепочки.
– Мама, – сказал Алей, вставая. – Я сейчас буду искать Иню. По-своему. Не трогай меня и не мешай, пожалуйста.
Она посмотрела благоговейно.
– Хорошо.
Он провел ладонью по лицу, запрокинул голову, сцепил руки за спиной. Уходили вверх белые стены двадцатидвухэтажной башни, пронзенные светящимися окнами квартир. Мерцал кафель облицовки, над крышей сгущался мрак. Звезд не было. Одинокая Луна висела в небе, похожая на теннисный мячик. Алым глазком подмигивал возле нее бортовой огонек далекого самолета.
Ясень Лазурин Обережь.
Отец.
Живой.
Жизнь, изменившаяся навсегда. Поиск Предела. Выход к Старице. Хакер Улаан-тайджи, один из лучших в Листве и во всей Росе, не знающий неудач. Лесное изумрудное пламя, тихий переплеск темной воды, лодка-ялик, ждущая в заводи. Небо, затянутое облаками.
«Опять», – Алей сцепил зубы. Финальная ассоциация еще не вспыхнула в мозгу, а он уже понял, к чему идет дело. Совсем недавно он получил подобный ответ на другой вопрос.
Закольцованный мирок Старицы, отрезанный от Реки, – символ недостижимой цели и безнадежного поиска. Не удастся настроить формулу: в выдаче нет релевантного ответа…
«Нет, – упрямо сказал себе Алей. – Я не сдамся. Если нельзя начинать поиск с отца, я начну его с другой точки».
Шишов, Лев Ночин.
Шишова, Весела Искрина.
Вечер, телевизор, звонок в дверь.
И накрыло, как накрывает океанской волной и взрывной волной: Алей болезненно выгнулся, схватился за голову. Точно раскаленная спица пронзила череп – от виска до виска. Свело судорогой мышцы пресса. Началось видение, яркое и страшное, одуряющее, мучительное.
Теперь в нем был звук.
…Ясень, суровый и темный лицом, стоял в коридоре бок о бок с младшим сыном. Иней смотрел на него – преданно, с обожанием, – а он смотрел на двух взрослых, истуканами замерших перед ними.
В комнате орал нелепицы телевизор.
– Вот, значит, как, – тяжело уронил Ясень.
Алей закусил губу: он узнавал голос. Голос нельзя подделать, нельзя, точно нельзя… значит, это папа. На самом деле. Папа вернулся. Папа вернулся живой.
Папа стоял перед мамой и маминым новым мужем.
– Я тебя не виню, Веся, – сказал он. – Мертвых не ждут.
– Ясик, – беззвучно прошептала та. – Ясик…
– Мне здесь места нет, – глухо продолжал он. – Я пойду. Будь счастлива.
– Ясень! – она рванулась вперед и застыла, натолкнувшись на его взгляд. – Ясень, я люблю тебя!
– Ты чужая жена теперь, – возразил он печально, – венчанная. Прости, Веся. Прощай.
– Я твоя жена перед Богом! – выкрикнула она и все же кинулась к нему – как на нож. Схватила за руки, заглянула в холодные черные глаза, отпрянула, помертвев… Ясень не шелохнулся.