Море согласия
Шрифт:
Обогнув курган и выйдя на пустырь, он увидел странное: возле кибиток строем, со штуцерами на плечах, маршировали чужие солдаты. Офицер в белых рейтузах и мундире с эполетами подавал команды, а толпы селян во все горло хохотали и выкрикивали слова восторга. Возле кибиток стояло еще человек пять русских офицеров, а с ними рядом — гасан-кулийский старшина Кият-ага, его зять Аман-Назар и Махтум-Кули-хан. «Чего бы ради приплыли урусы?»— подумал Кеймир-батрак и подошел к толпе, спрашивая у одного, другого, третьего — кто они и зачем пожаловали. Никто ему толком не мог ответить. Кеймир, как большой
Кибитки Кумыш-Тепе тянулись в два ряда. Кеймир шагал, оглядывая дворы, в которых стояли на привязи верблюды и лошади, женщины доили коз, пекли в тамдырах чу-реки и заквашивали молоко., Отовсюду пахло печеным хлебом, молоком и конским потом. Кеймир остановился у двора с четырьмя юртами, за которыми стояло несколько верблюдов, а у входа разжигали тамдыр две женщины.
— Эс-салам-алейкум, — сказал Кеймир. — Не здесь ли живет Аллакули-уста? Если здесь, то передайте ему — пришел человек от Булат-хана — старшины челекенского...
Хозяин услышал разговор, и сам вышел навстречу гостю. Низенького роста, хилый старичок в халате и тюбетейке, он был вдвое ниже Кеймира, но вежливости в нем хватило бы на десяток таких, как этот неотесанный парень. Ал-;лакули, склонился перед гостем, любезно пригласил войти в юрту. Не успели они помыть руки и присесть на ковер, как появилась жена мастера и поставила фарфоровый чайник. Затем она принесла чугунный кумган с кипятком и две пиалы.
Аллакули-уста озадаченно посмотрел на парня: пьет ли он черный чай, как все иомуды, или пристрастился к зеле-ному? Он слышал, что челекенцы водят разные торговые дела с прибалханскими племенами, а те употребляют только зеленый чай. Однако Аллакули-уста. из уважения к гостю, не спросил об этом. А потом и сам увидел — этот верзила пека что не подвергнут иноплеменным нравам. И о другом с беспокойством подумал мастер: «Не от русских ли пришел Кеймир-батрак проведать, каково состояние богатств моих? Кто знает, зачем приплыли люди ак-падишаха!» Как всякий осторожный хозяин, Аллакули-уста начал исподволь подбираться к главному. Прежде всего он спросил, вроде бы, о самом незначительном:
— Скоро ли ты отыскал мою кибитку, сынок? Помогли тебе в этом наши люди или сам?..
— Сам! Зачем мне помощь? — зычно сказал Кеймир и загоготал. — Булат-ага рассказал, как тебя найти, уста-ага. Твой двор семьдесят шестой по счету. А считать я умею... Товарами ведь торгую... Дело такое, без счёта никак нельзя.
Аллакули-уста стало не по себе от такого ответа. Ему самому никогда не приходило в голову — какая по счету его кибитка. А другие, оказывается, вон чем интересуются! Мастер постарался скрыть свое замешательство и заговорил прямее:
— С чего бы это — люди ак-падишаха к нам пожаловали, сынок? Давно их не было...
— Не знаю, уста-ага. Об этом я сам у тебя хотел спросить. Мы ведь, челекенские, ничего никогда не знаем. Все время в море. Другое дело — кого утопили, у кого киржим сожгли — об этом мы знаем. А об этих белотелых никто ничего не говорил, — длинно отвечал Кеймир, и мастер с трудом дождался, когда он выскажется...
— Значит, и вправду не знаешь, — для себя произнес
— Хорошо бы,— отозвался Кеймир.
— Хорошо-то — хорошо... — Аллакули-уста засомневался. — Только вера у них не наша. Не приведи аллах, сделают всех нас капырами. Они ведь свиноеды. И нас заставят есть свиней. Всех жен отберут, по одной каждому мусульманину оставят... Кое-кто из наших не хочет с ними никакого дела иметь.
— Тебе, уста-ага, чего бояться? — насмешливо сказал Кеймир.— Ты взял свое от четырех жен... Вот мне — надо бояться. У меня еще нет ни одной...
— Так значит ты, сынок, от Булат-хана? — резко пе-ременил разговор мастер. — Давай выкладывай, чего ему от меня надо, а я послушаю...
Кеймир не спеша отхлебнул из пиалы, глотнул крупно и начал длинно и бестолково пояснять, как снаряжал его Булат-хан в дорогу, по скольку за тулум нефти брать велел, какие товары наказал купить... Аллакули-уста терпеливо слушал; поддакивал, подсказывал, чай гостю в пиалу подливал и опять вопрос повторил:
— Так чего же Булат-хану от меня надо?
— Ай, туда-сюда... Одну гупбу, две серьги, ожерелье,— стыдливо ответил Кеймир, будто эти девичьи украшения были нужны ему лично.
— Вот как! — Аллакули-уста удивленно вскинул брови. — Значит, дочь надумал отдать Булат-хан? А за кого — не знаешь?
— Не знаю,— трудно выдавил из себя Кеймир. Неприятны ему были эти вопросы: они мигом породили в сердце смутную тревогу...
Аллакули-уста поднялся с ковра, открыл большой кованный медными пластинками сундук и достал сразу три девичьих гупбы. Они были одинаковой формы, но при свете нефтакыловой свечи сияли по-разному: нежным рубиновым, бледно-зеленым и ярко-голубым цветами. Затем оттуда же уста извлек серьги и несколько ожерелий. Все эти украшения Аллакули-уста положил на ковер перед юношей. Пока тот перебирал их и тщательно разглядывал, хозяин пояснил:
— Вот эта гупба (Гупба — украшение женского головного убора) нефритом отделана... Нелегко было достать этот дорогостоящий камень... А эта — хивинской бирюзой,— тоже драгоценный материал... А это кайсакский огненный опал, — показал уста на кроваво-красные крапины в третьей гупбе. Затем продолжал: — Бусы, серьги и ожерелья тоже непростые. Есть аметистовые, есть малахитовые из страны урусов, лазуритовые, из топаза вот...
Кеймир-батрак осмотрел все внимательно, сказал растерянно:
— Уста-ага, я не знаю, что моей Тувак больше всего нравится, помоги мне выбрать.
— Э, парень! — Аллакули даже подскочил. — Оказывается, ты сам дочь Булат-хана сватаешь?!
— Кто тебе сказал, уста-ага?— испуганно спросил Кеймир.
— Да ты сейчас сказал!
— Я ничего такого не говорил, уста-ага!— Кеймир-батрак угрожающе встал.
— Возможно я ослышался, Кеймир-джан,— заискивающе залепетал старик— Иногда бывает со мной такое... Вот, ты возьми для дочери Булат-хана эти вещицы.— И Уста-ага проворно завернул в тряпицу гупбу бирюзовой отделки, бусы, ожерелья и серьги. Кеймир сунул сверток за пазуху, расплатился и быстро пошел со двора...