Море ясности
Шрифт:
— Что это значит: любовник? — спросил Володя.
Мама подняла голову. Ее глаза, и без того круглые, — сделались еще круглее. Она хотела улыбнуться — Володя это заметил, — но сдержалась и строго спросила:
— Это еще откуда?
— Это из кино. «Возраст любви».
— Ты ходил в кино?
— До шестнадцати лет не пускают.
— Вот будет тебе шестнадцать, все и узнаешь.
— А ты все узнала?
— Знаешь, что? Давай-ка прекратим эти разговоры.
Уложив книги в портфель, Володя долго щелкал замками и все что-то обдумывал. А потом спросил:
— А
Положив на стол свое шитье, мама очень строго приказала:
— Марш в постель!
Вот всегда так: что ни спроси, ответ один — еще не дорос.
Пришлось спросить у Васьки. Этот всегда все знает.
Он сказал, что картину эту — «Возраст любви» — он видел еще в прошлом году.
— Про любовь, одна муть.
— А что там?
— Ну, чего? Танцуют, целуются.
— И охота им…
— Говорю, муть. Смотреть противно.
— И мне противно, когда целуются. Все смотрят, а они…
— Я в это время всегда свистаю.
— Свищу, — поправил Володя.
— Все равно. Я свищу.
Рядом, приплясывая, бежала Тая. Она не умела ходить спокойно, а всегда подпрыгивала и приплясывала, потряхивая тонкими косичками и своим серым пуховым колпачком. Она презрительно сказала:
— Ничего вы оба не понимаете про любовь.
— Ты много понимаешь!
— Побольше твоего. Мы когда в деревне жили, какие есть картины, я все перевидела.
Васька свысока поглядел на нее и, желая показать, что не она, а он тут самый старший и опытный, сказал:
— То, что ты видела, я уж давно позабыл. А ну, отойди на пушечный выстрел, а то как дам…
Васька уже несколько раз терял варежки, и теперь ему приходилось прятать в рукава свои красные от мороза руки. И портфель он поэтому носил в обнимку, прижимая его к груди. Для того чтобы выполнить свою угрозу, ему пришлось бы вытащить руки на мороз. Поэтому Тая не очень-то испугалась.
— Подумаешь, воображуля!
И пошла вперед, потрясывая тоненькими косичками.
Вот тут-то Володя и узнал все, что его интересовало: и что такое любовники, и что они делают, и для чего. Уж Васька, будьте спокойны, все выложил, ничего не утаил. Наговорил столько, что Володя сразу понял, почему взрослые держат в тайне все, что относится к любви.
И если только Васька по своему обыкновению не привирает, то теперь понятно, почему, говоря о любви, даже девчонки, которые еще сами ничего не понимают, понижают голос и хихикают, будто их кто щекочет.
Но все же Володя не сразу поверил:
— Врешь ты все!
— Это я тебе еще не все сказал.
— А я вот у Марии Николаевны спрошу.
— Так она тебе и сказала! Она и сама-то…
ТЕАТР
Во время зимних каникул всем классом два раза побывали в театрах. В драматическом и оперном. А потом Дворец культуры судостроительного комбината пригласил в гости всех ребят своего района. Перед гостями выступили детские кружки — драматический и балетный.
И, конечно, после этого весь класс дружно заболел театром. О девчонках и говорить нечего — они и без того все воображали себя артистками и балеринами. Просто противно было смотреть, как они ломаются и закатывают глаза. Ну, а сейчас у них только и разговоров, что о театре. И все по очереди отводят в уголок Милочку Инаеву и о чем-то шепчутся, советуются.
А сейчас мальчишки и те не устояли.
Оказалось, что все как-то связаны с театром.
Павлик Вершинин своим певучим, девчоночьим голосом сообщил:
— А у меня брат в театре электриком работает. Я, когда захочу, к нему хожу. Он на самом верху сидит. Видали, где все прожекторы? Вот он там и сидит. Там у него здорово! Есть прожектор, называется «пушка». А еще бывает «пистолет»…
Володя рассказал про Елению:
— Дают ей простой мешок, она его так раскрасит, что смотришь и думаешь: золотая вышивка. А один раз из простой рогожи ковер сделала. Никто не верит даже, что рогожа.
О Милочке и говорить нечего — в театре она свой человек. И она знает такие театральные слова, которых не знает ни один человек в классе: «Разводка. Ремарка. Пауза…» И уже совсем чудесные слова: «Вошла в образ…»
Нечего и говорить, что любимыми книгами в классе сделались пьесы. В класс натащили много всяких сборников и журналов с пьесами. Особенным успехом пользовалась какая-то драма без названия, так как первые и последние страницы были оторваны. Но все равно эта пьеса понравилась всем, а особенно мальчишкам. Тут было все, что надо для отважных, готовых на все сердец: отчаянные сражения, схватки разбойников с полицией в горах на краю пропасти. Зря, конечно, неизвестный автор приплел сюда любовь и этим испортил все дело. Атаман пошел на свидание, тут его и схватили. Очень ему надо было влюбляться.
Девчонки закатывали глаза и говорили такими ненормальными голосами, словно у них к зубам приклеились ириски:
— Ах, много вы понимаете…
И, обнявшись, уходили шептаться.
Как и всегда, Васька Рыжий держался в стороне и не принимал никакого участия в общих разговорах. Но тут и его прорвало:
— А мой батька в опере участвовал.
— Так он же хрипатый, — закричал Володя.
— Ну и что?
Милочка строго посмотрела на Ваську и со знанием дела спросила:
— Хорошо. Какая эта опера?
— Про черта.
Васька вытаращил глаза, указательными пальцами растянул рот и зарычал. Все засмеялись, а он вдруг спросил:
— Такую оперу знаешь, «Демон»?
— Конечно, — ответила Милочка. — Кто же этого не знает?
— Там еще одного убивают…
— Князя Гудала.
— Его мертвое тело приносят невесте. Вот батька его и представлял.
— Князя? Ни за что не поверю!
— Да не князя, а, говорю, его мертвое тело. Живого другой представлял. Артист. На батьку очень похожий: такой же мордан. Вот он батьку и нанял. «Я, говорит, не могу долго лежать не дыша. Я щекотки, говорит, боюсь и не выдерживаю, когда на мое убитое тело невеста со всего размаха кидается. Я вздрагиваю, и тогда из меня не тело получается, а черт те знает что…» Он по пятерке батьке выплачивал за каждый раз.