Море ясности
Шрифт:
— Понятно!
— Смотри, я на тебя надеюсь. Вот его портфель. Подержи пока у себя. И запомни: Васька — не вор. Ты это брось. А теперь беги домой.
Стоя у ворот своего дома, Володя увидел, как немного погодя мимо него прошли Василий Андреевич и Васька. Сняв свои кожаные перчатки, Василий Андреевич протянул их Ваське:
— Держи.
— Обойдусь.
— Я что сказал!
— А вы как же?
— У меня карманы теплые.
Бросив оба портфеля у калитки, Володя, на бегу срывая свои варежки, закричал;
— Васька,
Василий Андреевич строго спросил:
— Опять ты здесь? А вы, случайно, не вместе это дело провернули?
— Нет, уж вы его сюда не путайте, — вдруг горячо заговорил Васька. — Один я все сделал. Вовка ничего не знал. И никто не знает.
— Это мы еще посмотрим. Пошли.
СУМАТОШНЫЙ ВЕЧЕР
В доме стояла такая тишина, что даже из прихожей было слышно, как в дядиной комнате постукивают ходики. Ваоныч уехал на целый месяц куда-то на завод, а Елена Карповна и дядя еще не вернулись с работы. Дома сидела одна тетка, но и она дремала, прислонившись толстой спиной к горячей печи. В это время она всегда, управившись с домашними делами, грела у печки спину и широко, во весь рот, зевала. Зевнет, зажмурившись, перекрестит рот и снова задремлет.
Но сейчас эта обычная тишина почему-то показалась Володе такой гнетущей, словно он остался один во всем доме.
Он в своей комнате застал Таю. Она сидела на сундуке. Рядом с ней стояла ее большая гипсовая собака-копилка. На широкой собачьей морде были грубо намалеваны человечьи глаза с толстыми ресницами и густые черные брови. Одна бровь выше другой, отчего казалось, что собака чего-то не понимает.
Вздыхая и всхлипывая. Тая завязывала на собачьей шее большой желтый бант. Вытирая концами ленты глаза, она сообщила:
— У отца на складе запасные части разворовали.
— Кто тебе сказал? — закричал Володя, но тут же понял, что он чуть не проговорился.
Он сразу вспомнил таинственные посещения неизвестных людей, секретные переговоры, в которых как-то был замешан и Васька. Он подумал, что, наверное, все это имеет отношение к Васькиному складу.
— А ты чего испугался? — спросила Тая.
Не зная, что ей ответить, Володя начал кричать:
— А ты чего тут расселась! Уходи домой, я уроки готовить буду!
Тая, вытянув шею и сделав глаза такие же удивленные, как у собаки, зашептала:
— Говорят, целую автомашину можно собрать из наворованных частей. Вот ты кричишь, а ничего не знаешь.
— Кто ничего не знает? Я? — сказал Володя и, вдруг подумав, что Тая знает все, чего ему не полагается говорить, спросил:
— Кто тебе сказал?
Тая всхлипнула и вытерла нос желтой лентой. Собака удивленно смотрела на Володю своими человечьими глазами, будто спрашивала: «Как же это ты ничего не знаешь?»
Он хотел рассердиться, но Тая продолжала шептать:
— Никто мне не сказал. Я сама все слыхала. Ты послушай… К нам приходили переодетые сыщики… Чесслово. Четыре сыщика.
— А ты почему знаешь, что они сыщики? — тоже шепотом спросил Володя.
— Знаю. Они все обыскивали, в сундуке и везде. Маму спрашивали, где папка деньги прячет.
Когда Тая услыхала про деньги, она сказала:
— Деньги в этой собаке, но это мои деньги, а не папины, и я их никому не отдам.
Один из обыскивающих поднял собаку и потряс ее. Загремели деньги. Он засмеялся:
— Ого, какая тяжелая! Тут, наверное, миллион. Возьми свою собаку, девочка, и беги к соседям. Посиди пока там.
Рассказав все это, Тая вздохнула:
— Вот я и сижу.
— А они ушли?
— Не знаю. Они мне не велели приходить, пока не позовут.
Девчонка и есть девчонка. Пока не позовут. Позовут, как же, дожидайся. Так и просидела бы всю ночь.
Нет, Володя бы ни за что не ушел.
— Сиди тут, — сказал он, — я сейчас. Все узнаю.
Он вошел в прихожую и, открыв дверь, заглянул к дяде. В большой комнате, всегда жарко натопленной и чистой, сейчас было прохладно и неубрано. Все вещи были сдвинуты со своих мест, как во время предпраздничной уборки.
Тетка Александра Яновна поливала пальму и своим липким голосом лениво шептала Музе — Васькиной мачехе:
— А не мне жалуйся — я все одно не помогу. Господу поклонись. Он милостив.
Васькина мачеха всхлипывала, вздрагивала жирными плечами.
Увидав Володю, спросила:
— Что они там у нас нашли, под сараем?
— Не знаю я.
— О, господи! Там милиционер стоит. Я говорю, дозвольте дров набрать, так он мне накидал поленьев издали. А потом, смотрю, ушел. Я смотрю, а там уже печать на подполье.
— Печать! — воскликнула тетка, и вдруг банка в ее руках задрожала, и вода пролилась на пол.
— И Капитона где-то нет, — продолжала всхлипывать Муза. — Наделал Васька шуму. Осрамил среди людей. Ну, пусть только появится. Пусть появится.
— Что ты с него возьмешь, — прошелестела тетка, — если он у тебя некрещеный.
— Так если бы он был мой. Мною роженный.
— Господь-то с тебя спросит. Что это ты, спросит он, раба ленивая, младенческую душу загубила, разбойника мне возрастила? И в ад тебя, в гиену… К нечистому в судомойки.
— Я тоже некрещеный, — вызывающе сказал Володя.
Трясущимися руками, вытирая банку, тетка ответила:
— Мамаша у него коммунистка. У ней своя вера. А ты ни туда ни сюда. Вот за то и наказывает господь… За то и казнит…
И вдруг она взвыла так, будто кто-то невидимый ударил ее пониже спины. Володе так и показалось, что ее ударили, потому что она неожиданно дернулась и подскочила к Музе. Стеклянная банка выпала из ее дрожащих рук и разбилась. Прыгая на осколках, тетка завывала, выкрикивая: