Море житейское
Шрифт:
И опять резкая гонка, опять молимся за водителей. Как отец Геннадий ориентируется в поворотах и разворотах, въездах и выездах, нам никогда не понять. Отец Петр не отстает ни на метр. Диво дивное. Причалы. Как отец Геннадий несется именно к нашему, опять же не понять. Порт огромен, здесь и грузовые машины огромнее. Целый город фургонов, фур, рефрижераторов, двухэтажных автобусов. Все заглатывает ненасытное чрево паромов.
А наш уже наглотался, опять мы последние.
– Последние будут первыми, - говорит Миша.
– Да, - подтверждает отец Евгений, -
Но рано радовались: нет на бумагах с визами каких-то штампов. Отец Геннадий говорит охранникам что-то по-гречески, Димирий Гав-рильевич говорит таможенникам что-то по-английски. Их начальник выхватывает из его рук наши паспорта и они скрываются внутри.
– Поем: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко!» - решительно говорит Елена.
Стоим и не на суше и не на пароме - на широченных стальных сходнях - и поем. Поем тропари и величания святым Николаю и Спиридону. На паром прорывается возбужденный мужчина с двумя сумками, держит в зубах какие-то бумаги, мычит. Здоровенный охранник хладнокровно смотрит на бумаги и хладнокровно выталкивает мужчину обратно на причал.
Гудок. Портовые рабочие сгоняют нас со сходен. Неужели остаемся?
– Русские?
– спрашивает вдруг здоровенный охранник.
– Да!
– хором отвечаем мы.
– Да!
Он делает широкий приглашающий жест. Машины наши с места в карьер, на большой скорости, влетают внутрь парома, за ними сыплемся мы. Навстречу Димитрий Гаврильевич, который, как победным флагом, машет каким-то документом.
Еще одно испытание - у нас нет места в каютах, только палубные билеты. Что же делать: таких палубных здесь многие сотни, чем мы лучше? Находим два столика, три-четыре стула - ничего, жить можно. Отец Сергий садится, достает пузырек с лекарством, поднимает его, приветствует нас, произносит: «За Италию!» - и выпивает.
– Вива Италия!
– поддерживаем мы.
Напряжение спало, нервная разрядка наступила. Мы с отцом Евгением отчего-то говорим о демагогах и софистах античности. Видимо, зазвучали в нас отголоски Афин. Софисты потом стали схоластами средневековья, а потом юристами.
– Один сын крестьян учился в школе софистов, приехал домой. Родители рады, приготовили куриц. Он важничает: «Хотите, я вам докажу, что здесь не две курицы, а три?» - «Докажи». Он с помощью демагогии доказывает. Отец говорит: «Да, сынок, ты доказал нам, что здесь три курицы. Мы с матерью возьмем двух первых, а ты свою третью».
Это рассказывает отец Евгений. Я поддерживаю его рассказом тоже о софистах, когда один критянин сказал, что все критяне лжецы. Но если он сам критянин, значит, и он лжец. То есть он сказал неправду, значит, критяне не лжецы. А если они не лжецы, то получается, что этот критянин сказал правду, то есть то, что все критяне лжецы. Но устали уже слушатели, и разбирать такую софистику мудрено.
Появляются Димитрий Гаврильевич и Александр Борисович. Конечно, мы уже не сомневаемся в их способностях - через пять минут мы размещены в каютах. Без окон, без дверей, но тут все такие. Димитрий Гаврильевич по-моряцки учит выстукивать сигнал СОС.
– Нет, - говорят женщины, - не запомним: если что, мы просто закричим.
Италия
– «Покрывало ночи поднято, и воссиял свет Божий над тварью; явление утра пробуждает спящих. Свет Твой, Господи, да озарит сердца наши!» - торжественно произносит отец Сергий.
Рассвет, Италия. Сотовые пищат, на экранчиках в них почему-то позывные Албании. Проверка паспортов. Опять же и тут отношение к нам самое доброжелательное. Грацие, сеньоры.
Ехать сто километров. Тут больше ограничений на дорогах. По сторонам ни одной церкви. То ли дело Греция, там постоянно они тебя встречают, постоянно крестишься.
Долго ли, коротко ли, въезжаем в Бари. Я-то был тут только у храма, привезли из аэропорта и увезли в аэропорт, а оказывается, город большущий. Заплутали. Вокзал. Отец Геннадий как-то объясняется с итальянским таксистом, тот велит ехать за ним. Но на повороте машет нам ехать прямо, сам увиливает влево. Едем, едем, а куда едем? Полицейские. И они не понимают, чего мы хотим. Мы хотим приехать в представительство Русской Православной Церкви в Бари.
Едем дальше. Надо же - опять тот же вокзал. Мужчины скрываются внутри, нам разрешено выйти. Сквер у вокзала. Женщина в красных брюках ведет огромного пса. Пес вдруг резко садится и молча смотрит на нас. Женщина дергает его за поводок, командует встать. Псу хоть бы что. Подергав и покричав, женщина садится на скамью рядом с ним и закуривает.
Нашим поводырям внутри сделали ксерокопию с карты города и указали стрелками, куда ехать.
Снова успели
Опять же, Бог милостив, сколь ни плутали, а не опоздали к началу службы в русском Никольском храме при представительстве Русской Православной Церкви. Храм большой, красивый. Архитектура храма, роспись, иконы делают это место очень русским. Скульптура святителя Николая. Автор Вячеслав Клыков. В Бари есть и другая скульптура святителя, автор Зураб Церетели. Она там, где мощи. Скульптуры очень разные. Обсуждаем. Клыковская нравится нам больше. Перед нею рука невольно поднимается для крестного знамения.
Несем икону. Во дворе много русских. Прикладываются к иконе. Стоим с иконой у скульптуры. Встретились Можайский и Зарайский образы. Мужчина-итальянец спрашивает, не надо ли нам в чем «помоччи».
В храме читаются часы, идет исповедь. Наши батюшки включаются в церковное служение. Часы читает женщина. По-русски, но с заметным акцентом. Очередь выстраивается к отцу Петру. Еще бы - такой высокий, такой красивый, а исповедницы все итальянки да грузинки. За ящиком на выбор много разнообразных и разноцветных свечей. Много нарядных деточек. «Мама, вот эту купи». Грузинка Лали в расшитой узорами шапочке: «Тоскую по родине, но как вернуться, там такое сейчас».