Море житейское
Шрифт:
Знаменитую афинскую безбожную философию, эти «афинейские плетения» посрамили святые. Но и то надо сказать, что посрамленные, например, великомученицей Екатериной, философы начинали веровать во Христа и за это бывали убиваемы.
Аналогия России и погибшей Византии, которой сейчас многие увлечены, справедлива в двух случаях: в денежном вопросе и в отношении зрелищ. Да и то: русский не еврей, не араб, не турок, не грек. Накопив, он может и наплевать на богатство, он не венецианский купец, в нем все равно, в глубинах сердца, есть понимание ничтожности богатства перед спасением души. А вот зрелища, особенно комические, даже страшнее жадности, они изнуряют умственное и нервное состояние, низводят человека до биоробота с инстинктами. И все равно Россия - не Византия, зрелища и деньги нас не погубят, лишь бы от Бога не отступиться, а остальное
По обочинам тротуаров сидят веселые негры, теперь их надо называть афроевропейцы. Им хорошо на солнце, предки у них жили на экваторе, а нам тяжело. Кричат: «Земляк, камрад!» - и схватывают с доски перед собой комочек какой-то массы и шлепают его на свободное место доски. Комочек вдруг из лепешки быстро превращается в какую-то фигурку. Это превращение изумляет детей и они тормозят родителей около негров.
– Чем бы дитя не тешилось, - говорит один из нас, а другой заканчивает:
– Лишь бы не вешалось.
Мост над наземной линией метро. То и дело гремит предупреждающий колокол и проносится короткий поезд.
Неохота мне идти по этой безбожной античности, бывал я тут, знаю все. Вон храм императора Адриана, потом его переделали в христианский храм, сейчас, наверное, демократический музей. Тут еще слева вверху тоже музеище, а там как пойдут всякие Дианы, да Афродиты, да Минервы. Одно отрадно - кондиционеры, вентиляция. Продвигаемся. Народу все гуще. Кто-то ушел вперед, кто-то отстал. Я зазевался, где жена? Нет жены. Да, хорошо для воспоминаний: потерял жену на пути к Акрополю. Меня окликает Димитрий Гаврильевич. Он дарит мне такой нарядный блокнот и такую при нем богатую авторучку, что нет сил отказаться. Загружаю Димитрия Гаврильевича просьбой, увидев мою жену, сказать ей, что я ее ищу. То же самое, в отношении своей жены, Галины Георгиевны, просит и он. Говорю ему, что если посмотреть с вершины холма на юг, то можно увидеть остров Эгину, где подвизался великий святой нового времени Нектарий Эгинский.
Нахожу тень, сочиняю афоризм, что лучше плохо быть в тени, чем хорошо на солнце, раскрываю сверкнувшие белые страницы блокнота, и... и напарываюсь на невеселое событие. Из-за угла на приличном мотоцикле выезжает парень и притормаживает около голосующего ему другого парня. Третий парень выскакивает сзади, сшибает мотоциклиста с седла, прыгает в седло, напарник пристраивается сзади и они уносятся, оставив на земле упавшего хозяина, лишенного своей движимости. Интересно, что у него сразу находятся свидетели и кто-то уже телефонит в полицию.
Встречаю жену, идем искать стоянку. Узнаю стоимость билета на посещение остатков античности.
– Сколько? Двенадцать евро? С делегации? С человека?! За зрелище развалин и статуй с отбитыми носами? Ну, господа-товарищи!
– Но едут же. Ты же видишь, какой наплыв.
– Это безбожные язычники нового времени.
Интересный разговор прерывает событие, которое происходит от нас в десяти метрах. Несколько подростков нападают на негра, бьют его, он отмахивается, ему бегут помочь другие негры, но и к парням спешит под-
крепление. Свистки полиции, три полицейских с дубинками. Лупят и тех и других. Негров лупят сильнее. Парни убегают. Полицейские хватают негра, защелкивают наручники. Но тут мужчина в годах вмешивается и горячо отстаивает негра. Он готов идти в полицию, он оборачивается, он призывает в свидетели тех, кто видел, что первые начали драку не негры. Полицейские снимают наручники с негра и, погрозив ему дубинкой, идут далее. К мужчине подходят женщины и начинается дискуссия.
За что, спрошу, любить Афины? Отвечаю: за Дионисия Ареопагита. Да, пожалуй, и только.
В Великую Лавру
Выдираемся из духоты и тесноты Афин долго, и отец Геннадий, занимая время с пользой, кратко рассказывает о знамении Креста над Афинами в 1925 году. Именно тогда Греческая Церковь с подачи Патриарха Мелетия (Метаксакиса) перешла на новый стиль. Патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский не поддержали Мелетия. Русского Патриарха тогда не было, был Местоблюститель, но, к чести русских иерархов, они также не поддержали Мелетия. Хотя на них давили большевики. Первое давление выдержал Патриах священномуче-ник Тихон, от следующих отбился будущий Патриарх Сергий (Страго-родский). Так вот, 14-го сентября, в церковное новолетие, верующие в огромном количестве собрались у церкви Иоанна Богослова в Афинах и протестовали против нововведения. Стояли стеной, не расходились. Их оцепила полиция. Молящиеся защищали священников, которых хотели арестовать. Внезапно в небе засиял огромный восьмиконечный Крест, который осветил и церковь, и молящихся. Есть множество снимков этого Креста. Люди упали на колени: «Господи, помилуй!». Объятые страхом полицейские не смели войти в храм. Мало того - трое из полицейских потом приняли монашество. Явление Креста было невозможно объявить выдумкой, и Мелетий в своем обращении пытался объяснить явление тем, что Крест был послан для мирного урегулирования отношений меж полицией и старостильниками. Но всем было ясно, что Господь четко дал понять, на чьей Он стороне. Афонские монахи, собравшись в монастыре Ватопед, резко осудили новостильников.
Заправка. Наш внедорожник рад любому бензину, но заправщица, дородная тетка в широких цветных брюках, льет самый дорогой и льет под горлышко. Прямо насильно, не спрашивая, каким заправить. Оказалось -болгарка. Мало того, она самовольно проверила давление в шинах и настырно набросилась на протирку стекол.
– Смиримся, - хладнокровно произносит Александр Борисович и достает бумажник.
Коринф по дороге, и опять столько можно сказать о Коринфе, начиная с посланий к коринфянам, и, конечно, хорошо их вспомнить на местах, где их зачитывали первым христианам. Может быть, вот эти камни помнят великие слова апостола о любви? Открываю Новый Завет, читаю из Первого послания коринфянам: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я - ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею - нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине. Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится... Достигайте любви» (1 Кор. 13, 4-8).
– Еще зачитайте оттуда же, - советует батюшка, - очень впечатляет, это назидание помню наизусть: «Разве не знаете, что вы - храм Божий, и Дух Божий живет в вас? Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог, ибо храм Божий свят, а этот храм - вы». Глава три, стих шестнадцать - семнадцать. Можете проверить. Да, вот тут, тут зачитывали это послание, передавали из рук в руки, читали вслух. Назидались и исполняли, и шли за Христа на мучения.
Батюшка замолкает. Тут мы ныряем в тоннель, затем ненадолго выехав на солнышко, ныряем в следующий. Только и увидели по дороге прямо и левее гору Коринф, похожую на Фавор. Вообще, утешая, говорю, что от того Коринфа ничего не осталось, только коринфские колонны. Да и их немного. Я был в Коринфе. А колонны, они везде колонны. Спешим в Патры, к ночлегу. Очень сильно нас тормознули Афины. На остановке Димитрий Гаврильевич дарит нам диск: мужской монашеский хор исполняет русские народные песни. И вот - до боли сердечной откликается в душе песня: «Ой ты, степь широкая, степь раздольная». Будто вся Россия с нами едет по Греции.
Коринф. В горы
В Коринфе была замучена малоизвестная нам святая Еликонида. Она родом из Салоник. Во времена гонений на христиан публично заявила о исповедовании Христа. Ее заставляли принести жертвы языческим богам, объявляли волшебницей. Уговаривали: «Ты такая молодая, красивая, богатая, образованная». Она сказала, что принесет жертвы, просила оставить ее одну в храме. И пока язычники ликовали, она разбила статуи Аполлона, Венеры, Минервы, разбила и Асклепия, языческого покровителя врачевания. Еликониду бросали и в раскаленную печь, и травили голодными львами, но и пламя угасало, и львы лизали ей ноги. Ее приговорили к усекновению мечем. Она радостно говорила, когда ее вели на казнь, что счастлива присоединиться к Пречистой Приснодеве Марии, к святым Марфе и Марии, Марии Египетской, к святой Елисавете, к первомученице Фекле, ко всем женам и девам, служившим Христу. Когда ее усекли, из раны вместо крови вытекло молоко, что было знамением чистоты святой мученицы Еликониды.