Мореход
Шрифт:
В этом году господина Хондара постигла большая неприятность. Его товар в обмен на шерсть с одного из дальних промежуточных рынков доставлялся водным путём, но в результате бури баржу разбило, и весь груз утонул. Особенно жаль было тростникового (сахарного) вина, которое за перевалом пользовалось огромным спросом. Он уже планировал грузиться перебродившим виноградным кисляком, когда начала поступать информация обо мне и моём караване.
Слабого никто не любит, а слабого торговца тем более. Господин Хондар отнес нас не только к категории
– Этот караван за перевал выпускать нельзя. Тамошние дикари их перебьют, весь товар отберут задаром, и это ясно, как день.
– Оружие и доспехи у них тоже отличные, будет жалко, если пропадёт, - согласился его начальник охраны.
– Не пропадёт, - отрицательно мотнул головой господин Хондар, - Они отправляются завтра, а мы выйдем послезавтра, тем более, что наши десять арб из четырнадцати уже загружены. А ты, Арнос, возьмёшь десяток воинов, догонишь этого мелкого сопляка и сделаешь всё, как надо. Потом дождёшься нашего прибытия. С груза как обычно, ваша пятая часть, а на трофеи, что снимете с тел, я не претендую.
Нагонять тихую поступь тягловых волов им довелось двое суток. Заметили они нас издали ещё вчера вечером, а дождавшись полуночи, несколько километров вели лошадей в поводу. Затем, их связали, чтобы не разбежались и пешком приблизились к нашему лагерю.
– Решили вас пострелять с рассветом, когда будет хоть что-то видно, - закончил он, - Вот и постреляли.
– Значит, ваш караван к вечеру будет здесь?
– задал ему свой последний вопрос?
– Нет, завтра к полудню. Мы идём медленней, - ответил он и прикрыл глаза.
– Понятно, - сказал я, кивнул Лагосу и взял за руку Илану, - Пойдём отсюда.
За спиной послышался протяжный хриплый вздох, наш враг умер так, как мы ему обещали: быстро и без мучений.
В это время в лагере стоял адреналиновый шум. Личный состав собирал и увязывал трофеи, некоторые восторженно что-то рассказывали, а другие спорили о том, кто из них точнее выстрелил. Но Лагос быстро навёл порядок, приказав готовить завтрак и собираться в путь. А через пятнадцать минут к лагерю пригнали вражеский табун. Все лошади оказались прекрасными скакунами, любая из них на рынке стоила не меньше девяти золотых, у нас таких вообще не было.
– Чересседельные сумки забиты пропитанием и кое-какими вещами, - доложил Ринос, - А в привязанных к седлу попонах скручены овчинные мешки и теплая одежда, короче, так как у нас.
– Отличные лошадки, но придётся их шугануть обратно, - с сожалением сказал дед Котяй.
– С какой радости, - возмутилась Илана, проявив хозяйственную жилку, - На нас напали и это наши законные трофеи!
– Всё оно так, госпожа, - к нам пришкандыбал и Лагос, - но присваивать их лошадей нельзя, и о том, что убили жителей Карта, через который будем возвращаться домой, лучше никому
– Он нас всех хотел убить, понимаете это? И мы у них не первые!
– Илана на стариков сверкнула глазами исподлобья, - Нельзя такое прощать! Надо сделать так, чтобы этот Хондар не говорил больше никогда, никому и ни о чем.
Умеет сказануть, когда захочет. В данном случае от слов и взгляда моей девочки дед Котяй непроизвольно отступил на шаг, а Лагос передёрнул плечами, словно от холода.
– Тогда придётся валить всех, - сказал он.
– Око за око, зуб за зуб, - решил прекратить дискуссию словами моего покойного папы, - Когда они узнают, что их десяток исчез бесследно, а мы живы и здоровы, то никогда нам этого не спустят, поэтому, либо мы их, либо они нас. Лучше всего подумай, Лагос, где организовать засаду.
– Сразу за перевалом, конечно, - ответил он.
– Так тому и быть, - подвёл итог и обратился к деду, - Котяй, ты в этом специалист, отбери из табуна двух лошадок, мне и Илане, а остальных распределите между воинами.
– Здесь их десять, значит, кому-то одному не достанется, - дед приподнял шлем и почесал затылок.
– Не достанется пяти человекам, я ездовых тоже со счетов не сбрасываю, - не согласился с ним, - и в бою они себя проявили прекрасно.
От моих слов дед удовлетворённо крякнул, а Лагос махнул рукой:
– Да пускай их всех молодёжь забирает, а мне так пока и моей старенькой кобылки хватит, хе-хе.
После завтрака дедовы внуки подвели к нам двух вороных красавцев-жеребцов. Глядя на этих злых зубоскалов, подумалось, что прежде чем они к нам привыкнут, придётся их долго бить. Но в данном случае меня безмерно удивила Илана, она подошла к ним и начала болтать какую-то чушь о зелёной траве, степных просторах и красивых кобылах, стала их гладить, и приговаривать:
– Ворон, Ворон, а ты Нигер, Нигер, - затем повернулась ко мне, - Рэд, Ворон твой, а Нигер мой. Тащи сухари, знакомиться будем.
И действительно, после того, как мы им скормили по нескольку солёных сухариков, никаких проблем между нами не возникало, ни сейчас, ни в дальнейшем. Правда, Илане пришлось таким же образом 'поговорить' и с другими лошадьми, что несколько задержало наш выход, но оно того стоило, теперь пополнение в походе вело себя вполне адекватно.
Погрузив голые трупы на заводных лошадей, мы отошли от стоянки на расстояние в десять километров и сбросили их в пропасть. Весь дальнейший путь в течение этого дня, ночи и большей части дня следующего, прошёл тихо и спокойно. Подковы лошадей мерно цокали по широкой каменной тропе, колёса арб монотонно поскрипывали, а мы к этому времени подходили к перевалу и обсуждали с Лагосом план проведения засады на караван Хондара, когда Илана вдруг сказала:
– На нас смотрят плохие глаза.