Мореходка
Шрифт:
X.
Трудно сказать, была ли наша 221 группа самой успевающей по учёбе в роте, но лаборантов, включая меня, было четверо! Старшине приходилось каждый раз ломать голову: кого посылать на уборку помещения роты от нашей группы. Состав группы – 30 курсантов. Из них пять старшин: старшина роты, его заместитель, старшина группы, его зам., плюс зам. старшины оркестра. Четыре лаборанта. Двое в суточном наряде по роте. Двое готовятся к наряду. Один в наряде по камбузу. Пять уборщиков кубриков. «У одного понос, у остальных золотуха!» Ау! Люди, вы где? Меньше половины группы лениво выходит на построение. Командир роты в очередной раз, видя, что на уборку вышли «полтора землекопа», открывает было рот, чтобы задать вопрос старшине о наличие личного состава, но, вспомнив, что это первая группа, в сердцах машет рукой и говорит старшине: «Командуйте!» И старшина роты орёт: «Начать приборку!»
Наш командир роты был капитаном 3-го ранга. Всех подробностей его жизни я не знаю, но, как мне известно, он служил старпомом
Наш отец-командир капитан 3-го ранга Ларионов Олег Николаевич.
Командиры рот были действующими офицерами ВМФ, им присваивались очередные звания, и шла выслуга лет за службу. Любимыми фразами Олега Николаевича были: «Лучше не будите во мне тигра!» и «Ну-ка, разойдись! Торпеду брошу!» Он мечтал дослужить до пенсии и послать всё подальше! Командиры рот подчинялись Начальнику Училища (который был гражданским лицом, но имел ранг адмирала) и начальнику Организационно-Строевого отдела (ОрСО). Причём последнего он боялся так же, как и все курсанты. На нашем этаже в роте у командира был свой кабинет, где он занимался делами роты и позволял себе «принять рюмашку» для поднятия настроения. Нередко к нему заходили другие командиры рот, такие же офицеры, и тогда у них случался небольшой праздник. Если начальник ОрСО отсутствовал несколько дней в училище, то «Праздник» мог продолжаться каждый день! Но начальник ОрСО с морской фамилией Макаров (все его за глаза называли «Макар») был хитёр, непредсказуем, злопамятен и подслеповат. Его коронной фразой было: «Стой, курсант! Я тебя знаю! Эй, вы трое, идите оба сюда!» Он тоже был кап.три (капитаном 3-го ранга), но, как говорится, важно не звание, а должность. Если он шёл по территории училища, то вокруг него создавался вакуум: даже офицеры избегали встречи с ним. Как говорится: «обходи трамвай спереди, автобус сзади, а дурака – за километр!» У Макара был синдром глубоко пьющего человека, который «подшился» и теперь срывает злобу на окружающих из-за невозможности выпить самому. Таких обычно называли «торпедоносец», так как капсулу («торпеду») медики вшивали в тело клиента в труднодоступном месте. О наличии «торпеды» вряд ли кто-либо знал точно, но все симптомы были налицо! Зная, что офицеры, несмотря на строжайшие запреты, всё равно втихаря выпивают в Училище, он устраивал облавы на них. Поскольку наша рота находилась на втором этаже Экипажа №2 и окна Ленинской комнаты, гальюнов и кабинета командира роты выходили на крышу вестибюля первого этажа, то теоретически через любое окно можно было выбраться на крышу вестибюля и заглянуть во все окна. Если к нашему отцу-командиру приходили товарищи офицеры «на рюмку чая», то писарь роты по распоряжению командира предупреждал дежурного по роте и дневальных, чтобы они, в случае появления Макара докладывали тому, что командир отсутствует. Макар шестым чувством знал, что офицеры сейчас пьют, но застать с поличным не мог! Это его бесило! И он, игнорируя информацию, полученную от дневального, что командира нет в роте, вылезал через окно Ленинской комнаты на крышу вестибюля экипажа и заглядывал в окна командирского кабинета. Пока он дёргал ручки рам, ища не забитое гвоздями окно, дневальный мчался к двери кабинета и орал шёпотом в дверь: «Атас! Макар идёт на крышу!» В кабинете была лёгкая паника, окно мгновенно зашторивалось занавеской, был слышен звон стекла, убираемого со стола, офицеры под столом и стульями экстренно принимали положение «лёжа», и наступала мёртвая тишина. Макар, матерясь, вылезал на крышу, подслеповато щурился через занавеску командирского окна, пытаясь разглядеть обстановку внутри помещения, но это похоже ему не удавалось. Пунцовый, сжимая кулаки и метая глазами молнии, он покидал помещение под команду дневального: «Рота, смирно!»
Спустя какое-то время офицеры рысцой покидали расположение роты и успокоенный дневальный подавал команду: «Рота, вольно!» Писарь закрывал отдыхающего в кабинете командира на ключ до вечера. А вечером два подвахтенных дневальных одевали командира в его шинель, сверху водружали фуражку и, поддерживая под руки нетвёрдо ступающего отца-командира, сопровождали его через весь город на метро до дома, где передавали из рук в руки командирской жене. А наутро, в 07.00, гладко выбритый, пахнущий одеколоном и абсолютно трезвый отец-командир проверял во вверенной ему роте производство команды «Подъём»!
Как нам потом рассказывали ребята, на Кубе, в порту Гавана, на причальной стенке пирса, огромными буквами по-русски белой краской было написано: «Макар – дурак!»
Закончилось всё для него плохо. Вероятно, не выдержав лечения, он на следующий год был в пьяном виде остановлен в городе военным патрулём, вступил в пререкания, был задержан и доставлен в гарнизонную комендатуру. Больше в Училище мы его не видели.
XI.
Поскольку офицерская зарплата ограничена суммой оклада и надбавки за звание, а жена командира прекрасно знает, сколько денег получает её «благоверный», то наш отец-командир знал тысячи способов получить желаемое «горючее» без сокращения денежного довольствия своей семьи. За каждый проступок, курсант был обязан принести командиру
Когда большинство курсантов поняли, что брюки с «клиньями» носить категорически запрещено, всеми были пошиты у городских портных чёрные брюки «клёш» с соблюдением всех деталей, присущих флотским форменным брюкам. В таких брюках ходили исключительно в увольнение, покрасоваться перед девушками. Хранились они в рундуках кубриков, не на виду, но и не особо спрятанные. В один прекрасный день вся рота, вернувшись после утренних занятий в экипаж, обнаружила, что все «шитые» брюки исчезли из рундуков. Народ возроптал! Но командир роты на общем построении показал всему строю огромный полотняный мешок, в котором и находились все наши неуставные брюки.
Когда рота была на занятиях, командир дал дневальному пустой мешок и устроил «шмон» по всем рундукам. Неуставные брюки изымались и помещались в мешок. Таким образом, все, включая старшин, оказались «без штанов» (неуставных)! Командир приказал мешок прошнуровать и опечатать. Дневальный скрепя сердце выполнил приказание. После этого командир сказал, что если ещё раз обнаружит неуставные предметы в кубриках, то разговор будет совсем другой! «Лучше не будите во мне тигра!» – предупредил он. Далее он сказал, что сейчас поместит этот мешок в кладовую в подвале нашего здания под замок и выдаст нам всё обратно только по окончании пятого курса. Строй проводил глазами, полными печали, удаляющегося дневального с мешком и, проклиная судьбу, отправился продолжать обучение.
Прошёл примерно месяц. Войдя как-то раз в роту, я заметил некую суету на этаже.
Время от времени кто-нибудь из курсантов осторожно входил в кабинет командира и вылетал оттуда с брюками в руках. Как выяснилось, пара старшин решила вернуть себе «конфискат» и каждый преподнёс командиру по «объяснительной». Это было роковой, но счастливой для остальных курсантов ошибкой. Отец-командир благосклонно принял дары и убрал «объяснительные» в командирский сейф. Затем прочитал небольшую лекцию о необходимости поддержания уставных отношений в роте. И, взяв устное обещание с «принесших дары» «унести своё барахло из роты к родственникам в город, к чёртовой матери!», приказал дневальному принести мешок. Как только приказание было выполнено и счастливые и довольные просители ушли от него со «своим барахлом», командир открыл сейф, чтобы наконец-то продегустировать подношение. Получилось недурственно!
Потом ещё разок, и ещё! Когда кто-то из курсантов, постучавшись и не услышав ответа, вошёл к нему в кабинет, то увидел сладко спящего за столом командира, слегка похрапывающего и склонившего на руки свою курчавую голову. Открытый мешок стоял перед столом и манил своим содержимым. В открытом сейфе была видна одна, уже полупустая, «объяснительная». Когда курсант появился из дверей кабинета с брюками в руках, мгновенно образовалась живая очередь из желающих вернуть «свои кровные». Всё происходило в полной тишине. Только слегка хлопала дверь и слышались быстро удаляющиеся шаги. Через несколько минут мешок был пустым. Причём мне удалось найти и вернуть именно свои брюки. Остальным могло повезти меньше или совсем не повезти, так как некоторые вылетали с несколькими парами («потом разберёмся»)! Глубоким вечером два подвахтенных дневальных, держа под руки, сопровождали отца-командира знакомым маршрутом для передачи его из рук в руки командирской жене!
А мы стали теперь хранить свой «шитый неуставняк» в кубриках, в образцово застеленных койках. Между матрасом и простынёй!
XII.
Количество и качество знаний, получаемых курсантом за весь период обучения на РТО в ЛМУ ММФ, поражает! Выпускник должен был уметь передавать и принимать на слух радиотелеграфные сообщения со скоростью 110 знаков в минуту с записью на пишущей машинке. Знать и использовать всё радио-, радионавигационное и электронавигационное судовое оборудование. Быть способным вести радиотелефонные переговоры и использовать техническую и служебную документацию на английском языке. Уметь устранять поломки и производить техническое обслуживание вышеуказанного оборудования. Нести самостоятельную вахту в эфире согласно расписанию и обеспечивать безопасность жизнедеятельности человека на море. Всё это выпускник ЛМУ ММФ СССР реально мог делать, работая на морском (речном) флоте. Недаром выпускнику РТО вручались два диплома: радиооператора 2-го класса (международного образца) и радиотехника (общеустановленного образца для средних специальных учебных заведений СССР). Чтобы получить заветные дипломы, требовалось за весьма ограниченное время пройти полный курс по многочисленным учебным дисциплинам, успешно сдать зачёты, лабораторные и курсовые работы, а также семестровые экзамены, получить положительные отзывы о прохождении плавательной практики на действующих судах различных пароходств и сдать Государственные экзамены. Поэтому курсанты каждого курса очень отличались своим уровнем знаний, профессиональной подготовки и способностями принимать самостоятельные решения. Приём в Училище производился на базе 10-летнего школьного образования. Сразу на второй курс (ранее был приём после 8 классов школы, но потом от него отказались, а система курсового обучения осталась прежней). Поэтому поступивший в Училище сразу с гордостью носил на рукаве курсовой знак с двумя «галочками». На этом «гордость» второкурсников и заканчивалась. Каждому курсу присваивалось своё меткое и ёмкое литературное название: